Прелесть

Белсен оторвался от своего занятия и вынул сбоку из цилиндра ролик с записью. Потом торопливо подошел ко мне и опустился на колени возле машины, которую я почти дотащил до двери.

– Я не могу точно знать, что они из себя представляют, – сказал он мне. – Кристаллические. Конечно, я знаю, что они состоят из кристаллов, но из какого вида кристаллов, из какого типа? Поэтому я изготовил узконаправленный генератор ультразвука с постепенно меняющейся частотой. Какая-нибудь из них, я надеюсь, попадет в резонанс с их структурой.

Он откинул в маленькой машине дверцу и стал вставлять ленту с записью.

– Что-то вроде той скрипки, которая разрушила бокал, – сказал я.

Он нервно улыбнулся.

– Классический пример. Вижу, вы о нем знаете.

– Это все знают.

– Теперь слушайте меня внимательно, – сказал Белсен. – Нам надо только нажать эту кнопку, и запись начнет прокручиваться. Вот этой ручкой регулируется громкость, я поставил ее на максимум. Мы откроем дверь и потащим машину. И постараемся протащить как можно дальше. Я хочу подобраться к ним поближе.

– Но не слишком близко, – предупредил я. – Жуки только что убили собаку. Налетели несколько штук и прошили ее насквозь. Они как живые пули.

Белсен облизнул губы:

– Я предполагал что-то вроде этого.

Он направился к двери.

– Подождите, Белсен. А есть ли у нас на это право?

– Право на что?

– Право убить их. Они первые живые существа, прилетевшие к нам с другой планеты. Мы многое сможем у них узнать, если договоримся с ними…

– Договоримся?

– Ну, установим контакт. Попытаемся их понять.

– Понять? После того, что они сделали с собакой? И после того, что они сделали с вами?

– Думаю, что да. Даже после того, что они сделали с моим домом.

– Да вы сумасшедший! – крикнул Белсен.

Он распахнул дверь.

– Ну! – крикнул он мне.

Я помедлил секунду, потом взялся за ручку.

Машина была тяжелая, но мы подняли ее и вынесли во двор. Потом вытащили на улицу и остановились перевести дух.

Я посмотрел на свой дом и увидел, что жучиный патруль все еще кружится вокруг него на уровне крыши, сверкая золотом в лучах заходящего солнца.

– Может быть, – выдохнул Белсен, – может быть, мы сможем подойти поближе.

Я наклонился, собираясь ухватиться за ручку, но тут заметил, что круг разорвался.

– Смотрите! – завопил я.

Жуки мчались прямо на нас.

– Кнопку! – взревел я. – Нажмите кнопку!

Но Белсен молча продолжал стоять, глядя на жуков. Он оцепенел.

Я кинулся к машине, нажал кнопку, а затем бросился на землю, стараясь стать как можно меньше и тоньше.

Я не услышал никакого звука и, конечно, знал, что не услышу, но это не помешало мне удивиться, почему его нет. А вдруг оборвалась лента? – подумал я. Или машина не сработала?

Краем глаза я видел летящих к нам по широкой дуге жуков, и мне показалось, будто они застыли в воздухе. Но я знал, что это не так, что это всего лишь вызванная страхом зрительная иллюзия.

Да, я был испуган, но не так, как Белсен. Он все еще стоял во весь рост, не в силах шевельнуться, и с недоумением глядел на приближающуюся смерть.

Жуки были уже почти рядом. Так близко, что я различал каждое танцующее золотое пятнышко, – и вдруг они превратились в облачко сверкающей пыли. Рой исчез.

Я медленно встал и отряхнулся.

– Выключите ее, – сказал я Белсену и потряс его, выводя из оцепенения.

Он медленно повернулся ко мне, и я увидел, как с его лица постепенно сходит напряжение.

– Сработало, – вяло произнес он. – Я наверняка знал, что сработает.

– Я это заметил, – сказал я. – Теперь вы герой.

Я произнес эти слова с горечью, даже не знаю почему.

Оставив его стоять на месте, я медленно побрел по улице.

Дело сделано, подумал я. Правильно мы поступили или нет, но дело сделано. Первые существа явились к нам из космоса, и мы стерли их в порошок.

А не случится ли и с нами, когда мы отправимся к звездам, чего-либо подобного? Найдем ли мы там хоть немного терпения и понимания? И станем ли мы действовать столь же самоуверенно, как эти золотые жуки?

И всегда ли будут находиться Белсены, берущие верх над Марсденами? И будут ли чувство страха и нежелание понять всегда стоять на пути пришедших со звезд?

И самое странное, думал я, что из всех людей именно я задаю себе подобные вопросы. Потому что именно мой дом разрушили жуки.

Хотя, если поразмыслить, все это не стоило мне ни цента. Кто знает, быть может, я на них еще и заработал. Ведь у меня осталась агатовая глыба, а она стоит кучу денег.

Я бросил взгляд в сад, но глыбы там не было!

С трудом переводя дыхание, я побежал к дому, остановился у сада и в ужасе уставился на аккуратную кучку блестящего песка.

Я забыл, что агат, как и жуки, тоже кристаллический!

Я повернулся к куче спиной и побрел через двор, злой как черт.

Этот Белсен, подумал я, чтоб его разорвало вместе с его постепенно меняющейся частотой!

Я запихну его в одну из его машин!

И тут я замер на месте. Я понял, что ничего не смогу ни сказать, ни сделать. Белсен стал героем, и я сам только что произнес эти слова.

Он тот самый человек, что в одиночку отразил нашествие из космоса.

Так назовут его в заголовках газет и так станет думать весь мир. За исключением разве что нескольких ученых и немногих других – но с их мнением никто не станет считаться.

Белсен стал героем; и если я его хоть пальцем трону, меня растерзают.

И я оказался прав. Теперь Белсен герой.

Каждое утро в шесть часов он включает свой оркестр, и никто во всем квартале не говорит ему ни слова.

Вы случайно не знаете, во сколько обойдется звукоизоляция целого дома?

По спирали

1

Эмби Уилсону этот конверт всю жизнь испортил, причем самым вежливым и благопристойным образом. Адрес напечатали через новенькую ленту яркими черными буквами, но стандартный формуляр имел блеклый и убогий вид. В письме значилось следующее:

Д-ру Амброузу Уилсону

Кафедра истории

Вынуждены с прискорбием известить, что сегодня утром попечительский совет решил закрыть университет в конце текущего семестра.

Причиной сего решения является нехватка средств, а также прогрессирующая убыль числа студентов. Вы, разумеется, давно уже в курсе наших проблем, но тем не менее…

В письме были и другие слова, но читать их Эмби не стал. Вне всякого сомнения, дальше шла банальщина высшей пробы.

Что ж… чему быть, того не миновать.

Попечители как могли справлялись с чудовищными трудностями, но университет окончательно захирел. Когда-то здесь кипела жизнь, бурлила жажда знаний, пылала страсть к учебе; теперь же от былого великолепия осталось одно название.

Ибо раньше здесь был нормальный город, а теперь это город-призрак.

«Да и сам я без пяти минут привидение», – подумал Эмби.

Он отважно принял то, что не был готов принять еще вчера. Да какое там вчера, еще час назад он не признал бы, что последние тридцать лет (а то и больше) обретался в ненастоящем, невещественном мире. Цеплялся за старую жизнь, которую хотя бы умел жить, – а она становилась все более эфемерной, и, чтобы добавить ей осязаемости, Эмби изгнал мысли о просторах за пределами города на периферию сознания. Можно сказать, заключил их в интеллектуальную тюрьму.

И по вполне понятной причине, думал он, по вполне понятной и веской причине. Загородный мир никак не соотносился с мирком Эмби. Популяция кочевников – совершенно чуждых ему обитателей новой реальности – породила собственную неокультуру, пропитанную духом декаданса. Состряпала ее из двух ингредиентов: провинциальной ограниченности и древних народных сказок.

«Там ничего нет, – думал он, – ничего, что представляло бы интерес для такого человека, как я. Нет там для меня ничего ценного. Здесь же, в университете, я, как мог, поддерживал слабосильный огонек науки и былых традиций. Теперь же этот огонек угас и традиции навсегда затеряются во тьме. Не говоря уже о науке.