Князь Барбашин

– Ну и зачем государю те скудные землишки? – как обычно влез со своими сомнениями.

– Земля там не скудна, просто местные жители не очень-то любят в ней ковыряться. Так и пусть их. Мясо и мех олешка, да соболиный ясак – вот их урок. А землю пахать будет православный крестьянин, которого туда надобно завести. Они и будут кормить себя и тех воинов, что встанут на охрану в острожки.

– Которые тоже ещё надо построить, – насмешливо закончил Сабуров. – И это говорит тот, кто чаще всех повторяет, что казна-то не бездонная. А Дума ведь ныне постановила что главным считать возведение южной черты. Аль князь нынче против хода на юг?

– Не приписывай мне своих мыслей, Ванятко, – на последнем слове Сабуров аж подскочил с лавки, но был удержан властной рукой соседа – старого боярина Воронцова. – Я завсегда за юг радел, ибо там землицы тучные. Только знаешь ли ты, что ветер те землицы в пару лет в прах развеет, коли их лесами не огородить? А ведь на том ещё ромейцы не раз погорели, прежде чем поняли, отчего так происходит. Ну да не об том речь. Я за юг всегда стоял. И за запад, и за север. А теперь вот и за восток. Русь должна разрастаться, во славу веры православной и чести государевой. А злато-серебро вещь, конечно, нужная, но коли государь, – тут Андрей повернулся лицом к трону и поясно поклонился, – одарит безземельных князей в тех краях вотчинами, то найдутся на Руси люди, что принесут ему эти земли на блюдечке, ничего не потребовав взамен более.

– Худы те вотчинки будут, – рассмеялся Дмитрий Бельский, гроза опалы над которым прошла, и кого государь, на радостях от взятия Казани, вновь приблизил к себе.

– Уж какие будут, – развёл руками Андрей.

– Хватит прений, – властно прервал перепалку Василий Иванович. После чего обернулся к Андрею: – Завтра, после утренней, подробней обскажешь, что к чему, да кто те князья безземельные, а мы подумаем. А пока хватит о сибирских народцах.

Поклонившись государю и Иван, и Андрей сели на свои места. Причём князь просто лучился довольствием: ещё бы, ведь "мы" – это те самые летописные "сам третий у постели", малый совет, чьи решения зачастую просто узаканивались Думой. И если этот совет согласится с андреевыми доводами, то поход в Сибирь для русских начнётся куда раньше, чем в той его истории. А одного этого уже было не мало!

Следующий же вопрос, поднятый в Думе, вызвал у Андрея в мыслях целую фразу, приличными словами в которой были лишь предлоги "в" и "на". А всё потому, что думцы принялись рядить, каким по рангу должно стать посольству к шаху персидскому. Обычно ведь с новыми державами Русь вела ответную дипломатию, что позволяло отвечать адекватно и без "порухи чести государевой". Даже в Турцию, султан которой не собирался отправлять на Русь "великое" или "большое" посольство, ездили в основном либо "гонцы", либо "послы лёгкие", подчёркивая тем самым равенство двух государей. А тут предстояло самим определять ранг дипотношений. А вдруг шах возьмёт, да и отправит в ответ посольство рангом ниже? Это же какое унижение и поруха будет! Вот и мучились думцы, поминая судьбу Ряполовского.

С другой стороны, шах был видной фигурой в восточной политике, с которым считались многие, включая и стамбульского султана. Так что после долгих дебатов постановили, что государю "пригоже" будет послать к шаху "посла большого", а "великого" отправит, только если шах в ответ государя великим посольством почтит.

А потом, как ни странно, развернулась настоящая подковёрная борьба за место посла, в которой Андрею пришлось принять самое прямое участие. Ведь персидский шёлк – это огромное богатство, которое могло с лёгкостью протечь между пальцев, если всё пойдёт так, как и в его истории. Там, правда, были другие люди, но ведь среда воспитания оставалась примерно той же, и даже более того, бояре 17 века были более лояльны к торговле, чем нынешние, но, тем не менее, выгоднейшее предложение персидского шаха профукали, не реализовав.

С большим удовольствием Андрей поехал бы сам, но нашлись те, кто посчитал, что для молодого выскочки, чьи предки никогда не носили боярской шапки, и так много чести. С другой стороны, признавая все способности Тучкова, Андрей не верил, что тот способен надолго сконцентрироваться на торговых делах. Вот "честь государеву" перед иноземцами отстоять, даже с риском для собственной жизни, он да, способен, а торговаться из-за купчишек – нет.

В конце концов, исполнять посольство назначили Фёдора Карпова, как компромиссную фигуру, устроившую обе партии. Судьба по-прежнему продолжала насмехаться над виднейшим боярином-западником, в очередной раз отправляя его править посольские дела в страны восточные.

Зато после этого подготовка посольства отошла, наконец, в руки дьяков посольской избы и казначея Головина. Ну и главы морского приказа, как ответственного за доставку посла (роль, которую Андрей буквально выпросил сам).

Для этой цели в Нижний Новгород был отправлен целый десант мастеров, а сухой лес скупали на корню по всем прибрежным городам. Да-да, в Андрее неожиданно взыграл попаданческий гигантизм. Он, ещё путешествуя с Хажиниязом вверх по Волге, вдруг подумал, что если придёт время посылать посла к шаху, то делать это на привычных стругах и насадах как-то не комильфо, ибо кораблики эти были на одном уровне с теми, что использовали все каспийские правители. А русский посол должен представлять собой силу и научно-техническое превосходство нового игрока. Мол, почувствуйте разницу и задумайтесь. Потому что восток дело весьма тонкое.

В общем, под это дело он, хоть и с трудом, но выбил у казначея финансирование и сразу после Рождества свалил из Москвы под предлогом присмотра за новым строительством.

А на нижегородском плотбище ещё с осени развернулось небывалое для горожан зрелище. Прибывшие мастера нанесли на земле размерения будущего судна, сразу же заставив местных умельцев зачесать в собственных затылках. После чего из нескольких колод сбили киль с форштевнем и ахтерштевнем или по принятой ныне терминологии: матицу с носовой и кормовой коргой. Повторять ошибку голштинцев, соорудивших свой "Фридерик" плоскодонным, князь не собирался. И пусть Волга изобилует большим количеством мелей, но в море эта плоскодонность дорого обошлась всем. А килевой "Орёл" вполне себе спустился к Астрахани. Кстати, как и в той истории, первый корабль, построенный под руководством морского приказа, Андрей решил поименовать "Орлом". Соблюдая преемственность ветвей истории, так сказать.

Но в отличие от времён Михаила Фёдоровича и Алексея Михайловича, у него было под рукой всё: опытные мастера, умелые плотники и заранее собранный запас всего необходимого, включая лёгкие шестифунтовки. И поскольку ему не нужно было учиться новому делу, то этот "Орёл" был уже полностью готов к плаванию весной следующего года. Три мачты, развитый полубак и высокая корма резко отличали его от снующих по реке дощаников, стругов и насадов. При этом, как и "Фридерик" он был парусно-вёсельным кораблём, что должно было дать большое преимущество в штиль и при манёврах в порту.

Но это мы уже забежали далеко вперёд.

А пока что Андрей был буквально против своей воли втянут в церковные дрязги. Не во все, конечно, (ещё чего не хватало!), а только в те, что развернулись вокруг будущего университета. Как оказалось, длилось это противостояние уже не один год, но теперь, видя, как быстро строятся стены русского Пандидактериона, накал борьбы за то, кто, как и чему там православных людей учить будет, обострился до нельзя. Причём споры велись не в категории вместно-невместно (что было бы Андрею более понятно), а в конкретных подходах к выбору преподавателей и обучению отроков.

Всё это поведал князю отец Иуавелий, который за последние годы прочно прописался в рядах митрополитовых людей и готовился в ближайшее время сменить монастырь на более высокую кафедру.