Князь Барбашин

Гилян же, этот золотоносный источник шёлка, представлял из себя два полунезависимых княжества по разные стороны Сефидруда, лишь формально подчинявшихся шаху. А ведь до появления шелководства Гилян был бедной, никому не нужной провинцией, не имеющей постоянных торговых путей и изредка торгующей с соседями копченой рыбой, да изделиями из дерева. А Рашт и Энзели были не больше иных прибрежных деревушек. Впрочем, они и сейчас оставались скорее городами деревянных лачуг и больших караван-сараев. Не то что полный старой гилянской знати Лахиджан.

А в международную торговлю неожиданно ворвался город Ареш. Он был возведён совсем недавно и даже не имел надёжных стен, но именно туда для покупки шелка-сырца теперь съезжались купцы из различных стран.

И как неподдельно сокрушался бек, что флот Ширвана, ещё два десятка лет назад бывший главной силой в регионе, ныне, с приходом персов, пребывал в плачевном состоянии. Отчего корабли купцов стали чаще подвергаться пиратским нападениям. Видимо было в этом что-то личное!

В общем, много интересного поведал ханский посол, а сколько он ещё утаил по своей выгоде! Но даже озвученного было достаточно, чтобы понять, что кидаться в местные расклады наобум будет весьма неосторожным поступком. Ну а о том, чтобы плыть в Москву вместе князь и посол договорились чуть ли не в начале своей душевной беседы.

Тёплым апрельским днём шесть кораблей Компании осторожно пробравшись по чёрным полыньям среди льдов, неожиданно запрудивших нарвскую бухту, вышли в относительно чистое море и, лавируя против ветра, начали свой долгий путь в сторону Атлантики.

До датских проливов добрались без приключений, хотя и наблюдали по пути множество чужих парусов. А вот тут пришлось постоять несколько дней в ожидании благоприятного ветра, чем и воспользовались, чтобы заодно пополнить запасы провизии и воды. Потом был ставший уже почти привычным переход до Исландии, где от каравана отделились "Новик" и две торговых лодьи, а остальные корабли, вновь пополнив запасы, двинулись в неизвестность.

Попутный восточный ветер, дующий в этих краях ранним летом, подхватил бриг и две шхуны и резво понёс их в океан. Оставшийся за кормой берег постепенно таял в туманной дымке. Жизнь на борту потихоньку возвращалась к заведенному распорядку, нарушенному стоянкой в порту, и лишь Гридя взволновано вышагивал на юте "Первенца", гадая, каким будет этот переход. Слова словами, но на деле он не был так уверен в своём умении пересекать океаны. А князь ему поверил, причём настолько, что отправил в поход своего племянника. Вон он стоит, наблюдает за тем, как боцман с помощником сплесняет канат. Хороший выйдет из парня мореход, но хвалить племянника князь строго настрого запретил. Чтобы излишне нос не задирал. Хотя два года училища и так выбили из него всю спесь. Море, оно ведь не разбирает – благородный ты, или простолюдин.

Устав ходить, Гридя опустился на стул и с благодарностью принял чашечку горячего кофе, принесённого вестовым. Эту привычку он перенял у своего работодателя, хотя поначалу кофе не пришлось ему по вкусу. Но потом свыкся и даже стал получать от его употребления своеобразное наслаждение.

Границу морского течения на кораблях почувствовали все. Просто для многих это было уже делом привычным, а вот молодёжи всё было вновинку. Многие из них истово закрестились, когда палуба ходуном заходила под ними, и весь корабль прогнулся, словно натолкнувшись на препятствие на своем пути. Ветер, раздувавший паруса, сделался холоднее и резче, а вода за бортом словно потемнела.

– Ну, вот мы и вошли в холодное морское течение. Такой и будет теперь большая часть нашего пути, – успокаивающе проговорил Андрейка, видя, как изменился в лице молодой зуёк Костка. – Так что нечего бояться, ты же морского дела старатель, а не барышня кисейная.

Костка смешно утёр рукавом рубахи нос и вдруг спросил:

– А кто такая барышня кисейная?

– А, не знаю, – легко отмахнулся княжич. – Так дядька всегда говорит, когда кто-то боится того, чего бояться не стоит. Вон глянь! Солнышко светит, ветер дует, кораблик бежит. Всё осталось, как было, только теперь ещё и могучий поток воды, этакая река в океане, несёт нас к нашей цели.

– А откуда она берётся, эта река? – проявил любознательность зуёк.

– В основном ветрами, но бывают и иные причины. В нашем деле главное знать не откуда течение берётся, а куда оно бежит и как его в дело приспособить.

– Ух ты, как интересно. Вот подрасту и тоже в училище пойду, – совершенно серьёзно высказался Костка. – Как думаешь, меня возьмут?

– А отчего нет, коли от дела лытать не будешь, – уверил подопечного княжич. Пошли широту мерить, а то вахтенный начальник нам сейчас задаст.

Дул попутный ветер, и корабли уверенно шли вперёд, влекомые течением. На четвёртые сутки перед взором мореходов открылись серые скалистые берега с проплешинами зеленой травы в низинах. Это была Гренландия – земля, куда так желал попасть Северин Норби и его патрон датский король Кристиан. Где-то здесь скрывались последние поселения викингов, но заниматься их поиском русские мореходы не стали. К тому же ветер и быстрое течение несли их дальше, вдоль малогостеприимных берегов.

Но первый этап большого похода был пройден.

Теперь мореплавателям предстояло обогнуть южную оконечность огромного острова и вновь пересечь океан, чтобы уже в следующий раз увидеть перед собой берега Нового Света.

Однообразный пейзаж – безжизненный горный ландшафт и сияющие ледяные пустыни – вскоре приелись, а жаровни, которыми со всеми предосторожностями обогревали помещения, казалось, уже не спасали от холода. Радовал лишь кок, который стряпал так увлеченно, что корабельная еда в его руках превращалась пусть не в изысканные блюда, но во вполне съедобные и вкусные. Ну и погода, ибо она позволяла пользоваться печью, а значит, у мореходов всегда была горячая еда и согревающий напиток из высушенных листов иван-чая. И ко всему прочему ежедневно все выпивали кружку-две хвойного настоя, как средство от цинги, что буквально стала бичом заокеанских плаваний, выкашивая экипажи европейских судов. А попаданец просто вспомнил передачу про блокадный Ленинград и озаботился этим простым решением. Как и квашенной капустой, и шиповником. Как говорится, мы же не "просвещённые мореплаватели", нам цинга не товарищ.

Но Андрей-младший ничего подобного не знал, и настои хоть и пил регулярно, но считал их этакими дядиными прихотями. Просто ему ещё не приходилось сталкиваться с цингой в жизни, а рассказы учителей это ведь всего лишь рассказы. Вон в Москве многие знакомцы честно рассказывали, что в такой дали, куда они поплывут, живут одни лишь псеглавцы, а он их пока что так и не увидел. Люди как люди, лишь чудно одетые.

А вот чего он не любил больше всего, так это первую послеполуночную вахту. Недаром дядя её "собачей" называл. Большую часть таких вахт спать хотелось неимоверно. Иной раз не спасал и кофе, зверский напиток, чью горечь он чувствовал даже сквозь сахарную сладость. А ведь при этом ему нужно и за вахтенными следить и за обстановкой. Тем более в местных водах, где плавучая глыба льда вполне себе привычное явление.

Об айсбергах и связанных с ними опасностях молодым морякам в училище проели всю плешь. Зато теперь стоя на вахте, княжич чувствовал себя более-менее уверенно. Хотя ночью разглядеть в воде ледяную глыбу куда сложнее, чем днём. Оттого корабли в тёмное время шли медленно, с зарифленными парусами.

Оббежав вахтенных в очередной раз, княжич, выпросив подзорную трубу у Федоса, исполнявшего обязанности вахтенного начальника, ловко взобрался на марс первой мачты, где располагалось "воронье гнездо" наблюдателей. Отсюда, с высоты, можно было разглядеть одну важную деталь: стелится ли над водой дымка или низкий туман, или нет. Дело в том, что такие туманы вещь весьма распространённая в местах, где плавают айсберги, но разглядеть их можно только с высоты. И чем выше будет наблюдатель, тем лучше. С палубы же его различить весьма трудно, а подобная дымка даже днём существенно уменьшает вероятность обнаружить плавучую гору льда вовремя.