Ты будешь моей

—Оставь его, так будет лучше, — остановила Катю, когда она подскочила с кресла, в порыве догнать своего друга, к счастью, она меня послушала. — Как я и сказала, никому не нужны использованные, сломанные куклы, теперь он наконец перестанет сидеть здесь ночами, побрезгует, — все было правильно, именно так и должно было быть, такие, как я никому не нужны, грязная, использованная истеричка, калека, которой жизнь не уготовила ничего, кроме боли и страданий. Все правильно, только почему кажется, что из меня вырвали последний живой кусочек души?

Глава 5

Матвей

—Ублюдок, какой же ты ублюдок, — проорал, глядя на свое отражение прежде, чем кулак встретился с зеркалом. Как, сука, как я не понял? Долбанный самовлюбленный павлин. Мне лишь нужно было присмотреться, задуматься, все ведь на поверхности лежало и не будь я настолько слеп и уверен в собственной правоте, наверняка бы понял. Ее поведение буквально кричало о произошедшем, идиот, долбанный кретин!

Перед глазами так и пролетали картины из недавнего прошлого, как я зажимал ее у стены, как рубил с плеча, сыпал оскорблениями. Ее испуганный взгляд и полные слез глаза сейчас отчетливо предстали перед моим взором. Как можно было быть таким придурком, она ведь была напугана до чертиков, ее робкое «не надо»  больно резало по слуху. Я дышать не мог, захлебывался ненавистью и отвращением к самому себе. Я бросил ее там, маленькую, сломанную девочку, бросил в истерике у стены и пошел искать утешение в другой. Мразь.

Я думал, что больнее уже быть не может, после того, что пережил за те несколько часов, пока ее оперировали, оказалось может. Изнасиловали, ее, блядь, изнасиловали, а что сделал я? Чем, сука, я лучше? Противно было смотреть на самого себя в разбитое мною зеркало. Только сейчас заметил, что на нем остались кровавые следы. Перевел взгляд на свою руку, тонкие струйки крови каплями стекали на кафельный пол. А мне хотелось больше, больше этой боли, может быть тогда не будет так сильно гореть грудная клетка, может тогда не будет так больно внутри. Я сделал все для того, чтобы она меня возненавидела, чтобы видела во мне такого же монстра, как те твари, что сотворили с ней такое.

В каком-то помутненном состоянии, вытащил из кармана телефон и провел по экрану окровавленными пальцами.

— Слушаю, — коротко ответил Макс.

— Ты еще не начал? — перешел сразу к делу. Я должен был удостовериться в том, что он все еще ждет меня. Да, я хотел отомстить за аварию, за то, что подонки приковали ее к инвалидной коляске, но теперь, после вновь открывшихся дополнительных подробностей, я хотел одного — заставить тех тварей пожалеть о том, что на свет родились. Я позабочусь об этом, проведу их через тот Ад, что пережила она.

— Нет, ждем тебя, — очередной краткий отвел, лаконичность – его второе имя.

— Я буду вечером, — произнес в трубку и отключился. Не стал обсуждать по телефону случившееся, такие разговоры нужно вести с глазу на глаз. Умом я понимал, что это не секрет Демина, не его жизнь и именно поэтому он так упорно молчал, молчал по ее просьбе, но все тело горело словно меня заживо бросили в горящее пламя. Достаточно было вспомнить ее слова, представить ее страдания и меня накрывала безудержная, сметающая все на своем пути ярость. Я жаждал крови. Собственными руками обеспечу каждому из этих тварей путешествие в один конец. Мне было плевать, что придется замарать руки в крови, плевать, что придется стать убийцей, у меня никогда не было особых принципов и морали тоже, в общем-то, не было, просто было удобно держаться в стороне от криминального мира, как это делал отец, несмотря на тесное общение с Демиными и Громовыми. Сейчас же я был готов продать душу самому Дьяволу, пойти по скользкой дорожке. Благодаря отцу я знал десятки способов, как заставить человека страдать, знал о существовании таких пыток, которые нормальному человеку даже в кошмарах присниться не могли, пора было применить знания на практике.

В столице я был уже тем же вечером, как и обещал Максу, собственно. Сорвался сразу после разговора по телефону, никого при этом не предупредив. Поступил, как трус, так и не набравшись смелости вернуться в палату. Не мог смотреть ей в глаза, не мог больше видеть в них страх, смешанный с ненавистью и безразличием. Я был для нее пустым местом, сволочью, которая чуть было не сделала с ней тоже самое, что и ублюдки, изнасиловавшие ее четыре года назад. Никогда, я никогда бы не позволил себе переступить черту, хотел напугать, где-то даже унизить, ревность ослепила, и я плохо соображал, что творил, но даже в таком состоянии ни за что бы не тронул ее против воли. Только, как теперь перед ней оправдаться, как заставить довериться, после всего, что я наворотил?

Столица встретила меня промозглым ветром, пробиравшим до самых костей, затянутыми грозовыми тучами небом и ледяным ливнем, середина мая, мать вашу. Взял такси, промямлил что-то таксисту, который, кажется, поднял вопрос цены. У меня не было ни времени, ни желания задерживаться из-за такой ерунды, а потому вытащив портмоне, молча вынул из него две крупные купюры и сунул водиле. Тот, судя по ошарашенному виду, не поверил в собственную удачу, но, бросив на меня недоверчивый взгляд, все же кивнул молча и занял место на водительском сидении. Минуты тянулись бесконечно долго, казалось, что каждый светофор на пусти, словно зная о нашем приближении, загорался красным. Я пялился в окно, наблюдая за косыми струями дождя, ударявшимися об асфальт и громко барабанившими по крыше. Погода совсем разошлась словно чувствуя моя настроение.

Не успел покинуть такси, как ворота словно по мановению волшебной палочки разъехались, впуская меня внутрь. Вошел на территорию особняка и внутренне напрягся, заметив несколько стоящих у самых ворот черных джипов. У Макса гости? Осмотрелся вокруг, прислушался — ничего. Двое громил из охраны Макса расслабленно сновали по территории, не обращая на меня ни малейшего внимания. Бросив последний взгляд на машины, качнул головой и направился в дом. Стоило переступить порог, отчетливо расслышал голоса, прошел дальше и спустя несколько секунд оказался в гостиной. Макс, устроившись в одном из кресел вел разговор с сидящим ко мне спиной собеседником. Мне даже видеть его не нужно было, чтобы понять, что за черт заявился к Демину, хватило одного взгляда на гребанных павлинов в белых костюмах, что истуканом стояли по углам комнаты и напоминали мраморные статуи. Демьян, мать его дери, всегда словно черт из табакерки в самый неожиданный момент.

— Ты мог рассказать, что с ней произошло, — процедил сквозь зубы, когда Макс наконец заметил мое присутствие. Расскажи он мне, дай хоть один намек, я бы ни за что не сделал того, что сделал. Не посмел бы даже притронуться к ней, пока не заслужу доверие. Но он упорно молчал и плевал я на его добропорядочность, на все плевал, я должен был знать, должен был, он ведь видел, что я, сука, крышей еду, что я одержим этой девочкой и все равно упорно молчал. Чертов сукин сын.

— Не мог, — произнес он холодно, как ни в чем не бывало и я с трудом сдержал порыв начистить ему физиономию.

— Серьезно? — раздался голос Воронцова и обернувшись ко мне, он добавил: — Ладно этот, — кивнул на Макса, — но ты, брат, мог мне обо всем рассказать. Артисты, мать вашу.

— У тебя своих проблем достаточно, какого лешего ты здесь забыл, Граф? — забыв о Максе, сосредоточил свое внимание на двоюродном братце. В последний раз мы виделись несколько месяцев назад, тогда за ним охотились все кому не лень, многим он поперек горла встал, делал что хотел, брал, что хотел, никаких правил и никаких запретов. Неудивительно, что его постоянно пытались прикончить.

— Все мои проблемы уже покоятся на дне реки, — усмехнулся брат, — ну так что, теперь вы снизойдете до того, чтобы принять мою помощь?

— Черт с тобой, ты же все равно сделаешь по-своему, — отмахнулся Макс и перевел взгляд на меня: — значит, все знаешь?