Страница 8 из 10
Эта утратившая потребительский интерес обувь вызывающе требовала внимания и одновременно являла собой справедливость, возмездие, укор и несправедливость. Не сочетаемое сочетание то и дело посылало сигналы назидательного характера, которые улавливались только моими и Володиными рецепторами совести. Но где была та неуловимая грань, отделяющая справедливость от издевательства, возмездие от снисходительности, никто из нас не ведал. Поэтому «висящий» над нами объект и будоражил наше сознание, и требовал скорейшего разрешения конфликта во избежание нежелательных последствий. Но мы были молоды, упрямы, амбициозны и лишены рассудительности.
Мы с Николаем заняли позицию на западной стороне озера. Скрадок расположили по центру в небольших кустиках тамарикса, куда натаскали тростника и обложили им наше убежище, чтобы утки не заметили нас.
Как только строительно-камуфляжные работы были завершены, мы поставили рядом с собой ружья, разложили боеприпасы, договорились о порядке и очередности стрельбы, после чего в предвкушении решительного боя закурили, пытаясь скрыть тем самым нарастающее волнение.
Минуты замедлили свой ход. Наш судьбоносный ориентир в виде солнца, призванный указать направление, по которому полетят пернатые, продолжал беспечно светить на небосклоне, явно не желая покидать его.
Мир затих в предчувствии грядущей битвы.
Но вот эту хрупкую тишину нарушили чьи-то шаги по воде. На краю озера обозначился Владимир Петрович. Он на какое-то время остановился, соображая, куда идти, а затем вдруг метнулся в сторону, будто его застали за неблаговидным делом, и исчез в тростнике.
– Володя, это ты? – на всякий случай крикнул Николай.
Володя не ответил, желая оставаться незримым.
А тем временем светило рухнуло к краю горизонта, и на его слепящем фоне появились темные фигурки уток, напоминающие бутылки с вытянутыми вперед горлышками. Они шли прямо на нас. Мы приготовились к отражению атаки, но птички нарисовались так неожиданно, так стремительно выросли в размерах, и так мгновенно исчезли из вида, что мы только успели вскинуть ружья и тут же их опустить. О какой очередности могла идти речь? Дай бог успеть выстрелить!
Ждать следующего пришествия пришлось недолго. Как только на диске солнца появились черные силуэты пернатых, мы тут же открыли огонь на поражение. Но, видно, малость поспешили. Утки со свистом пронеслись над нами в тот момент, когда из стволов, извиваясь, исходил сизый дымок сгоревшего пороха.
Мы перезарядили ружья и выставили их навстречу неуязвимой дичи.
– Надо стрелять, когда видишь зрачок глаза утки, – со знанием дела наставлял Николай. – Это наиболее верное расстояние.
С появлением первых очертаний следующих уток мы, увлеченные страстным желанием узреть утиные зрачки, прозевали момент выстрела. Я выразительно посмотрел на советчика, но промолчал. Николай виновато потупил взгляд.
– Я думаю, – не выдержал я, – надо начинать стрелять, как только нарисуется голова. Причем по ней и бить, то есть без всякого упреждения. На штык.
При заходе очередной партии сосудообразной дичи мы выждали, когда можно было разглядеть голову птицы, и открыли огонь, но успели произвести только по одному выстрелу. Нажать на спусковой крючок во второй раз мы не смогли, потому что утки были уже за спиной. Стрелять же с разворота в угон мы объективно не успевали, потому что производили выстрелы с колена, и к тому же утки, миновав нас, сразу же исчезали за стеной тростника.
– Поздно начали стрелять, – заметил Николай.
И только с пятого раза после наших выстрелов упала первая утка. Данное обстоятельство развеяло миф о неуязвимости утки как объекта любительской охоты.
Мы продолжали отстреливаться. Собирать уток не оставалось времени. Стреляли уже не с колена, а стоя во весь рост, что положительно отразилось на результатах стрельбы.
Но темнело очень быстро, патроны таяли. Утки вихрем проносились над нами и тут же плюхались на воду.
Я поймал себя на мысли, что со стороны Вовика выстрелов не было. До него утки просто не долетали. И тут я заорал.
– Какого черта ты там сидишь? – имел я в виду Владимира Петровича. – У нас уже патронов нет. Скорей сюда.
Но Владимир Петрович был нем, как рыба.
Уже в полной темноте я произвел свой последний, поистине королевский выстрел. Стрелял на свист, не видя самих уток, и, к моему удивлению и радости, к ногам грохнулся крупный селезень кряквы.
С помощью фонарика мы принялись отыскивать убиенных птиц. В скольких мы попали, и кто именно из нас отличился – ответа не было. Если утки и падали, то за спиной, мы видеть их не могли. И не могли судить – подбитая или невредимая птица приводнялась с грохотом.
В итоге мы собрали восемь голов и отправились в лагерь. По пути луч света от фонарика выхватывал из темноты плавающих уток, которые уже не взлетали, потревоженные нами, а лишь потихоньку отплывали к середине озера. Но патронов у нас уже не было.
У костра сидели Владимир Петрович и Юрик. Нас дожидался плов из говяжьей тушенки, приготовленный Юрием Ивановичем, и прощальная стопка, венчавшая исход нашей битвы.
Я снял сапоги и протянул их Володе.
– Спасибо, выручил, – произнес я и, обращаясь к Николаю, отдал распоряжения на утро. – Завтра надо вернуться на наше место и внимательно осмотреть его. Там могут быть подранки. Да и на озере уток осталось много.
Это означало, что утро следующего дня я проведу в лагере, а у ребят остается еще один шанс для того, чтобы поставить победную точку в нашей охоте.
О «БАБЕ» И УТИНОЙ ОХОТЕ
Стремление украсить унылый пейзаж, привнести в однообразие ландшафта знаки человеческого присутствия в конкретной местности и при этом каким-то образом отобразить уровень культурного развития местного населения – живо у многих народов с незапамятных времен.
Примеров тому великое множество.
Советские ваятели по воле властей внесли в это всенародное движение свой неповторимый колорит. С той же целью – оживить неказистые картинки природы – по обочинам автомагистралей, проложенных в пустынной местности, они выставляли свои незабвенные творения, пронизанные трепетным отношением к идеологии того времени. Как и сам строй, эти скульптурные изображения были выполнены из железобетона и воплощали гегемонов общества – рабочих и крестьян, а также свидетельствовали о наличии в Cтране Советов диких животных, чаще всего оленей и орлов…
I
Легендарный «Москвич-412» уносил нас, четырех молодых людей, еще недавних школьных приятелей, навстречу с «бабой».
Под «бабой» Владимир Петрович, владелец авто и инициатор данной поездки на утиную охоту, подразумевал железобетонную крестьянку со снопом хлебных злаков, установленную у шоссе на взгорке. Именно от изваяния труженицы села шла дорога на затерянное в пустыне прибалхашское озеро Алаколь – наш конечный пункт назначения.
По пути мы заехали в поселок Аксуек. Это было чистенькое, ухоженное поселение работников среднего машиностроения. К этой отрасли производства в СССР относились предприятия, работающие на «оборонку». Они имели особый статус и московское обеспечение. То есть в продуктовых магазинах по месту проживания трудящихся «СРЕДМАШа» можно было увидеть, а иногда и приобрести, различные колбасы, сыры, сигареты «Ява» и даже сгущенное молоко.
Отоварившись дефицитом, мы в приподнятом настроении двинулись к намеченной цели. До встречи с «бабой» оставалось проехать километров сорок.
Была пятница. Мы сорвались с работы перед обедом, рассчитывая еще засветло добраться до места и поохотиться на вечерней зорьке.
Время двигалось к исходу дня. И тут Юрий Иванович вспомнил, что с утра ничего не ел и осторожно поинтересовался.
– Может, перекусим?
Владимир Петрович тут же разразился гневной тирадой, как будто только и ждал этого вопроса.