Кубыш-Неуклюж

– Так ведь он, по твоим словам, жил в подъезде сталинской четырёхэтажки!

– Да, ночевал. И Лисичка с ним. У них там стояла миска с водой, еду им туда носили. Потом какая-то сука начала жаловаться. Приехали живодёры. Но все жильцы им дали такой отпор, что они дорогу туда забыли! Видимо, эта самая сука – не знаю, кто, десять дней назад выпустила ночью Лисичку, а вот теперь – Малыша. Но его зарезали.

– Это мы уже поняли. А Полкан где жил?

– Около второго подъезда. Там тётя Маша домик ему построила. Они жили вдвоём – Полкан и Беляш, очень добрый пёс. Полгода назад начальник управы распорядился очистить улицы от бездомных собак. Полкана, Лисичку и Беляша отвезли в приют. Полкана с Лисичкой мы из приюта забрали. А Беляша не нашли. Его очень жалко. Он был умнее, чем этот начальник управы! Полкана убили в марте, прямо около домика. Тётя Маша едва с ума не сошла!

– Ужасно, – вздохнула Света, – а почему она хотя бы одну из этих собак к себе не взяла домой?

– Она уже взяла двух! А с ней живёт дочка, зять и два внука. Квартира маленькая.

– Да, в этих лачугах особо не развернёшься, – полетел камень в огород Риты, – а что сказал участковый, когда вы к нему пришли?

– Сказал, что он сделает всё возможное. Это значит, что он не сделает ничего.

Пришлёпала Рита, завёрнутая в махровое полотенце. Она включила электрочайник, села за стол, взяла сигареты и закурила, воспользовавшись причудливой зажигалкой в виде дракона с рубиновыми глазами. При незначительном сжатии его шеи пасть открывалась, и из неё вырывалось пламя. Жоффрей вдруг встал. Он подошёл к Рите и начал страстно вылизывать её ноги. Она взяла его под передние лапы, и, невзирая на протестующее рычание, положила бочком к себе на колени. Бульдог отчаянно вырывался.

– Сними с него башмачок, – обратилась Рита к своей подруге.

– Снять башмачок? А если он вздумает кусаться?

– Сразу получит по морде.

Услышав это, Жоффрей мгновенно утихомирился. Он позволил снять с себя башмачок, а затем повязку.

– Ого! – воскликнула Света, рассматривая заметное вздутие на его задней лапе, между подушечками, – смотри, ему даже дренаж поставили!

– Что ещё за дренаж? – не поняла Рита.

– Тонкая трубочка, по которой стекает жидкость.

– Вот эта?

– Да.

– Ему много раз лекарство туда вводили, – сказал Серёжка, – блокаду делали. А ещё кололи антибиотики, да всё без толку.

Света молча сходила в комнату за бинтом. Накладывая повязку, она сказала:

– Зря они туда влезли.

– Зря? – встревожилась Рита.

– Думаю, да. Это не похоже на воспаление.

– А на что же это похоже?

– Чёрт его знает! Я не ветеринар.

Надев башмачок на больную лапу бульдога, Света его опустила на пол. Жоффрей вернулся в понравившийся ему уголок, вздохнул и улёгся. Глаза у него слипались. Вскоре он захрапел. Рита погасила окурок. Чайник вскипел, но все про него забыли. Время шло к четырём.

– Он что, зимой по всем этим реагентам ходил без обуви? – обратилась Света к Серёжке.

– Да, – признался последний.

– А почему?

– Да я этому особо не придавал значения. Думал – восемь зим отходил, отходит девятую. После каждой прогулки я лапы мыл ему с мылом.

– Ну и дурак! Мозги бы себе промыл. Короче, иди с ним в другую клинику, пусть возьмут цитологию. Кстати, он за последнее время не похудел?

– Да нет, не особенно.

Рита встала. Достав из шкафчика над плитой три большие кружки, она всем сделала кофе, кроме Жоффрея. Слушая шлёпание её голых ног по линолеуму, Серёжка очень жалел, что не видит их.

– Это была шутка, что ты – не ветеринар? – спросил он у Светы.

– Конечно, нет! Какой я ветеринар? Мне двадцать едва исполнилось, и я глупая. Ничего не умею, кроме как мыть полы. Но мою я их профессионально.

– Так ты уборщица?

– Театральная, – пояснила Света, отхлебнув кофе. Этот ответ показался Серёжке странным. Видя, что он растерянно заморгал, Рита усмехнулась.

– Эта двадцатилетняя романтическая натура хочет сказать, что она согласна задирать задницу только перед актёрами и актрисами-лесбиянками, чем до прошлой недели и занималась.

– В театре?

– Да. Она там была уборщицей. Кстати, в этом районе или в соседних районах театров нет? Ей требуется работа. Я не имею ввиду театр на Перовской. Он отпадает.

– Других театров поблизости я не знаю, – сказал Серёжка, – а вот элитной английской школе, которая здесь за автостоянкой, требуется уборщица. Надя, девчонка из шестьдесят второй вчера мне сказала, что ту, которая там работала, директрисе пришлось уволить.

– Я вчера проходила мимо этой элитной школы, – зевая, сказала Рита, – вряд ли она элитная. Я бы даже сказала, что она стрёмная. И за что эту бабу пришлось уволить? Надеюсь, не за растление малолетних? Если за это там увольняют, то Светочка не продержится и двух дней.

– Я не занимаюсь сексом с несовершеннолетними, – возразила Света, – тебе только по уму двенадцать, по паспорту – двадцать пять.

– Я правильно понимаю, что ты согласна работать в школе?

– В элитной – да. Но надо сначала поговорить с этой директрисой.

Серёжке сильно хотелось спать. Поблагодарив девушек, он поднялся. Тут же вскочил Жоффрей. Было непонятно, как он сквозь собственный храп сумел уловить движение друга. Рита самым любезным голосом пожелала гостям спокойного окончания ночи, а Света молча их проводила до самой двери. Она её заперла на оба замка, засов и цепочку, после чего вернулась, и, не садясь, обратилась к Рите с таким вопросом:

– Что же нам теперь делать, ваше величество?

– Ничего ты уже не сделаешь, – пробубнила Рита, зевая, – да и зачем? Что тебя опять не устраивает, моя дорогая? То, что ты уже не получишь красный диплом МГУ? Захочешь – получишь.

– Так я должна захотеть?

– Неужели я должна захотеть? Все мои хотелки перегорели. Я тебя не могу мотивировать ни на жизнь, ни на смерть! Я даже не знаю, что из них где.

– Да всё ты отлично знаешь! – вспылила Света, – и всегда знала. Поэтому и тянула меня за собой на дно. И не отпускала. Конечно, одной умирать тоскливо!

Не дожидаясь ответа, Света стремительно удалилась в ванную. Рита столь же стремительно пошла спать. Она целый час ворочалась, размышляя, что можно было ответить Свете. Но варианты на ум не шли. И уснула Рита с тяжёлым сердцем.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Утром, с шести до семи, Наташа красила волосы. А потом доделывала ремонт. Ей очень хотелось всё завершить до полудня, чтоб пообедать в приятной, праздничной обстановке, купив бутылку Мадеры. Задача была реальная. Оставалось только оклеить кухню обоями да приделать плинтусы. Комната и прихожая были уже оклеены. От потолков невозможно было оторвать взгляда – так аппетитно они белели дорогой краской, наложенной на шпаклёвку. Полы Наташа покрыла толстым линолеумом, решительно отказавшись от ламината. Она планировала на днях завести щенка. Щенки, как известно, делают лужи.

Кухня была совсем небольшая, так что работа не заняла много времени. Когда старый ворчун – холодильник был опять вдвинут в свой угол и взмыленная Наташа, собрав обрезки обоев в мусорное ведро, вкручивала в плинтус шуруп, во входной двери защёлкал замок. Наташа от удивления выронила отвёртку и поднялась. Одета она была лишь слегка, так как никого не ждала. Кто мог заявиться столь ранним утром, самостоятельно открыв дверь? Конечно, только хозяйка, Римма Валерьевна. Это было понятно. Но, кроме этого, ничего не было понятно. Её визит за деньгами планировался на среду, т. е. через пять дней. Что произошло?

Покинув пределы кухни, Наташа сразу всё осознала. Случилось то, что она не раз пыталась представить – не только в этой квартире, но и в других. За несколько лет она их сменила дюжину. Но не так. До сих пор с хозяевами особенных проблем не было, и она согласилась не заключать договор, чтоб Римма Валерьевна со спокойной душой могла не платить налоги. И вот хозяйка вошла с двумя полицейскими. Они уставились на Наташу, одетую лишь слегка, с большим любопытством. Неудивительно – ведь ей было лишь тридцать лет, а выглядела она от силы на двадцать.