Страница 4 из 20
Неужели, думаю, оказалась ещё и сплюшкой и проспала завтрак?
– Она, к сожалению, заболела, – ответил грустно дедушка. – Мы должны вас за это поблагодарить.
Такой оборот дела меня сразу насторожил и отнюдь не обрадовал. Я, естественно, сразу поинтересовался:
– А что случилось?
Ответ меня поразил:
– Дело в том, что Оксаночка (девочку, оказывается, звали Оксана) никогда раньше не заходила в море, как мы её ни уговаривали. Она очень упрямая. А мы никогда её не заставляем что-то делать. Но вчера после обеда вас на пляже не было, а Оксаночка вдруг разделась, вошла в море почти по пояс и села так, что одна голова торчала над водой. Я бросился к ней, испугался, чтобы она не захлебнулась, а она говорит: «Отойди, деда, я буду характер вырабатывать. Меня дяденька обозвал Бояморя, потому что я моря боюсь». Мы сначала обрадовались тому, что, наконец-то, она решилась хотя бы помокнуть, но она долго сидела и ни в какую не хотела выходить. Видимо, вас ждала. Ну, а когда вышла, то у неё зуб на зуб не попадал. Вечером, как и следовало ожидать, слегла она с температурой тридцать девять и шесть. И сейчас лежит вся мокрая от пота. Так что спасибо вам за совет по выработке характера.
Услышав рассказ, мне стало не по себе, и я пробормотал:
– Извините меня, но это же дикость какая-то. Ведь надо же закалять девочку. Как же можно быть у моря и не купаться? Да нельзя же во всём потакать ребёнку. А если она в огонь полезет, вы тоже ей позволите? Нужно было окунуть её и сразу же растереть сухим полотенцем до жара. Это же элементарно.
– Она у нас слабенькая, хрупкая, – вставила горестно бабушка.
– Так потому и слабенькая, что никто не заставил её закаляться и заниматься спортом.
Словом, разговор получился для меня неприятным. Моё пребывание в санатории в этот день заканчивалось, и я уехал из него с чувством своей вины перед девочкой и её родными. Кто знает, как сложится её судьба после этой простуды, которая может перейти в воспаление лёгких?
Страничка истории
А через год, в две тысячи пятнадцатом, я опять приехал в Ливадию: уж очень понравился мне этот санаторий. Прежде всего, как историческое место. Не говоря уже о том, что в этом году исполнилось девяносто лет со дня образования здесь здравницы для трудящихся, санаторий известен проведенной здесь во время войны в 1945 году конференцией трёх держав: Англии, США и России. По случаю семидесятилетия победы над Германией в этом году возле Ливадийского дворца установили памятник, посвящённый встрече руководителей государств. Архитектор изваял Сталина, Рузвельта и Черчилля, сидящими на скамейке. Памятник сделан по широко известной фотографии. Хорошо прочитываются несколько ироничное выражение на полном лице Черчилля, раздумчивое лицо Рузвельта и строгий вид Сталина с его неизменной трубкой в руке.
Сейчас эти фигуры находятся как бы на отшибе, выше клуба-столовой, и я, принимая три раза в день пищу в столовой, некоторое время не замечал этого памятника, пока мне не сказали, что нужно подняться к нему по лесенке. И экскурсантов туда водят гиды, показывая дорогу. Ко мне как-то подошёл молодой китаец и, показывая открытку с изображением сидящих на скамейке знаменитостей, спросил на ломанном русском языке, где их можно увидеть. Я уже знал и объяснил, как пройти.
Но такое положение, как говорят, временное, так как в перспективе планируется, что этот участок будет началом экскурсионного маршрута, и там будут останавливаться все автобусы с туристами. Тогда, может быть, будет меньше теряющихся в поисках людей. А интерес к памятнику большой. Ведь лидеры трёх государств на конференции решали вопросы, которые затрагивали судьбы почти всех стран планеты.
В этот мой приезд, когда я впервые смотрел на памятник, мне вспомнился старый анекдот о Сталине и Черчилле. Не знаю, рассказывают ли его сейчас экскурсоводы. А он интересен и замечательно характеризует Сталина.
Во время проведения Ялтинской конференции президента США Ф.Рузвельта по причине того, что он передвигался в коляске, поместили жить в Ливадийском дворце, в котором и проходила конференция. А премьер-министра Великобритании устроили в замечательном Алупкинском дворце. Дворец очень понравился Черчиллю и при встрече со Сталиным он долго его расхваливал. Сталин никак на это не реагировал. Тогда Черчилль спросил у Сталина, правда ли, что у грузин есть такой обычай дарить гостю то, что ему особенно понравилось, намекая на национальность Сталина. На это Сталин ответил, что есть такой обычай у грузин, но так как Сталин является главой русского государства, то он помнит и русские обычаи. Один из них загадывать загадку. «Поэтому, – говорит Сталин, – я загадаю тебе одну, если хочешь. Отгадаешь – дворец твой, можешь его забирать. Согласен?» Черчилль охотно согласился. Тогда Сталин показал Черчиллю три пальца на руке: большой, указательный и средний, согнув безымянный и мизинец, и спрашивает: «Какой из этих трёх пальцев средний?» Черчилль посовещался с советниками и показал на указательный палец. Тогда Сталин сложил три пальца в кукиш и сказал: «Нет, вот этот. Не угадал загадку – не получаешь дворец».
И вот однажды меня просто потряс один случайный эпизод. Выйдя из столовой на верхнюю дорогу, я направился вниз к выходу с территории санатория. Навстречу идёт молодой человек и обращается ко мне с вопросом, к которому я успеваю привыкать, где найти памятник. Я мог бы просто сказать, что нужно пройти мимо здания столовой, но меня удивило в вопросе, что молодой человек назвал лишь одну фамилию Рузвельта. Другие интересовавшиеся памятником обычно называли всех трёх лидеров государств или не называли их вообще по фамилиям, а спрашивали, где памятник с фигурами. В последнем случае мне было любопытно узнать, знают ли они вообще историю, но я их об этом не спрашивал, а просто указывал дорогу.
В этот раз я не удержался и спросил юношу:
– А кто ещё на памятнике? – словно это имело значение для того, чтобы объяснить дорогу к памятнику.
Парень подумал немного и ответил:
– Ещё Черчилль.
– А третий кто? – продолжаю спрашивать я, ни секунды не сомневаясь, что получу правильный ответ.
Каково же было моё изумление, когда парень замялся с ответом и, наконец, произнёс:
– Ну, ещё какой-то деятель.
То есть он не знал главного фигуранта конференции, о котором Уинстон Черчилль говорил по случаю 80-летней годовщины со дня рождения Сталина так: «Когда он входил в зал Ялтинской конференции, все мы, словно по команде, встали и, странное дело, почему-то держали руки по швам».
Молодой человек не знал имени, которое десятки лет у всех на слуху, он не знал имени человека, сделавшего из лапотной России великую державу, он назвал каким-то деятелем человека, без имени которого невозможно представить себе историю России. А ведь молодой человек шёл к его памятнику и говорил на русском языке. Зачем же он шёл, если не знал совершенно истории?
Но Ливадия привлекает меня не только своей историей. Как всегда восхищает парк гигантскими платанами, рядом с которыми высокие кипарисы выглядят подростками. Изумительно выглядят на фоне густой зелени большие белые цветы магнолии. Поражает мощными ветвями-бивнями мамонтово дерево. Красуется своим изяществом ель атласская, существенно отличающаяся от кедра атласского сизого. Ель низкая и словно девица распустила по земле бальное платье, а кедр высок и могуч. Неподалёку от него пристроился большой инжир с его резными листьями, напоминающими кружевные салфетки, Ягод пока не видно. Тут же ещё более высокий и с толстыми ветками стоит задумчивый каштан. Но это не тот съедобный каштан, чьи жареные плоды очень нравятся людям. Зато из каштанов этого дерева можно делать с помощью спичек разных человечиков и животных. Возле нашего третьего корпуса, в который меня определили, пейзаж украшают ленкоранские акации. Они существенно отличаются от нашей белой акации розовыми пушистыми цветами. Многих изумляет павловния с огромными листьями, напоминающими лопухи, и крупными ягодами, к сожалению, несъедобными. А, может, к счастью, так как никто не ломает ветки, чтобы добраться до ягод, свисающих крупными гроздями. Возле павловнии обязательно производят съёмки фотоаппаратами и мобильниками.