Тридцать один. Огневик

– А с кем можно? – пробормотал я.

Директор не расслышал, попытался приобнять за плечо, не дотянулся и взял под руку.

Я сжался. Единственное препятствие между мной и тайной канцелярией – грязь под ногтями. Избавившись от неё, я окажусь в руках Сыча без защиты.

Вместе с управляющим, я сделал шаг к глухой стене и в ней прямо на глазах появилась металлическая дверь с засовом.

Голем потряс головой.

– Такое изобилие магических субстанций пагубно сказывается на моём состоянии, – забормотал он.

Я только глаза закатил. Нарочно что ли эти словечки придумывает? Супстанции сами по себе звучат странно, а уж вместе с чем-то пагубным и вовсе зловеще.

Дверь выдернула из стены засов и открылась в коридор. Торцы ощетинились ригелями и защелками. Снизу выдвинулось шесть механических лап, вверху распахнулось решетчатое окно, за которым билось багровое пламя. В языках огня угадывались глаза-буркала и кривая пасть. Такого я даже в академии не видел. Железные когти вонзились в отверстия в полу. Громко щёлкнуло, и по тюрьме эхом раскатился глубокий гул. В двери́ застучало и заскрежетало. Механические лапы оттолкнулись от пола, и коридор поехал мимо нас. По мрачным тёмным стенам плясали кривые отсветы багрового пламени. Гурьбой упирались в дверь, словно помогали протащить камеру к нужному месту. Мигали и дрожали от напряжения, то вспыхивая ярким заревом, то растворяясь в черноте коридора.

Я потёр глаза. Но сколько не жмурился и не тряс головой – ничего не менялось. Магам лень ходить даже внутри домов, вот и заставляют безотказные двери двигать стены, вместо того, чтобы лишний раз пошевелиться самим.

– Приехали! – радостно сообщил управляющий.

Дверь прекратила перебирать механическими лапами, и мы остановились.

Не без дрожи в коленях, я переступил порог и, подгоняемый директором тюрьмы, вышел к уборной. Бесконечный коридор тянулся в обе стороны и пропадал в темноте. Каждый шаг отдавался гулким эхом, но быстро стихал, пугаясь собственной дерзости. Тюрьма не переносит громких шагов. Здесь ступают медленно и осторожно, ведь никому неизвестно какой шаг может стать последним.

За спиной грохнуло, как в горах Тринадцатого тёмного объединенного мира. Вжав голову в плечи, я покосился через плечо. Дверь выдрала когти из пола, оторвалась от петель и, переваливаясь на шести ногах, подползла поближе, сверкая в полутьме цифрами «сто тридцать один», номером моей камеры.

Тюремщики звали этих металлических чучел железными стражами, а узники окрестили пёсиками. Они таскались за заключенными, не выпуская из виду ни на мгновенье. Наверное, поэтому из Благоградской тюрьмы ещё никто не убегал. Я вспомнил Каменную террасу в замке летучих обезьян. О ней, вроде, говорили то же самое.

Мой пёсик примостился рядом. Языки бурого пламени выскакивали из-за решетки, пытаясь меня лизнуть.

Директор потянул за руку, и я перестал озираться.

– Не волнуйтесь, вы столь известная личность, что обращаться с вами неподобающе не рискнет даже тайная канцелярия, – сообщил он.

Я недоверчиво помотал головой. Когда это я прославился? Я что Оливье? Хотя директору виднее. О популярности ему известно больше всех. Он тащится от знаменитостей, как орк от дурман-травы.

– Будем надеяться, – недовольно заметил Евлампий.

– Никак не привыкну к вашему голему, – натужно улыбнувшись, выдавил управляющий. – Дрожу от одного голоса.

– От моего обделался бы! – грозно пропищал Оливье.

– А я к вашему стражу, – сознался я, стараясь не замечать скрежет железных лап по полу, а заодно дядины реплики.

Видим и слышим хранителя вкуса только я и Евлампий. Думаю, это всё из-за цепи. А вот как на неё попал Оливье – настоящая загадка. Он больше молчит, а когда злоба накапливается и распирает изнутри, выдаёт очередную гадость.

– И давно меня все знают? – поинтересовался я, проходя в уборную.

Длинный тёмный коридор с шершавыми голыми стенами и сводчатым потолком угнетал. Болтали, что его прогрызли подгорные черви в скале и никакая магия не разрушит этих проходов. А гильдия Камневаров притащила эту гигантскую глыбу из безвестных глубин неведомого мира.

В уборной до рези в глазах сверкали надраенные краны над умывальником, оттеняя почти чёрную плитку.

– После статей в Хронике тридцати миров, – удивленно сообщил директор. – Вы не читали?

– У нас отобрали все вещи, – холодно заметил Евлампий.

– О да, конечно. Мы всё исправим. Пришлю Вам лучшие номера.

– Мне вернут подписку? – обрадовался я.

Директор покровительственно кивнул.

– Могу пренебречь некоторыми правилами, тем более, что это не улика.

– Спасибо, – поблагодарил я, наклоняясь над раковиной.

– Что вы. Поверьте, статьи чудесные.

Я протянул руки, и вода брызнула из блестящего крана. Всегда считал, что чтение для помешанных на знаниях магов. Но раньше про меня не писали. Только один раз на стене туалета в академии: «Дворник метит территорию», но это не считается.

Оливье вздохнул.

– Дивный план, – пробормотал он. – Столько сил в пучину.

– Это ты наплёл в Хронику? – прошипел голем.

– Бросил кость, – парировал хранитель. – Хотел запрыгнуть в знаменитое тело, чтобы идти на всех парусах!

– Когда же ты ухитрился? – спросил я, изображая заинтересованность.

Получилось правдоподобно.

– Сто лет слухи распускаю, – протянул Оливье и, нахмурившись, взвыл. – Я тебе доверял. Ты клялся, что хочешь стать моим учеником, но не стал!

– Что вы сказали? – уточнил директор тюрьмы.

Я замотал головой.

– Ничего. Вода холодная.

– Да, – согласился управляющий. – Сколько прошу огневиков добавить пару заклятий, а они всё жмутся.

Закончив мыть руки, я показал чистые ногти.

– Так намного лучше. Идёмте!

Я набрал полную грудь воздуха и постарался придать себе уверенный вид. Даже подбородок задрал кверху, но при входе в приёмную директора зацепился за край ковра и чуть не упал.

– Чтоб их, этих домовых! – проворчал управляющий, взмахнув рукой. – Пыль сожрут, а ковёр не выправят, каждый раз одно и то же.

Невидимая сила подхватила меня и поставила на ноги. Даже отряхнула, охлопав рубаху и штаны. Везет же чародеям, и руками махать не надо. Оправляются, и то волшебством.

– Пыли на них не напасешься! – растерянно брякнул я, не зная, что добавить.

Уверенность поблекла. Спасибо магии, не дала позорно растянуться на полу.

– За домовыми следить надо. Ненадежные существа, – встрял голем.

– Чистая правда! – согласился директор и щелкнул пальцами.

Дверь в приемную захлопнулась и оставила железного стража в коридоре.

Сыч развалился на гостевом диване у стены, небрежно перетасовывая карты. Он с неохотой оторвался от созерцания огромного оранжевого цветка, занимающего противоположный угол комнаты. Над растением висели картины с директором тюрьмы и заключенными. Наверняка известными в Благодатных землях магами, чернокнижниками, учеными и защитниками. Они заменяли окно. В огромной каменной глыбе их просто-напросто не было.

Увидев нас, молодая помощница директора резко поднялась из-за длинного стола заваленного перемигивающимися огнями бумагами и вышла на встречу.

– Доброе утро, мастер Носовский, – проговорила она, опустив огромные зелёные глаза. – Доброе утро, господин директор.

– Мастер? Мастер! – запричитал Оливье. – Этот шелудивый пёс, мастер? Чем же он заслужил подобное обращение? Чем, я спрашиваю?

– Твоим завещанием, – шикнул Евлампий.

Хранитель вкуса горестно взвыл.

– Здравствуйте! – вежливо поздоровался я, стараясь не слушать дядины рыдания.

Управляющий кивнул и озабоченно посмотрел на подчиненную.

– Третий раз со мной здоровается, – тихо сообщил он. – Недавно работает, еще смущается при виде известных персон, – и громко добавил. – Вы можете идти, Ирина!

Услышав своё имя, помощница вздрогнула, и, бросив требовательный взгляд на Сыча, неохотно направилась к выходу из приемной.