Прелесть

– Теперь нам всю ночь не сомкнуть глаз, – сказала она. – Нам еще не раз придется вскакивать и выпутывать из проводов бродячих кошек и собак. И я не верю, что этот камень из агата. Почему я должна верить Томми Гендерсону?

– Томми разбирается в камнях, – сказал Билли, защищая своего приятеля. – Если он увидит агат, то ни с чем не спутает. У него дома этих агатов целая большая коробка из-под ботинок. И он их сам нашел.

И спорим-то мы о камне, подумал я, хотя больше всего нас должно волновать поразительное происшествие с холодильником.

И вдруг мне в голову пришла мысль – смутная, ускользающая, прилетевшая неизвестно откуда – и принялась вертеться у меня в мозгу.

Я отогнал ее, но она вернулась, впилась в меня и потрясла до глубины души.

Что, если между холодильником и жуками есть какая-то связь?

Элен поднялась с пола.

– Вот, – с вызовом произнесла она, – это все, что я смогла сделать. Надеюсь, ковер не испорчен.

Но жук, подумал я, жук не может сдвинуть холодильник. Ни один жук, ни тысяча. Более того, ни один жук не захочет этого делать. Жукам плевать, в кухне он стоит или в комнате.

Элен вела себя по-деловому. Она разложила мокрые тряпки сушиться, потом прошла в комнату и выключила в ней свет.

– Теперь можем идти в спальню, – сказала она. – Если повезет, то удастся немного поспать.

Я подошел к приколоченному возле кухонной двери звонку и выдрал из него провода.

– Вот теперь, – сказал я, – мы попробуем уснуть.

Если честно, то уснуть я не надеялся. Я решил, что так всю ночь и не усну, потому что буду думать о холодильнике. Но все-таки уснул, хотя и ненадолго.

В половине седьмого меня снова разбудил оркестр Белсена.

Элен села и зажала уши.

– Нет, только не это!

Я встал и закрыл окно. Стало немного потише.

– Накрой голову подушкой, – посоветовал я.

Я оделся и спустился вниз. Холодильник стоял на кухне, все как будто было в порядке. По кухне ползало несколько жуков, но они ничего не делали.

Я приготовил себе завтрак, потом пошел на работу. Уже второй день я приходил в контору спозаранку. Если так пойдет и дальше, сказал я себе, соседи непременно соберутся и сделают что-нибудь с Белсеном и его симфонией.

Дела шли хорошо. За утро я продал три страховых полиса и договорился о заключении четвертого.

Когда я вернулся в контору после обеда, меня уже поджидал какой-то тип с безумными глазами.

– Вы Марсден? – брякнул он. – Тот, у которого агатовая глыба.

– Так мне сказали, – ответил я.

Человек был невысок, одет в потрепанные брюки цвета хаки и грубые ботинки. На поясе висел геологический молоток – этакая штука с молотком на одном конце головки и острым отбойником на другом.

– Я услышал о нем, – сказал человек возбужденно и немного воинственно, – и не смог поверить. Таких больших агатов не бывает.

Мне не понравился его тон.

– Если вы пришли сюда спорить…

– Вовсе нет, – сказал он. – Меня зовут Кристиан Барр. Как вы поняли, я геолог-любитель. Увлекаюсь этим делом всю жизнь. Имею большую коллекцию. Получаю призы почти на каждой выставке. И я подумал, что если у вас есть такой образец…

– И что?

– Короче, если у вас есть такой камень, я мог бы его купить. Но сначала мне надо на него взглянуть.

Я нахлобучил на макушку шляпу.

– Пошли.

Увидев камень, Барр закружил вокруг него. Казалось, он впал в транс. Он слюнявил палец и смачивал гладкие места. Он наклонялся и разглядывал его. Он его щупал. Он бормотал что-то себе под нос.

– Ну? – спросил я.

– Это агат, – сказал Барр, затаив дыхание. – Очевидно, цельный, одной глыбой. Посмотрите на эту неровную, пупырчатую поверхность – это обратный отпечаток вулканической полости, внутри которой он образовался. А здесь характерная крапчатость, которая тоже должна быть. И в тех местах, где поверхность надколота, видны раковинообразные трещины. И конечно, есть признаки ленточности.

Он отцепил от пояса молоток и слегка стукнул по глыбе. Она загудела, словно огромный колокол.

Барр застыл, у него отвисла челюсть.

– Он не должен так звучать, – объяснил он мне сразу, как только немного пришел в себя. – Звук такой, словно он внутри пуст.

Он стукнул снова. Глыба опять загудела.

– Агат – удивительный материал, – сказал он. – Он тверже самой лучшей стали. Вы могли бы сделать из него колокол, если бы только были в состоянии его обработать.

Он прицепил молоток к поясу и, пригнувшись, стал рассматривать глыбу со всех сторон.

– Возможно, это громовое яйцо, – пробормотал он. – Нет, не может быть. У громового яйца агат находится внутри, а не снаружи. И этот агат ленточный, а такие в громовых яйцах не встречаются.

– Что такое громовое яйцо? – спросил я.

Но он не ответил. Сидя на корточках, он разглядывал нижнюю часть глыбы.

– Марсден, сколько вы за него просите?

– Назовите сумму сами, – ответил я. – Понятия не имею, сколько он может стоить.

– Даю тысячу за такой, какой он есть.

– Не согласен, – сказал я. Не скажу, что этого было мало, но в принципе глупо соглашаться с первой же названной суммой.

– Не будь он пустой, – заметил Барр, – он стоил бы гораздо больше.

– Вы не можете точно знать, что он пустой.

– Вы же сами слышали, как он звучал.

– А может, он так и должен звучать.

Барр потряс головой.

– Здесь все неправильно, – пожаловался он. – Ленточные агаты не бывают такими большими. Ни один агат не бывает пустым. И вы даже не знаете, откуда он взялся.

Я не ответил ему. Незачем было.

– Посмотрите, – сказал он немного погодя, – в нем дыра. Здесь, возле дна.

Я согнулся и посмотрел туда, куда указывал его палец. Там была круглая аккуратная дырка не более полудюйма диаметром. И не просто пробитая, а с четкими краями, словно ее высверлили.

Барр пошарил вокруг, нашел прочную травинку и очистил ее от листьев. Она вошла в дыру фута на два.

Барр отклонился назад и замер, глядя на валун.

– Он пустой, это уж точно, – сказал он.

Я не обращал на него особого внимания, потому что меня понемногу начал прошибать пот еще от одной сумасшедшей мысли: «Эта дыра как раз такого диаметра, что через нее может пролезть один из тех жуков».

– Вот что я вам скажу, – произнес Барр. – Даю две тысячи и забираю прямо сейчас.

Я затряс головой, чтобы отделаться от того странного состояния, в котором связал воедино жуков и глыбу – ведь в глыбе была просверлена дыра по размерам жука. Я вспомнил, что почти так же связал воедино жуков и холодильник – хотя каждому должно быть очевидно, что жуки не могут иметь никакого отношения к холодильнику. Да и к глыбе.

Это не обычные жуки – ну, может, не совсем обычные, но все же жуки. Они задали задачку Добби, но сам же Добби первый скажет, что существует много неклассифицированных насекомых. Некоторые виды внезапно появляются неизвестно откуда и начинают процветать благодаря какому-то капризу экологии после многих лет тайного существования.

– Так вы говорите, что не возьмете две тысячи? – удивленно спросил Барр.

– Что? – спросил я, вернувшись на землю.

– Я только что предложил вам две тысячи за эту глыбу.

Я посмотрел на него долго и пристально. Он не был похож на человека, способного выбросить две тысячи ради хобби. Скорее всего, он сразу углядел сто́ящую вещь и хочет приобрести ее за бесценок. Ему хочется захапать эту глыбу раньше, чем я узнаю ее истинную стоимость.

– Мне хотелось бы подумать, – осторожно произнес я. – Если я соглашусь на ваше предложение, то как смогу с вами связаться?

Он грубовато мне объяснил и сразу попрощался. Его раздражало, что я не взял его две тысячи. Он протопал вокруг гаража. Немного позже я услышал, как он завел свою машину и уехал.

Я сидел на корточках и гадал, стоит ли соглашаться на две тысячи. Это большие деньги, и они мне пригодились бы. Но слишком уж он разволновался и слишком жадно на нее смотрел.