Страница 9 из 16
Уля разглядывала часы и обнимала мужа. Потом часы перешли к Верочке и та стала их внимательно разглядывать.
За столом, чокаясь и вновь принимая поздравления, Гриша объявил о городской выставке молодых художников, на которой он намеревается участвовать.
– Но там можно по разделу портреты выставить только две картины – придется выбирать.
Все наперебой стали предлагать, вспоминая лучшие работы Гриши.
– Конечно, ты решай сам, сын. Но мне кажется, что один из этих портретов должен быть портрет жены художника.
– Ну, выдумали …
– Нет, нет, Улечка! Толя прав – твой портрет должен быть на выставке обязательно. А вот второй …
– Нужно что-нибудь узнаваемое … Например, портрет Нарусовой … или Пугачевой.
Когда Верочка уснула, убаюканная дедом, Гриша и Уля устроились в его, Гришином кабинете, и стали выбирать портреты для выставки.
Из большой кипы портретов Ули они выбрали портрет, который Гриша нарисовал в первую ночь их близости – портрет был красив и выразителен.
– А второй возьми Пугачеву, – предложила Уля.
– Можно и Аллу Борисовну, – задумчиво проговорил Гриша, разглядывая портрет – копию того портрета, что он сделал на Арбате. – Только там обязательно кто-нибудь выставит ее. Лучше взять Нарусову – ее публикуют реже.
– Надо будет еще получить согласие Нарусовой на обнародование ее портрета – хоть он и не заказной, но все же …
Выставка открылась через месяц и была довольно большой. Произведения Гриши висели среди других черно-белых портретов – кроме этого было множество цветных картин и портретов.
Премий было много, от разных организаций, и поэтому первого места просто не было.
Гришины работы были отмечены зрителями и в прессе, а по разделу рисунка он получил премию Академии художеств, и вручал эту премию Грише его профессор – Генрих Савельевич Василевский, после чего его поздравляли все знакомые студенты и Борис Иосифович Жутовский.
Борис Иосифович пожимая руку Грише говорил о его картинах, разбирая их достоинства – и недостатки – и студенты, окружив их, внимательно слушали.
Затем Василевский и Жутовский увели Гришу с собой – потом они объяснили Грише, что увели его от пьянки, которую потребовали бы его коллеги-студенты.
Но перед этим Гришу успела перехватить корреспондентка молодежной газеты.
– Григорий Анатольевич, не будете ли вы так любезны и не ответите ли на несколько вопросов …
Девушка была молода, очень нервничала и Грише стало ее жаль.
– Давайте попробуем. Как зовут вас?
– Глаша … Глафира. Это первая выставка, в которой вы участвуете?
– Нет, Глаша, далеко не первая. Совсем недавно состоялась выставка студии военных художников имени Грекова, где были мои картины и я получил в качестве премии именные часы от Министра обороны – вот эти.
И Гриша показал красивые «Командирские» часы.
– Вы пишите только портреты?
– Преимущественно.
– Работаете ли вы в цвете?
– Да.
– А где можно увидеть ваши картины?
– Пока только в студии имени Грекова.
– А вам еще не приходилось выставлять свои картины, то есть портреты, за рубежом?
– Да, приходилось. И даже завоевывать там призовые места.
– А нельзя ли подробнее?
– Извините, меня ждут, – и Гриша показал на Улю, Василевского и Жутовского.
ЧТО С ТОБОЙ ?
Положив голову мужу на грудь Тоня тихонько спросила.
– Что-то случилось? Я чувствую, ты в себе что-то держишь …
Свиридов молча поцеловал Тоню.
– Поделись … Расскажи, тебе легче станет. Или мне … этого знать нельзя?..
– Тебе все можно, дорогая моя Тонечка. Да делиться … кровью … не хочется. Пусть уж эти грехи так на мне и останутся.
– Почему ты не хочешь разделить их с мной?
– Я же говорю – крови много …
– А ты думаешь, что я не знаю … Я же чувствую, что за твоими отлучками … даже если об этом и не сообщают … И переживаю еще сильнее … Ты стал думать, что я слабая?
– Нет. Просто не хотел вешать на тебя еще и это.
– Глупый! Мне же легче будет переживать все вместе с тобой. И исповедоваться у отца Исидора легче – не за тайное подозрение, а за поддержку мужа и незримое участие в делах его.
– Ходишь на исповедь?
– Хожу, Толенька, хожу … Прости меня.
– Что прощать – права ты. И твоя молитва много весит.
– А я за всех молюсь – и за тебя, и за Гришу, и за Улю, и за Верочку … Ты думаешь, я не чувствую, чем ты занимаешься? Иногда …
– И тебя это не смущает, не напрягает?
– Никогда! Я тебе верю, и ты это знаешь. А если я буду все это знать – вдруг, чем и помогу.
– Но все-таки лучше тебе держаться в стороне …
– Ты слышал о том, что восемнадцать лет творилось в Оренбурге?
– Да.
– Примешь меры?
– Да. Пока думаю, как охватить всех затронутых. Выложить видео в Интернет?
– Думаешь, подействует? Сомнения нет?
– Есть сомнения. Но видео я сделаю – пусть оренбуржцы посмотрят, кто у них в чиновниках ходит.
– Если они занимались этим восемнадцать лет …
– Все восемнадцать я снимать не буду. А на двадцатиминутный фильм мне пары дней хватит …
Через пару дней Свиридов пришел домой рано – его встретила Уля.
– Папа Толя, здравствуй!
Она поцеловала его в щеку.
– Ты плохо себя чувствуешь? Что-то случилось?
– Здравствуй, милая. Ничего, я пойду прилягу в кабинете …
Вид Свиридова так не понравился Уле, что она сняла фартук и тихонько пошла за Свиридовым в его кабинет. Этим она нарушала неписанное правило – без дела, а тем более без стука туда не входить.
Но она вошла. Свиридов лежал на диванчике, подложив под голову подушку.
– Папа Толя …
Уля присела рядом с ним.
– У тебя неприятности? Можно, я прилягу рядом?
Она пристроилась рядом со Свиридовым, тот потеснился и обнял ее рукой. Уля прижалась к нему спиной и стала гладить его руку.
– Папа Толя … Успокойся … Все будет хорошо … Ты и деда Вася – вот мой папа … Это тебе я могу все рассказать, посплетничать … Ну, еще маме Тоне … Ты не представляешь, как это плохо – когда папы нет …
– Представляю, Уленька, представляю … У меня у самого отца не было … Но после войны у стольких пацанов отцов не было, что этого не замечали … А отец так нужен …
–Значит, мне повезло … Жаль, я не могу быть тебе отцом – но поверь, я всегда и пожалею, и успокою … И маме Тоне не разрешу тебя ревновать! А почему ты ей не расскажешь?
– Расскажу, расскажу …
НОВЫЕ ИДЕИ
Гриша продолжал переписку по Интернету с Даффи, с Мартином Клейнбергом и с директором издательства Мартином Капницером – это была деловая переписка.
А с Густавом Дрейзером и его супругой мадам Женовьевой переписывались и Гриша, и Уля.
С Даффи они иногда обменивались рисунками. С очередным номером журнала со своим рисунком Гриша получил проект договора на следующий год, и в своем ответе Капницеру предложил несколько иной настрой рисунков и переслал несколько образцов – он просто заклеивал на страницах старых журналов старые рисунки новыми.
Для этих новых рисунков он использовал портреты подросших за это время детишек – Верочки, Витеньки и других их ровесников. Копии этих предполагаемых страниц журнала Уля послала мадам Женовьеве и получила восторженный ответ.
А Мартин Клейнберг сообщил, что есть некая фирма, предполагающая использовать рисунки Гриши на детских майках, и предлагал свое посредничество. Гриша послал ему доверенность на представление его интересов перед другими фирмами, и не зря – совсем скоро он получил не только солидный денежный перевод, но и посылку с образцами фирменных маек.
И стоило Верочке появиться на улице в такой майке, как все знакомые и незнакомые детишки потребовали купить им такие же. Гриша раздал все майки из посылки и запросил товарную партию – майки в магазине расходились нарасхват, а многие сожалели об отсутствии более крупных размеров.