Страница 65 из 78
— Она причинила тебе боль, когда ты заботился только о нас, — продолжаю я прерывающимся голосом. — Она заставила меня потерять тебя навсегда.
Он делает один шаг вперед.
— Ты никогда не теряла меня, Николь. День, когда я позволил тебе уйти из моего дома, одно из худших сожалений в моей жизни.
В моей груди сдувается давление, похожее на пузырь, и я не могу сдержать одинокую слезу, которая вытекает из глаза.
— Мне жаль, дядя. Мне так жаль, что я дочь женщины, которая причинила тебе столько боли. Мне очень жаль.
Он сокращает расстояние между нами и по-отцовски обнимает меня. Дядя Генри аристократ насквозь, поэтому проявление каких-либо эмоций кощунство, но сейчас он гладит меня по голове.
И я плачу, как ребенок.
Я плачу оттого, что потеряла его. От мысли, что он всегда хотел избавиться от меня.
— Это не твоя вина, Николь. Это мне жаль, что я позволил ненависти ослепить меня от того, что важно. — он отстраняется, улыбаясь. — Мне понадобилось потерять тебя, чтобы понять, что ты моя дочь в той же степени, что и Астрид.
— Дядя…
— Ты можешь называть меня отцом или папой, как Астрид, когда будешь готова.
— Ты действительно прощаешь меня?
— Прощать нечего. То, что сделала Виктория, это ее вина. Ты тоже была жертвой.
— Но… но я не нравлюсь Астрид.
— Потому, что она видела только злую сторону тебя. Она обойдет тебя, как это сделал Дэниел.
Я прикусываю нижнюю губу.
— Не думаю, что он одумался.
Ему просто нравится секс. Он сам сказал, что ему нравится выводить меня из организма.
Знакомая улыбка покрывает губы дяди Генри.
— Да, он одумался. Но если он причинит тебе боль, просто дай мне знать.
— Спасибо.
— Нет, спасибо, что дала мне еще один шанс. — он целует меня в макушку. — Добро пожаловать домой.
Мое сердцебиение грохочет в ушах, и это не очень хорошо для моего глупого сердца, потому что оно начинает верить, что это счастье настоящее.
Глава 28
Дэниел
Я делаю глоток ужасного кофе, в котором определенно нет ни грамма сахара, и с нетерпением ребенка оглядываю дом Астрид.
Прошло ровно две минуты с тех пор, как Николь и дядя Генри исчезли, и да, я действительно считаю время, потому что именно столько времени я удерживал себя от того, чтобы проследить за ней и убедиться, что с ней все в порядке.
— У тебя слюни.
Мои глаза встречаются с суженными глазами Астрид, и я сопротивляюсь желанию зарычать, потому что это определенно вызовет у нее реакцию, которую она просит, а этого дерьма не будет.
— А ты направляешься в категорию старых ведьм быстрее, чем скорый поезд.
Жгучая боль вспыхивает в моей ноге, когда Леви пинает меня под столом.
— Не разговаривай так с моей женой, если не хочешь, чтобы твоя голова висела на входе в ее художественную студию.
— Рад видеть, что ты все еще сумасшедший ублюдок, капитан. Будем надеяться, что отпрыски не унаследуют этого.
Леви обменивается взглядом со своей женой.
— Этот мудак только что назвал наших детей отпрысками, принцесса?
— Он завидует.
Она проводит пальцами по его волосам.
— Чему именно? Рожать как заниматься спортом или менять подгузники?
Я делаю еще один глоток кофе.
Они игнорируют меня, и Астрид целует его в губы.
— Некоторые из нас пытаются выпить немного кофе. Отвратительно.
Я отталкиваю чашку.
Моя подруга даже не удостоила меня взглядом, когда отстранилась и шепнула Леви:
— Можешь пойти проверить, как там Лэн? Ты же знаешь, его нельзя оставлять одного надолго.
Он гладит ее по щеке и кивает. Затем смотрит на меня.
— Веди себя хорошо.
— Слушаюсь, капитан, — издевательски отдаю честь, и он делает мне подножку.
Как только он удаляется, Астрид практически бросается ко мне со смертоносностью государственного переворота.
— Объясни.
— Что?
Я хватаю чашку кофе и делаю глоток отвратительного напитка, притворяясь, что он действительно изысканный.
— Не надо мне этого, Жук. Ты с Николь, из всех возможных людей, и это требует объяснений.
— Я уже говорил тебе…
— Ты спал с ней той ночью одиннадцать лет назад, хорошо, но как ты можешь забыть обо всем остальном, что она сделала?
— Я не забыл. Именно поэтому я не мог быть с ней в отношениях. — я испускаю вздох. — У меня были чувства к ней задолго до твоего появления, но я боролся с ними сильнее, чем с чем-либо в своей жизни. Я просто не мог поверить, что могу увлечься этой сукой, особенно после того, как она обращалась с тобой.
Ее губы дрогнули.
— У тебя… чувства к Николь?
— Были. Ты пропустила прошедшее время?
— Ты с ней сейчас, после того как повзрослел, так что даже не смей отрицать это.
Я ворчу, но ничего не говорю.
— Я все еще ранен.
Она вздыхает, ее голос понижается до рокота.
— Она соблазнила Леви, Дэниел, и мне тогда было очень больно.
— Она сделала это не с целью соблазнения или из интереса к капитану. Это был ее хреновый способ привлечь внимание.
Теперь я хотя бы могу это признать. Она сделала много извращенного дерьма, дабы привлечь мое внимание, а я решил увидеть ее в прямо противоположном свете.
— Вау. Ты на самом деле защищаешь ее.
— Она не такая, как ты думаешь, Жучок.
— Очевидно. Я сейчас говорю с тобой или с твоим членом?
— Дело не в моем члене.
— Очевидно, в нем! Ты что, забыл, что она занималась сексом с Кристофером Вансом в нашем домике у бассейна, пока ты испытывал к ней чувства?
Моя челюсть сжимается, и я резко ставлю чашку на стол.
— У нее не было секса с Крисом, Астрид. Он изнасиловал ее. То, что ты видела в тот день, было чертовым изнасилованием.
Она задыхается, ее глаза расширяются.
— Ч-что?
— Он взял ее против ее воли и причинил ей боль. Я даже не должен говорить тебе об этом, но я не потерплю, если ты упомянешь это слово при ней или намекнешь, что это то, что она сделала со мной.
— Но… но… она ничего не говорила…
— У нее было сотрясение мозга.
— О, Боже. Теперь, думая об этом, она выглядела страдающей.
Мой кулак сжимается.
— Я… — влага блестит на ее веках. — Я могла бы помочь ей, но не сделала этого. Мне… было больше противно, чем что-либо другое.
— Ты не знала.
Мрачная тишина опускается на нас, пока мы оба думаем обо всех способах, которыми мы могли бы остановить это, но не сделали.
Николь, должно быть, чувствовала себя чертовски одинокой, когда не к кому было обратиться.
— Она ничего не показывала. — Астрид хмурится. — После той ночи она вела себя нормально в доме.
— Потому что ее сука-мать научила ее не выражать эмоции. Она слишком боялась разочаровать ее, поэтому и не сообщила об этом.
Астрид вздрогнула.
— Так не пойдет. Она должна сообщить об этом, даже сейчас. Это ничтожество не может разгуливать на свободе после того, что он сделал. Я собираюсь поговорить с ней.
Я хватаю ее за запястье и тяну вниз.
— Не смей говорить с ней об этом. Я рассказал тебе только для того, чтобы ты лучше ее понимала и следила за своими словами рядом с ней, а не для того, чтобы ты на нее давила.
— Но Кристофер…
— О нем позаботятся.
— Как?
— Тебе не нужно знать.
Ее глаза расширяются в медленном понимании.
— Так вот почему ты вернулся в Англию спустя одиннадцать лет?
— Да. Просто обещай… хотя бы дать Николь шанс. Она изменилась.
Мягкая улыбка покрывает ее черты.
— Очевидно, она изменила и тебя.
— Что за богохульство?
— Она вернула тебя в Лондон, ты защищаешь ее, как завзятый адвокат, и заботишься о ее брате, который при других обстоятельствах должен быть отпрыском.
— Он умный отпрыск.
— Ты упускаешь всю суть. — она хватает меня за плечо. — Но я рада, что ты меняешься к лучшему, даже если причина этого она.