Страница 6 из 7
47-ой год запомнился мне как самый голодный год за всю мою жизнь ‑ такого не было даже во время войны!
Но упорно продолжаю учиться. В сентябре-ноябре уже появились овощи с огорода. Карточки стали отоваривать по полным нормам. Прошла денежная реформа. Цены на продукты силовым порядком были снижены. Стало полегче.
В мае 48-го заканчиваю третий курс. Зимой в военкомате прошел приписку. «Здоровье в порядке, спасибо зарядке!» И определили меня на флот. Северный, т.к. в те годы Московская область шефствовала над ним. Сказали только, чтобы я поднабрал вес. А рост у меня уже был нормальный ‑ почти 170 см. Худющий был.
Летом 47-го года при клубе завода была организована юношеская футбольная команда. Приписаны мы были к ДСО «Спартак».
Выдали нам в клубе завода форму, бутсы и мы включились в игры на первенство Московской области. Какие-то навыки у нас были конечно – гоняли мяч много, поставив вместо ворот кирпичи на ближайшей поляне. Меня назначили капитаном, т.к. я бегал быстрее всех.
Первую игру мы проиграли с разгромным счетом – 0:12. Я играл под № 3 ‑ центральный защитник. Мне было очень стыдно! Догадались, что играть надо посмелее, даже понахальнее. Футбол помог приобрести мне эти качества на всю жизнь – в дополнение к упорству и любопытству, которые у меня были с детства. В дальнейшем игра наладилась.
(Бить пенальти поручали мне. Я изобрел одну хитрость. Подбегая к мячу, я смотрел в глаза вратарю, а он, на меня. Перед самым ударом я переводил глаза вправо (или влево), а бил мяч в другую сторону. Вратарь бросался обычно в сторону, куда я переводил взгляд. Бил я пенальти только левой! Успех был 100-процентный. Призыв на службу прервал мою футбольную эпопею на 4 долгих года).
Четвертый курс. Сплошные лабораторки. Класс был разбит на группы по 3, 4 человека. Выполнив одну работу, делали перерыв и переходили на другую. Многие из ребят курили в перерывах. Выходили из лабораторного зала, а меня оставляли обрабатывать результаты опытов. И однажды мне это надоело ‑ я пошел в коридор вместе с ними. И закурил. Вскоре почувствовал пагубность этой дури ‑ стало труднее играть и на трубе и в футбол. И я прекратил эти эксперименты со своим здоровьем. (В дальнейшем, в сложные периоды жизни, закуривал, но ненадолго).
С февраля 49-го года – преддипломная практика. Распределили меня и еще человек пять в научно исследовательский институт НИИ-627, выполняющий, в основном, работы по военно-морской тематике. Велись разработки коммутационной аппаратуры, электродвигателей для приводов корабельных артиллерийских башен и торпед, стабилизаторов напряжения и много другого электрооборудования, в том числе и для быта. Я попал в лабораторию коммутационной аппаратуры.
Начальником был к. т. н. Ростислав Сергеевич Кузнецов. Крупного телосложения, круглолицый, блондин, высокого роста. Говорил всегда громко и четко. Русский интеллигент старой закваски. Ко мне он относился по отечески, много уделял внимания, видя мою сырость, любознательность и горячее желание освоить вопросы проектирования реле ‑ предмет моего диплома. Начальником отдела был д. т. н. Меерович Евгений Абрамович, ветеран войны, тоже известный в научных кругах специалист. А директором института был академик Иосифьян. (Позже, когда я немного пообтерся, я понял, какую мощную научную силу он собрал в институте в примерно равных пропорциях из русских, еврейских и армянских высококлассных специалистов ‑ разработчиков электромеханической аппаратуры и систем).
. Помню один случай. (Это было, когда я вернулся после службы и учился уже в институте). Сижу за рабочим столом. Запустил схему, а сам решил взять какой-то интеграл. Ничего не получалось. Открывается дверь лаборатории, входит директор. Высокий, сухопарый, с орлиным крючковатым носом, острым, пронзительным взглядом, смуглый, армянин, говорил без акцента. Волосы прямые, растрепаны. Походил по лаборатории, поговорил с кем-то, и подошел ко мне. Я рассказал, что жду окончания опыта, и пока есть свободное время, пытаюсь взять интеграл, но пока не получается. Он сел рядом и почти не задумываясь, показал, как его надо брать).
В июне 49-го года я защитился на отлично, и меня оставили работать в институте на должности техника с окладом 800р. (Дипломированный инженер после института тогда получал 1100р). На работу я вышел 1-го августа. Работал и готовился к экзаменам в Энергетический институт на заочное отделение. В августе 50-го меня перевели на должность старшего техника с окладом 900р. Сдал экзамены. Только приступил к учебе в институте ‑ пришла повестка из военкомата ‑ вызывают пройти комиссию на предмет годности для службы в ВМФ. Прошел по всем статьям. Вес‑ 60кг, рост‑171.5см. И в октябре 50-го года я прибыл в военкомат для отправки на действительную военную службу. Из института открепление не взял, сказал, что буду продолжать учиться на службе. Из НИИ уволился с правом приема по возвращению.
Прощание было трогательным, меня любили и ценили, Я думаю, было за что. Я не отказывался ни от какой работы, меня рвали на части ‑ до обеда я работал с одним инженером, после обеда с другим, помогал собирать сложнейшие электросхемы, проводя записи параметров в экспериментах на шлейфовых осциллографах. Многому меня научили мои руководители, высококлассные инженеры отдела Е. А. Мееровича.
Хотя подготовка у меня в техникуме была очень хорошая, я все время чувствовал, что для творческой работы надо получать высшее образование. Я твердо решил учиться дальше! А на флоте матросы и старшины тогда служили 5 лет!
Перед самым увольнением, как-то я зашел в зал к конструкторам и обратил внимание, что двоих нет. Спросил где люди, но никто не мог объяснить, куда они делись. Одного звали Лев Александрович Поздняк. (Позже он сыграл большую роль в моей жизни). Это был один из выдающихся конструкторов отдела. Из других подразделений НИИ тоже исчезло несколько человек – лучших специалистов!
(Через много, много лет, я пришел к выводу, что лучшего коллектива отдела, чем в НИИ-627 со всех точек зрения в моей жизни не было. Но самые эрудированные и самые лучшие ученые и инженеры-разработчики, самые порядочные и скромные люди были евреи НИИ-627. Вспоминаю их с большой теплотой. Хотите, верьте, хотите, нет, но этот прискорбный для антисемитов факт ‑ неоспорим).
1.6.Служба в Военно-Морском Флоте
1.6.1.Учебный отряд
Провожали меня все мои лучшие друзья и, конечно, Валя.
Сажают в теплушку, дают сухой паек, и через полтора суток прибываем в г. Выборг.
Огромный ангар и в нем собрали человек 500. Сгруппировали по 25 человек и всех пропустили через медкомиссию. Запомнилось вращающееся кресло ‑ пристегнули и закрутили. В какой-то момент мгновенно остановили, и приказали быстро идти по узкому длинному ковру. Я его прошел бодро, хотя сначала немного повело.
Проверку слуха, зрения, объем легких, качели ‑ все прошел на отлично. Объявляют – в плавсостав! Группа сократилась на несколько человек, не прошедших эту жесткую комиссию ‑ их отправили служить в береговую оборону. И последнее испытание – на общеобразовательную подготовку. Посадили в класс и предложили написать диктант – две странички тетради. Результат я узнал потом, когда группы переформировали для отправки в отряды на учебу по специальностям в зависимости от степени подготовки: боцманы, коки, трюмные, мотористы, артиллеристы, сигнальщики, штурманские электрики – гироскописты! Я попал в группу штурманских электриков – элиту плавсостава (как потом я узнал)!
Наутро просыпаюсь от громкого вопроса: «Кто может играть на музыкальных инструментах ‑ на испытания!». Я пошел. Дают трубу – играй, что можешь. «Ноты нужны?» ‑ «Нет». Не помню, что я играл. Меня быстро остановили и сказали, чтобы завтра с утра с вещами пришел в штаб для оформления и отправки в муз. команду Северного флота!
Не пошел я в муз. команду! Плавсостав ведь! Уговаривали, но я уперся, а приказать не могли – присягу я еще не принимал.