Бич небесный

– Люди могут привыкнуть к чему угодно, – сказал Алекс.

– Ничего подобного, дурик, – резко отозвалась Кэрол. – Ты так считаешь только потому, что ты еще молодой.

Она покачала головой.

– Как ты думаешь, сколько мне лет?

– Тридцать три? – предположил Алекс. Он знал, что ей было сорок два.

– Да что ты, мне почти все сорок! Когда-то у меня был малыш, которому сейчас могло бы быть как раз столько лет, сколько тебе. Но только он помер.

– Очень жаль это слышать.

Кэрол взмахнула киянкой. Дзынь! Бух! Клинк-клинк-клинк.

– Да, говорят, ребенок помогает сохранить брак живым, и это, в общем, на самом деле так, потому что, когда у вас есть ребенок, вам есть на что обращать внимание, кроме как друг на друга. Но никто никогда не говорит о том, что потеря ребенка может убить брак. Брынь! Гр-рум!

– Видишь ли, я тогда была молодой и такой глупенькой, и мы с тем парнем частенько дрались, но, черт побери, я вышла за него по своей воле! Мы подходили друг другу. А потом наш ребенок умер. И мы так и не смогли приноровиться к этому. Никак. Это просто убило нас. Мы после этого просто не могли смотреть друг на друга.

– А от чего умер твой ребенок?

– От энцефалита.

– Серьезно? Моя мама умерла от энцефалита.

– Шутишь! Какая волна?

– Эпидемия двадцать пятого года, она сильно свирепствовала у нас в Хьюстоне.

– А-а, ну это была поздняя. Мой-то малыш номер в две тысячи четырнадцатом. Тогда еще было чрезвычайное положение.

Алекс промолчал.

– Ты не подашь мне вон ту здоровенную струбцину?

Алекс стащил с плеча моток смарт-веревки и положил на нее руку в перчатке. Тонкая черная веревка мгновенно скользнула по блистерному полу, выгнулась, словно кобра, ухватила один конец струбцины своей окованной металлом петлей и подняла ее в воздух. Слегка покачиваясь в петле, инструмент проплыл через помещение и завис в воздухе под рукой у Кэрол.

– Иисусе, да ты здорово наловчился управляться с этой штукой!

Кэрол осторожно, чуть ли не робко, взяла струбцину из петли. Веревка хлестнула обратно и вновь обвилась вокруг плеча Алекса.

– Мне нужно кое-что сказать тебе, – проговорил Алекс.

Она зажала струбциной бампер и навалилась всем телом, сгибая его.

– Я знаю, – проворчала она. – И жду, пока ты начнешь.

– Ты знаешь Лео Малкэхи?

Ее руки замерли на струбцине, она подняла на него глаза, словно олень, завидевший фары автомобиля.

– Ох, черт!

– Да, вижу, что знаешь.

– Знаю. И что насчет Лео?

– Он был здесь в лагере вчера. Приехал на грузовике. Он хотел повидать Джерри – так он сказал.

Кэрол глядела на него во все глаза.

– И что произошло?

– Я отшил его – не позволил ему войти в лагерь. Я сказал, что буду драться и что в палатке сидит человек, готовый его пристрелить. С ним был рейнджер – тот следопыт, который приходил сюда раньше. Его я тоже не пустил.

– Господи Иисусе! Почему?

– Потому что Лео – дерьмо. Потому что он наркоделец, вот почему.

– Откуда ты набрался этой чепухи?

– Послушай, я просто знаю это, ясно? – Алекс кашлянул и понизил голос. – Этот бизнес имеет свою атмосферу, достаточно раз соприкоснуться с ней, чтобы ее почувствовать.

С его стороны было ошибкой позволить себе так взволноваться. Внутри его груди словно бы отдиралась какая-то пленка.

– Как он выглядел? Лео?

– Очень гладкий. Так, что мороз по коже, – настоящий нарк.

– Да, точно, это он. Он ужасно обаятельный.

Кэрол подняла киянку, посмотрела на нее пустым взглядом и положила обратно.

– Знаешь, – медленно проговорила она, – мне нравится Грег. Он очень мне нравится. Но когда наступает мертвый сезон, я не получаю от этого парня ни единого словечка. Ни звонка, ни е-мэйла. Он может где-нибудь лазать по горам, или снимать водопады, или трахаться с кем-нибудь, но он никогда не позовет меня, никогда!

Она помрачнела.

– Вот почему тебе стоит быть поласковее с Джейни. Это не то что другие романы у нас в бригаде, если это можно назвать романами, – то, что у нас происходит, когда сходятся вместе наши торнадоловы. Но Джейн по-настоящему любит Джерри. Она предана ему, она ласкова с ним, ради Джерри она готова идти хоть в пекло! Если бы у меня была такая сестра, а я была ее братом, я постаралась бы хоть немного присматривать за своей бедной сестренкой, я постаралась бы как-то помочь ей, сделать так, чтобы у нее все было хорошо…

Алекс некоторое время переваривал это странное заявление и пришел к единственно возможному заключению. В его гортани уже начинало серьезно саднить.

– Ты что, хочешь сказать, что ты трахалась с Лео? – Кэрол воззрилась на него. На ее лице было написано признание вины.

– Надеюсь, мне никогда не придется бить тебя, Алекс. Потому что с такими парнями, как ты, трудно удержаться, чтобы не ударить.

– Ничего, – хрипло произнес он. – Я так и думал, что у Лео в лагере должен быть свой человек. Поэтому я и не сказал никому до сих пор. Все не могу сообразить, как бы мне донести новости до его высочества.

– Ты хочешь, чтобы я рассказала об этом Джерри?

– Да. Если ты не против. Это было бы неплохо. – Он перевел дыхание.

– Скажи Джерри, что я не хотел пускать Лео в лагерь, пока Джерри не даст своего согласия.

– Ты знаешь, кто такой Лео? – медленно проговорила Кэрол. – Лео – это то, чем мог бы стать Джерри, если бы хотел трахать людям мозги вместо того, чтобы трахаться со всей вселенной.

– Я не знаю, что такое Джерри, – ответил Алекс. – Я еще никогда не видел ничего похожего на Джерри. Но Лео… спроси любого нарковакеро в Латинской Америке про такого, как Лео, и любой тебе скажет, что это за парень и чем он занимается. Об этом могут не знать здесь, в Estados Unidos,[51] но в Сальвадоре знают, и в Никарагуа знают, везде все всё знают, черт побери, – это не секрет ни для кого!

Его скрутил приступ кашля.

– Что за чертовщина с тобой происходит, Алекс? Ты выглядишь ужасно.

– А вот это вторая вещь, о которой я хотел поговорить с тобой, – сказал Алекс.

Запинаясь, он принялся объяснять ей, в чем дело. К тому времени, как он закончил, Кэрол была довольно бледной.

– И они называют это промыванием легких? – спросила она.

– Ну да. Но не важно, как они это называют. Суть в том, что это работает, это действительно помогло мне!

– Дай-ка мне посмотреть на твою канистру.

Алекс с усилием взгромоздил пластиковую медицинскую канистру на верстак. Кэрол, прищурившись, всмотрелась в красно-белую клейкую этикетку.

– Пальмитиновая кислота, – медленно прочла она вслух. – Анионные липиды. Силиконовое поверхностно-активное вещество. Фосфатидилглицерин… Боже милосердный, что за ведьмовское зелье! А это что еще за дерьмо, вот это, вся эта писанина на испанском?

– «Изотерма РА/SР-В1-25m на NANCO(3)буферизованной солевой субфазе», – быстро перевел Алекс. – Здесь в основном просто повторение по-испански тех же самых основных ингредиентов.

– И я должна засунуть трубку тебе в глотку и закачать тебе внутрь это дерьмо? А после этого перевернуть тебя вверх ногами?

– Да, в целом все правильно.

– Прости, но это без вариантов.

– Кэрол, послушай. Я болен. Я болен гораздо сильнее, чем кто-нибудь из вас представляет. У меня глобальный синдром, и в настоящий момент он собирается приняться за меня по-настоящему. И если ты мне не поможешь – если хоть кто-нибудь мне не поможет, – я могу попросту загнуться здесь у вас, и это займет совсем немного времени.

– Почему ты не хочешь вернуться домой?

– Дома мне не смогут помочь, – просто сказал Алекс. – Все их деньги не могут мне помочь; никто не может понять, что со мной не так. Нельзя сказать, чтобы они не пытались, но, видишь ли, это не просто энцефалит, или холера, или еще какая-нибудь из этих штуковин, которые убьют тебя по-быстрому и успокоятся. Мне не так повезло. То, чем я болен, – это одно из этих комплексных заболеваний. Экологическое, генетическое – черт его разберет. Меня начали штопать с тех пор, как мне исполнилось шесть дней. Если бы я родился в какое-нибудь другое время, я был бы мертв еще в люльке.

51

Соединенных Штатах (исп.).