Пацаны-пацанки

– А мы все признаём. Это же Проф. Он всё знает. – Отозвалось несколько голосов с парт.

– Однако у нас не конкурс, а диспут. Мне хотелось услышать ваши мнения и узнать, какие вы тут. Узнал. Вы мне понравились.

– А я сам себе не нравлюсь, – заявил вдруг Володя и встал, продолжая. – В мои годы Моцарт успел написать две оперы и серенады, физик Ландау уже учился в университете, готовясь к открытиям, Аркадий Гайдар защищал советскую власть и командовал батальоном, герои его книги тимуровцы нашли себе полезное дело во время войны. А что мы делаем? Мы знаем обо всём, что происходит в мире – информации предостаточно, хотя многие принципиально не читают газет и не смотрят телевизор. Чего мы хотим на самом деле кроме банки пива или кока-колы да роликовых коньков?

Вот вы прочитали сегодня наши мысли. Они вам понравились. Да, мы любим своих матерей, любим футбол, я ещё и боксом увлекаюсь, но как же этого мало! Наверное, кто-то из девочек написала, что мечтает стать моделью, ведь за это много платят. Другие хотят стать бизнесменами, как Абрамович и Березовский. А написал ли кто-нибудь, что хочет изменить мир? Мечтает ли кто-то из нас пожертвовать собой ради науки, ради спасения людей? Все сегодня хотят денег, потому что по их количеству в банках сегодня уважают. Людей с большими счетами показывают по телевизору, о них пишут, они занимают высокие посты. Вот о чём надо, по-моему, писать и говорить.

Запальчивое выступление кончилось, и Володя сел, подперев голову кулаками, но вдруг опять вскочил с неожиданным вопросом:

– Вы узнали о нас, Николай Гаврилович. А мы о вас фактически ничего не знаем. Вы же были пионером и комсомольцем. Что-то делали?

Учитель поднялся из-за стола.

– Хорошо я скажу несколько слов о своей юности. Меня приняли в комсомол в седьмом классе, когда мне было четырнадцать лет. А вы, кстати, знаете, как расшифровывается слово «комсомол»? Поднимите руки, кто знает.

Все молчали. Ни одна рука не поднялась. Николай Гаврилович изумлённо поднял брови.

– Раньше невозможно было представить, чтобы кто-то не знал, что комсомол – это коммунистический союз молодёжи. И первое, о чём я спросил своего комсорга, то есть комсомольского организатора, после того, как нас утвердили в горкоме комсомола, это, что делать? Но вы, наверное, даже не знаете, что означает слово «горком». Это расшифровывается как «городской комитет». Были такие и в партии и в комсомоле. В районе были райкомы, в области – обкомы, в краю – крайкомы, а дальше уже шли центральные комитеты республики и союза. Такая была структура.

И мы все, только что вступившие в ряды комсомольцев, пошли по городу собирать ненужный валяющийся металлолом. Ходили по дворам, пошли на берег моря, а я жил в приморском городе. Всё, что валялось бесхозным, собирали и относили в школу. Так делали и комсомольцы других классов. Собирали и макулатуру. В те годы почти каждая семья выписывала много газет и журналов. Читать все любили. А что делать с кипами газет? Журналы многие подшивали и хранили всю жизнь. А газеты пачками отдавали нам, пионерам и комсомольцам. Потом в школу приезжала машина, мы грузили металлолом и макулатуру, сдавали, а на деньги, которые получали за это от приёмных пунктов купили для школы киноустановку а потом и инструменты для духового оркестра. Так и город очищали от мусора, и школе помогали что-то приобрести. Сегодня ведь все школы с родителей учеников деньги берут. Раньше такого не было.

А потом, после службы в армии меня взяли на работу инструктором в горком комсомола. Только, как говорится, не совсем обычным. Необычность моя заключалась в том, что я любил живую комсомольскую работу – организацию соревнований, вечеров отдыха, комсомольских дружин. Я был начальником городского штаба комсомольского прожектора, который находил и освещал недостатки в хозяйственной работе города. Мы целыми комсомольскими отрядами ходили по магазинам, разбивались на маленькие группы, покупали продукты, а получив сдачу, доставали удостоверения членов комсомольского прожектора и проверяли вес полученного товара и насколько нас обсчитали. Разумеется, многие продавцы работали честно, однако немало попадалось и тех, кто регулярно обсчитывал и недовешивал. На таких обманщиков мы составляли протоколы. Вскоре после наших рейдов в городе все продавцы стали бояться молодых покупателей, так как протоколы мы сдавали в горторгинспекцию, которая имела право снимать с работы на основе наших документов.

Мы много интересных мероприятий устраивали. Но что я не любил, так это бюрократию, бесконечные сборы цифр и отчётов, за которыми иногда забывали живую жизнь. Однажды я выступил на городском пленуме комсомола и раскритиковал работу первого секретаря, который и грубо себя вёл с комсомольцами, и всё внимание уделял только отчётам, подгоняя нужные для вышестоящего руководства цифры. Меня после этого выступления отстранили от всех комсомольских дел и отказались дать рекомендацию в партию. Я написал письмо в «Комсомольскую правду». Приехала молодая корреспондент и опубликовала статью «Правда для узкого круга», в которой полностью поддержала моё выступление. После этого секретаря горкома комсомола сняли с руководства, а меня приняли в партию. Вот что означало быть настоящим комсомольцем. И таким был не только я, хотя сегодня только и говорят о том, что раньше не было никакой критики.

В это время и прозвенел звонок.

– Ну, что же? Все вы сегодня говорили хорошо, – несколько растерянным голосом сказал учитель. – Продолжим на следующем уроке.

Обо всём этом вкратце и рассказал крепыш Володя майору. И завершил такими словами:

– В тот вечер после уроков мы собрались впятером на набережной. Сначала покатались на роликах, потом сели на скамеечке и вспомнили о том, что обсуждали на уроке литературы. Вика попросила меня придумать что-то хорошее, чем можно заняться. Ну, я и придумал создать самим нравственный патруль. Решили начать бороться в школе с руганью, курением и прочим. Обсудили у себя в классе на собрании. Все согласились наводить порядок в школе. Я написал об этом заметку в виде объявления в нашу стенгазету. В члены нравственного контроля стали записываться и из других классов. Но тут лето подошло и всё пока остановилось. Посмотрим, что будет в новом году. Так что сегодня в метро я по инерции этого кибера попросил уступить место женщине. Так он, гад, упёрся, а женщина чуть не упала. Вот я его и сдёрнул, а он матом на меня, пришлось кулак под нос сунуть. Вот и вся история для протокола.

Майор внимательно слушал рассказ, и, казалось, всё время хотел вставить что-то своё, едва удерживая себя. Было понятно, что ему очень интересно, и смотрел он на парня перед собой как-то по-особому. Теперь он сказал:

– Ты знаешь, твой рассказ настолько любопытен, что меня подмывало сейчас же позвонить своей внучке и пригласить её послушать тебя. Она журналист, работает в «Московском комсомольце». Думаю, что ваш опыт с нравственным патрулём газету заинтересует. Ты не возражаешь, если я ей сейчас позвоню, а ты пока продиктуй сержанту свой адрес и домашний или мобильный телефон?

Володя не возражал и продиктовал свои данные. Майор в это время говорил с внучкой:

– Катюша, ты слышала что-нибудь об энпэшниках? Нет? Я так и подозревал. Оказывается, в одной школе создали такой нравственный патруль из школьников, чтобы следить за нравственностью у себя. Любопытно, не правда ли?.. Изобретатель этот у меня сидит сейчас… Нет, не в моём кабинете. Я заехал на Автозаводскую посмотреть, как идут дела, и как раз двух драчунов привели. Один из них и есть этот изобретатель. Решил в вагоне приструнить панка и слегка перегнул… Хочешь познакомиться?.. Попозже? Ладно, я дам тебе потом его координаты. Пока.

Майор положил трубку и кивнул одобрительно головой:

– Она тебе потом сама перезвонит, как освободится. Так что можешь идти, но не ввязывайся в драки. Ты же боксёр. Наверное, тренер предупреждал, что вам нельзя пользоваться кулаками. Хорошо ещё, что только нос разбил. Да и в этом случае этот петух мог на тебя в суд подать. Так что будь осторожнее с вашим нравственным патрулём. Но придумано хорошо. Молодцы. Желаю успехов, – и майор от души пожал руку Владимиру.