Страница 11 из 45
— Ничего подобного. Мы, англичане, должны горой стоять друг за друга, а я собираюсь в Детройт. Через неделю мой адрес будет «Детройт, лучший отель города, Джону Пилигриму». Если угодно, помогите мне туда добраться, но…
— У меня всего десять долларов, — прервал я, глубоко тронутый печальными глазами Пилигрима. — Они к вашим услугам.
— Вы крайне любезны. Я их верну вам с лихвой.
— Мне надо идти, — сказал я.
— И мне, — сказал он.
Дивясь причудливым лабиринтам человеческого разума, я прошелся пешком и незаметно для себя очутился на Шестой авеню, близ 46-й Западной стрит; проживающие в том районе умельцы с пожатием плеч и сожалеющей улыбкой так обкорнают вам бриллиант, карат за каратом, что им и владеть-то не захочется, и, покачивая головой, так уничижительно отзовутся о ваших часах, что те сами собой остановятся. Под действием внезапного порыва я вошел в первую попавшуюся ювелирную лавку и, положив перед владельцем самородок Пилигрима, спросил, сколько можно получить за этот кусочек золота.
— Вы шутите? — сказал владелец. — Коли решили меня рассмешить, так лучше уж пощекотали бы. Почем у нас нынче свинец? фирма «Новинки Кьюджела» высылает такие штуковины по почте из расчета пятьдесят центов за дюжину. Стало быть, за доллар я вам достану две дюжины. Берется чайная ложечка свинца, плавится и выливается в холодную воду. Можно с чистой совестью дать рекламное объявление: «Двух похожих изделий не будет». Покроете позолотой — вот вам и самородок. Миниатюрный золотой слиток. Нет, серьезно, неужто вы за это деньги платили?
— И да и нет, — ответил я, сунул самородок обратно в карман и повернулся к выходу, но тут владелец лавки остановил меня.
— Погодите, мистер. Удачная подделка, да и позолота мастерская. Может, и стоит дать вам доллар-другой.
— Нет уж — отказался я, и во мне шевельнулось подозрение. Я стал нежно поглаживать самородок, не вынимая из кармана; на ощупь чувствовалась непередаваемая податливость чистого золота. А что до фокуса с расплавленным свинцом, то, как мне неожиданно вспомнилось, я и сам забавлялся лет тридцать назад, плавил покалеченных игрушечных солдатиков только ради того, чтобы поиграть с огнем. Недавно расплавленный свинец легко узнать на ощупь, у него зазубренные края. А мой самородок стар и пообтерся.
— Возможно, я и ошибся впервые за сорок лет, — сказал владелец. — Дайте-ка взгляну еще разок.
Ноя ушел оттуда и наведался в другую лавчонку, неподалеку; это было заведение типа комиссионного магазина. В одном окне под вывеской «Покупаем старинное золото», выставлена мешанина фальшивых украшений, допотопных часовых цепочек, ношеных золотых челюстей и булавок для галстука. В другой витрине аккуратно разложены бриллианты с ярлычками ценников — от двух до пятнадцати тысяч долларов. Здесь у владельца был такой вид, словно он не сегодня-завтра пойдет по миру с сумой.
Я положил перед ним самородок и нагло спросил:
— Сколько дадите?
Он внимательно осмотрел самородок, положил на чашку весов и взвесил, после чего обработал несколькими разными кислотами.
— Червонное золото, — сказал ювелир. — Откуда оно у вас?
— Друг подарил.
— Жаль, что у меня нет таких друзей. — И, обращаясь к кому-то в глубине лавки, крикнул: — Ирвин, поди на минуту.
Вышел некто помоложе.
— Что скажешь?
— Золото не африканское, — провозгласил Ирвин. — И не индийское. И не калифорнийское червонное. Значит, из Южной Америки.
— Умник. Правильно.
— Откуда вы знаете? — изумился я.
Ювелир пожал плечами.
— По опыту, — сказал он. — Откуда мы знаем разницу между солью и сахаром? По опыту… Рыночная цена этого самородка составляет около сорока долларов. Я тоже должен заработать на кусок хлеба — даю вам тридцать пять,
— Что-что?
— Тридцать шесть и ни цента более, — сказал ювелир, отсчитывая деньги. — А если ваш друг еще раз сделает вам такой подарок, приходите опять.
Я взял деньги, остановил такси и помчался обратно, в бар «Мак-Арон». Бармен глазел в потолок.
— Человек, с которым я сидел, — выпалил я, — где он?
Бармен ехидно улыбнулся.
— Надул тебя, да? Я проходимца за целую милю чую. Он мне сразу не понравился, едва только порог переступил. Я бы на твоем месте…
— Куда пошел?
— Не обратил внимания. После твоего ухода он заказал двойную порцию виски без льда, сунул мне десятидолларовую бумажку, оставил на чай из сдачи пятьдесят центов и ушел.
— Вот мой телефон, — сказал я. — Как только этот человек появится, звони мне в любое время дня и ночи и не выпускай отсюда до моего прихода. Получи пять долларов в задаток; с меня еще пять, когда позвонишь.
Но в «Мак-Ароне» Пилигрим больше не показывался.
Я наводил справки в верхах и низах — преимущественно низах, — но так и не напал на след. Разыскиваю человека: произношение английское, манеры располагающие, цвет лица как у малярика, поведение обманчиво-чудаковатое, любит распространяться о реке Амазонке и ее притоках. За любые сведения о местопребывании этого человека гарантирую солидное вознаграждение.
Ллойд Биггл-младший
У ЖЕЛЕЗНОЙ НЯНЬКИ (Пер. с англ. Ан. Гаврилова)
Профессор Освальд Дж. Перкинс был последним человеком, кого я хотел бы встретить в это утро, но стоило мне только войти в здание почты, как я увидел его прямо перед собой — он стоял и протягивал мне руку. Мне оставалось либо поздороваться с ним, либо повернуться и убежать. Я пожал ему руку. Спросил о здоровье, поинтересовался, не знает ли он, сколько еще продержится жара, как аллергия его дочери и успехи в учебе сына, и не передавали ли что-нибудь про дождь.
Через четыре минуты я исчерпал все возможности для поддержания разговора и начал испытывать некоторую неловкость. Спас меня почтмейстер Шентц. Он высунулся из окошечка для продажи марок и заорал:
— Какой позор, черт возьми!
Тонкие губы профессора сложились в ироническую усмешку, он покачал головой.
— Машины лишают людей работы с того самого момента, как люди начали их делать, — сказал он. — Большинство людей находят другую работу, и все в результате оказываются в выигрыше, потому что машины работают лучше. Как только какая-нибудь машина сможет делать мое дело добротнее, чем я, — с удовольствием уйду на отдых. Но такую машину еще не сделали, и не думаю, что когда-нибудь сделают…
Мы стояли у окошка для продажи марок.
— Я только что разговаривал с Сэмом Бейерсом, — сказал я профессору. — Он купил целую страницу в воскресном номере газеты для своей рекламы и пишет, что у его робота уже более восьмидесяти учеников по классу скрипки и что за одно занятие они делают такие же успехи, как за шесть месяцев обычного обучения. Он сказал мне по секрету, что через неделю у вас не останется ни одного ученика.
— Я знаю двух учеников, которые у него останутся, — прорычал Штенц. — Не поз волю, что6ы моих внуков учил скрипке какой-то там робот.
— Очень мило с вашей стороны, — пробормотал профессор Перкинс. — Но Сэм Бейерс знаете ли, не далек от истины. Сегодня утром у меня было двадцать четыре ученика. Когда я вернусь домой, то узнаю, наверное, что трое или четверо из них отказались продолжать занятия. Еще неделя — и у меня останется только два ученика — ваши внуки. Зачем людям платить зато, что они могут получить даром?
— Сэм Бейерс — мошенник, — сказал мне Шентц. — Зря вы приняли его рекламу.
— Сэм — неплохой парень, — возразил я. — Мне не нравится то, что он затеял с этим своим роботом, но коль скоро в его объявлении нет ничего предосудительного, я не могу ему отказать.
Штенц мрачно покачал головой.
— Может быть, если профессор напечатает свое рекламное объявление…
— Я предлагал ему это сделать, причем бесплатно, но он не согласился.
— В этом нет необходимости, — ответил профессор. — Через неделю почти все мои ученики перейдут к Бейерсу. Примерно через месяц они начнут возвращаться ко мне. Я могу подождать. Мои ноты пришли?