Князь Барбашин

А вот первой живностью, не считая птиц, кого увидели разведчики, стал чёрный медведь, ловивший на берегу рыбу. Услыхав голоса людей, он оставил свое занятие и, недовольно рыкнув, побрел к лесу.

– Ха, а мы, выходит не первые люди, кого мишка увидал, – усмехнулся абордажник Еремей, знатный охотник с берегов Онего-озера. – Видать часто тут местные самоеды ходят.

– Вот только к добру это или к худу, не ведомо, – вздохнул кто-то из-за спины.

– Ничто, – весело оскалился Еремей. – Вот острог поставим, пушки вытянем да порох просушим, а там и поглядим, что к добру, а что к худу.

И вот чтобы слова не расходились с делом, на следующий день часть мужиков отрядили на рубку леса. При этом большая часть всё также занималась разборкой трюмов "Аскольда". А небольшие отряды разведчиков, кроме знакомства с окрестностями, занимались и заготовкой продовольствия. Всё же на берегу оказалось почти шесть десятков мужиков, которые питались отнюдь не маковой росинкой.

Ну а поскольку никто не знал, каковы тут зимы, то решили первым делом построить большой бревенчатый сруб с печью, в котором можно было бы пережить и дожди, и морозы. А для лучшей обороноспособности соорудить по углам сторожевые будки, из которых было бы удобно отстреливаться.

Увы, не обошлось и без печального события. Море выбросило на берег останки троих погибших товарищей и их по православному обряду захоронили в местной землице. Службу, за неимением священника, провёл Донат.

Дольше всего думали-гадали о пашне. Благо, зерно на корабле имелось, так что можно было часть посеять под озимые, но не хотелось просто так потерять драгоценные зёрна. Вроде вокруг всё зеленело, но хватит ли плодородия местной землицы для овса и ржи, этого не знал никто. В конце концов, решили, что хуже не будет, зато в случае удачи по-весне можно будет пополнить запас, да полакомиться новым хлебом. Вот только работать мужикам пришлось вручную, ведь ни сохи, ни лошадок в округе отчего-то не наблюдалось. Но в трюме отыскались запасы железных кирок и заступов, а это всё лучше, чем ворочать землю деревянными лопатами и мотыгой из сучковатой палки.

На пахоту Третьяк, доросший из вахтенных начальников до старпома, собрал всю корабельную молодёжь. Приобщать их, так сказать, к однообразной и неблагодарной работе по расчистке и вспашке почвы. Но парни если и роптали, то не сильно: все понимали, что всё делается во их же благо.

Так и работали – лесорубы очистят участок леса от деревьев, а парни, идя следом, взрыхляли почву меж пеньков с помощью заступов, после чего удобряли, чем могли. Специально пал, конечно, не пускали, но вспаханную землю золой от сгоревших веток посыпали густо. После чего и зерно в землю высеяли. А тяжеленные стволы оттаскивали к месту стройки.

Время за работой летело незаметно. Вскоре на берегу речушки, выбранной для жизни, уже стоял большой, в два жилья сруб, а рядом с берегом начала пристраиваться банька. По окончанию сельскохозяйственных работ молодёжь всем скопом была перенаправлена на рытьё траншей под будущий частокол.

Кстати, кроме брёвен, пришлось помучиться и с пушками: тягать без телег многопудовые туши было тем ещё весельем. Зато порох, на счастье, промок не весь, и потому свои шансы при враждебном отношении аборигенов, робинзоны оценивали куда выше, чем до того, как укрепились на новом месте. Теперь они были готовы к любому знакомству.

И, разумеется, вскоре это знакомство произошло.

Аборигены, которых с лёгкой руки князя уже начали называть индейцами, появились из леса неожиданно, хотя сторожевые посты и были расставлены по периметру места зимовки. Что ж, умение своё быть невидимым местные индейцы показали во всей красе. Отряд человек в двадцать застыл на границе леса и с интересом рассматривал чем же занимаются пришельцы. А пришельцы, бросив работу и наспех вооружившись, тоже с интересом рассматривали индейцев.

Резко очерченные лица медного цвета, темные волосы, перехваченные кожаными ремнями с заткнутыми в них одним, двумя или тремя перьями, длинные конечности, куртки из дубленых шкур, широкие штаны, украшенные полосками кожи, и оружие, сделанное из камня и костей. Да-да, лишь у самого разодетого индейца – по-видимому местного вождя – был в руках бронзовый топорик. Топоры и наконечники копий остальных были либо каменные, либо выточены из кости, что вряд ли было опасным для кольчуг и байдан, но оставался ещё вопрос ядов. Как известно, дикари на подобные штучки великие мастера, а кольчуга от яда плохая защита.

Время шло, но оба отряда так и стояли на своих местах. Поняв, что играть в гляделки можно долго, Донат с силой вогнал топор в бревно и, подозвав двух молодцов из абордажников, смело шагнул навстречу индейцам, успев распорядиться, чтобы первыми никто огня не открывал.

Углядев изменение ситуации, от индейцев навстречу русским тоже шагнуло трое. Первым шёл высокий и довольно широкоплечий мужчина, тот самый, с бронзовым топором, который он предусмотрительно отдал молодому воину, стоявшему за его спиной. Пышный головной убор из белых перьев ниспадал на его затылок. Лицо его было типичным для местных: тонкий орлиный нос, выдающиеся скулы, продолговатый разрез глаз и резко очерченный подбородок.

Когда оба небольших отряда сблизились достаточно, индеец остановился, поднес правую руку к сердцу, а потом поднял обе руки вверх, согнув их в локтях, а тыльной стороной ладоней повернул к Донату. Увы, как всегда языковой барьер, бич всех подобных встреч, можно было преодолеть только языком жестов.

Глядя в спокойное лицо аборигена, Донат повторил его телодвижения, искренне надеясь, что это предложение мира и дружбы, а не чего-то иного. Вождь, смотревший на русичей до того настороженно, слегка успокоился, потом сложил руки на груди крестом, кивнул головой и что-то гортанно произнёс. Тотчас из группы индейцев выскочило четверо юнцов, положив перед Донатом тушу убитого лося.

Повинуясь скорее инстинкту, Донат позвал зуйка и велел принести спасённые с "Аскольда" бусы из цветного бисера и кой чего ещё, по-мелочи.

Кажется, с местными удастся договориться миром…

Отношения и вправду наладились. Молодой вождь Мемберту или его соплеменники довольно часто приезжали на пирогах, доверху нагруженных дичиной, сочными кореньями и плодами, которые их женщины собирали в лесу. Между прочим, местные индейцы оказались великолепными лодкостроителями. Их судёнышки были достаточно большими и, не смотря на кажущуюся хрупкость, вполне позволяли выходить в море под парусом. От них русичи и узнали, что выбросило их хоть и недалеко от большой земли – читай, материка – а всё же на остров, который местные звали Абегвейт. Ну а что место для жилья они выбрали не самое лучшее – это они и сами выяснили, когда вышли к берегам Рыбной реки. Вот где было достойное место для настоящего городка!

Торговый и культурный обмен двух народов шёл достаточно бойко. К Рождеству многие из индейцев уже довольно хорошо изъяснялись на русском языке. Да и среди мореходов отыскались индивидуумы, что смогли выучить индейский язык. Это вывело общение на иной уровень и вскоре русичи узнали, что племя когда-то обитало в других землях, но потерпело поражение в войне с материковыми соседями и вынужденно укрылось тут на острове. Да и с белыми людьми, правда, говорящими по-иному, чем русичи, они тоже были уже знакомы. Заплывали как-то сюда такие вот, на своих больших лодках. Вот только товаров у них было маловато, а после их ухода племя и вовсе поразила какая-то болезнь, от которой умерло много славных охотников и даже шаман. Поражение в войне и эпидемия и привели к тому, что женщин в племени оказалось куда больше, чем мужчин. Правда, как с удивлением узнали русичи, именно на женщинах и лежал вопрос о пропитании, но вождь справедливо боялся, что мало мужчин и много женщин может испортить кровь и поэтому хотел знать, не примут ли соседи часть женщин к себе, заплатив выкуп по низкой цене. Да, это идёт в разрез с традициями племени, ведь по их обычаям жених должен был пару лет повкалывать на тестя, показав себя, и лишь потом брать жену, заплатив достойный выкуп. Но вождь понимает, что рабочие руки русским были и в остроге нужны, а вот от защиты столь грозных воинов он бы не отказался. Ходившие на материк воины видели снующих разведчиков враждебного племени. Как знать, может, это боги и наслали бурю, чтобы привести сюда белых людей, помочь выжить детям леса?