Страница 4 из 10
— А знаешь, — уже у самой двери обернулась к парню, — это не я так себе, просто размерчиком тебя природа обделила, да и пользоваться ты так и не научился, а она, — кивнула на улыбающуюся подругу, — просто хорошо притворяется.
Не дожидаясь ответной реакции, я пулей вылетела из квартиры Антона, сбежала вниз по лестнице и только оказавшись на улице, позволила себе разрыдаться. Нет, не из-за предательства двух близких мне людей, а от безысходности. Я просто не знала, что теперь делать и как жить дальше. А главное, как вернуть Мишутку.
Я не буду плакать. Не буду, даже несмотря на весь ужас, который увидела. Нет. Заставляя себя делать рутинную работу, отвлекаться на мелочи, я собралась до кучи и на следующий день уже стояла перед воротами детского дома, где был мой Мишутка. Вот самое важное и ценное в моей жизни, и, если я не смогу бороться, все будет зря.
На входе меня встречала Людмила Павловна в идеальном костюме, с прилизанной прической. Снисходительно улыбаясь, призывно помахала мне рукой.
— Доброе утро, Настенька, у вас есть полчасика, — пригрозила указательным пальцем и впустила меня в просторный зал со множеством дверей.
Всюду были забавные зверушки, но все это настолько затертое и древнее, что сердце против воли пропустило удар.
— Я помню, Людмила Павловна, все помню, — сжимая в руках игрушечную машинку, двинулась по коридору в общий зал, где играли дети разного возраста. Одежда невзрачная, взгляд потерянный, они все были на «передержке», пока решался вопрос с лишением родительских прав или еще какими проблемами.
Миша сидел у окна и держал в руках мяч. Сам, никого рядом с ним не было. Да, я слышала, что он замкнулся и даже с детьми не коммуницировал. Психолог пыталась поработать с ним, но деталей мне не говорят.
Малыш был в синем пушистом свитерке с шариками, который я в тот злополучный вечер надела на него, пока соцслужба ждала у дверей. Слезы собрались в уголках глаз, нет. Нельзя плакать при нем.
— Мишутка, — махнула ладошкой, опустив машинку на пол. Раскинула руки в сторону, ожидая, что он побежит…как обычно. Это был наш ежедневный ритуал. Но Миша даже не посмотрел в мою сторону, хоть и очевидно, что слышал.
Я несмело подошла ближе, впиваясь ногтями в ладошки. Вполне понимала причины такого поведения, но сделать ничего не могла.
— Родной, привет, — опустилась перед ним на колени и погладила спутавшиеся кудряшки. Весь в отца. Только цвет кудряшек напоминал растущий колосок, а не вороново крыло.
Миша отвернулся и закусил губу. Плечики сотрясались, и я не выдержала, обняла его сама, беззвучно глотая слезы.
— Ты меня бросила. Ты говорила, что всегда будешь рядом, но тебя нет, — прошептал и начал вырываться из объятий.
Это удар в сердце, конечно, но как объяснить ребенку, что не всегда ты можешь исполнить свои обещания?
— Посмотри на меня, — повернула личико к себе. — Я никогда тебя не брошу, Миша, никогда. Просто мне надо кое-что сделать, чтобы ты смог остаться со мной. Это все так сложно пояснить… — замирая на секунду, пыталась собраться с мыслями. — Я никогда не оставлю тебя, никогда-никогда, что бы ни случилось.
— Мама тоже так говорила, а потом ушла и больше не вернулась, — предательский ком в горле начал душить. Миша смотрел на меня своими небесно-голубыми глазами и буквально убивал словами.
— Мама смотрит на тебя с облачка, заботится о тебе, — коснулась грудной клетки в области сердца. — Она всегда с тобой, пока ты о ней помнишь, малыш. Вот здесь.
Малыш перевел на меня печальный взгляд, а потом сам наконец-то обнял. Маленькие ручки обвили шею и сцепили замком. Это было лучшее, что случилось со мной в последнее время.
Дышать стало значительно проще, вот что давало мне силы двигаться, не отчаиваться. Словно кол из груди вытащили.
Мы провели вместе больше, чем полчаса, и под конец он уже улыбался намного больше и чаще. С радостью принял подарок и даже принял других детей в нашу импровизированную гонку с препятствиями.
Спрашивал, как поживают его игрушки, как будто это на самом деле очень важно. Но для ребенка это все, вся реальность заключена во мне и игрушках, и пусть это будет так, лишь бы он никогда больше не переживал то, что сейчас происходит.
Нас не прерывали, спасибо за это Людмиле Павловне, но, когда время все же подошло к концу (обед никто не отменял), Миша закапризничал.
— Нет, ты сейчас уйдешь, и опять я буду один, — засипел, вцепившись в меня мертвой хваткой.
— Мой сладкий, я обещаю тебе, что приду в ближайшее время. И заберу тебя совсем скоро, а ты будь мужчиной. Терпеливым и собранным, Миша. Как тебя учили быть? Сильным и терпеливым, — поцеловала брата в лоб, а затем обняла так крепко, как только смогла. — Ты же мужчина, Миша. Самый лучший в мире.
— Настя, забери меня, я не хочу жить здесь, не хочу без тебя, — мы так сильно сжимали друг друга в объятиях, что было страшно.
Последнее, что отпечаталось в моей памяти о нашей встрече — это молящий взгляд и дрожащая губа. Однако же слез не было. Он мужчина. Его так воспитывали, что мужчина справится со всем.
4
НАСТЯ
Вернувшись домой, прошмыгнула в свою неприглядную комнатку, которую мне повезло ухватить. Мария Степановна, хозяйка квартиры, оказалась одинокой пенсионеркой, а пенсии, как известно, часто бывает недостаточно.
Вот и решила милейшая старушка сдать одну из комнат как раз тогда, когда мне потребовалась крыша над головой. Брала она с меня немного, найти в столице такой вариант сродни чуду, и я благодарила бога, что наткнулась на объявление. Бросила взгляд на небольшой чемоданчик — все, что осталось от любимой мамочки.
Полгода прошло, а я так и не решилась его разобрать и вот, наконец взяв себя в руки, раскрыла чемодан, вдыхая родной запах, что хранили вещи. Слезы текли по щекам, пока я одну за одной перебирала вещи погибшей матери. Как же так, почему именно она? Каких-то несколько месяцев, и она сгорела.
Рак — он такой, никого не щадит. Мы боролись, кредит взяли под залог квартиры, машину продали, да вообще все, что у нас было продали, я настояла, вот только деньги не помогли, а выплатить долги я оказалась не в состоянии. Откладывая в стороны вещи, взглядом наткнулась на небольшой блокнот, в кожаном переплете. Мама всегда его с собой носила, записывала в него все самое важное.
Улыбнувшись, взяла в руки небольшой предмет, хранивший в себе вспоминания самого близкого человека, той, которую я больше никогда не увижу. Она больше не улыбнется мне, не погладит нас с Мишуткой ласково по голове, не обнимет, когда хочется плакать. Стерев с лица очередную порцию слез, открыла блокнот и пролистала несколько успевших пожелтеть страниц. Взгляд зацепился за знакомое имя, выведенное крупным шрифтом и подчеркнутое несколько раз, словно мама очень хотела заострить на нем внимание, и адрес рядом.
— Руслан Багиров, — прочла вслух, силясь вспомнить, где же слышала это имя. Воспоминания ворохом пронеслись в мыслях. Ну, конечно!
В последние дни своей жизни мама постоянно твердила, что, когда ее не станет, мне следует обратиться к Руслану. Только я слышать ничего не хотела, не хотела признавать, что однажды ее может не стать, что я могу ее потерять. Я пропускала мимо ушей сказанные ею слова, отказываясь верить в то, что она может меня оставить…нас оставить. А потом она ушла. Тихо, во сне. Уснула и больше не проснулась.
И что мне делать теперь с этим адресом и именем? Что сказать человеку, которого в жизни своей никогда не видела. Как заявиться к нему и попросить помощи? И с чего мама решила, что он станет мне помогать?
Продолжая вчитываться в короткую надпись, пришла к единственному выводу: мне придется найти этого человека, я буду вынуждена просить у него помощи. Вот только слабо себе представляла, как это будет выглядеть. Что я ему скажу? Как объясню свой визит?
Взглянула на старенькие, потрепанные временем часы, висевшие в углу. Четверть третьего. Будний день, каковы шансы, что я застану этого Руслана дома?