Страница 8 из 14
Подруг у нее было немного, но были … все молодые профессионалки, знающие себе цену и с определенным жизненным опытом. С ними она расслаблялась и могла говорить и делать, что хотела. Делить им было нечего. Марина вышла из такси, Коля остался заплатить, и девочки какое-то время стояли перед большим сталинским домом. Аня узнала Садово-Кудринскую. Самый центр. Она поняла, что сейчас в новой компании ей вновь придется стать 'королевой' и показывать свое платье, блистать! Это было хорошо, но с другой стороны немного уже лень. Хмель почти прошел, хотелось лечь, и снять мокрые и нелепые на снежной улице туфли. Коля подошел, и подхватил их обеих под руки. 'Девчонки, за мной!' – а он был ничего этот Коля-военный. Аня Маринку понимала. Они сколько-то проехали в мягко ползущем лифте и вышли на солидную лестничную клетку, где было всего две квартиры. Аня хотела бы задать Марине кое-какие вопросы про хозяина, но не успела. Коля позвонил и какой-то молодой мужчина широко раскрыл перед ними дверь. 'Ага – подумала Аня, вот оно что! Ну, что ж … может Маринка и права … может и не зря я ехала'.
Парень помог снять Ане шубу и внимательно взглянув на ее туфли, предложил ей какие-то мягкие тапки. 'Нет, нет, ну что вы. Мне ничего не нужно. Только еще не хватает, чтобы ее платье сочеталось со шлепанцами'.
– Феликс, знакомься. Это Аня, помнишь я тебе о ней говорила. Мы ее среди своих Нюрой называем.
– Здравствуйте, Аня. Я – Феликс Панов. Марину я очень давно знаю. Мы когда-то учились вместе. Она мне действительно о вас говорила .... и вы оказались еще красивее, чем я мог себе представить.
– Так, начинается. Весьма банальное начало. Мне тоже очень, Феликс, приятно. Аня заиграла глазами из-под челки, и протянула ему руку, капельку выше, чем для рукопожатия. Феликс чуть наклонившись, поцеловал ей руку, нисколько не смутившись. Проходите в гостиную … не стесняйтесь. Что вы будете пить? Есть джин, вино, коньяк …
– Чуть коньяку, пожалуйста. Аня шла к дивану, бедра ее чуть покачивались из стороны в сторону, без нарочитой вульгарности, просто чтобы 'показать' осанку и платье. Она прекрасно знала, что Феликс на нее смотрит.
Они с Маринкой уселись на диван. Вертолетчик принес им рюмки с коньяком на донышке.
– Марин, а кто этот Феликс?
– Что ты имеешь в виду, кто? Сама узнаешь. Сама ему свои вопросы задашь.
– Ну-ка, Марин, прекрати. Это его квартира?
– Ну, да, его. Видишь старая, довольно большая, тут еще три комнаты. Это ему все от дедушки с бабушкой досталось. Дед у него был академик, умер давно. Он тут и жил с бабкой, она умерла и квартира попала в его распоряжение. Он тут не хочет ничего менять. Говорит ему и так нравится. Я бы все сменила на современное.
– А я бы – нет. Так лучше, и в этом что-то есть. Смотри стол ломберный, какая прелесть.
Ну, на черта тебе ломберный стол? Если буфет выбросить, столько было бы места. Но Феликс даже за бабушкин хрусталь держится.
– Правильно делает. Ане подумалось, что ее 'Вере Холодной' было бы правильно жить в таком доме. У них дома на Расплетина было совсем не так. Мебель добротная, но, разумеется, не такая уж и старинная.
– Марин, ты мне о нем расскажи. Он какой врач-то? А ты заметила, он меня не захотел Нюрой называть. Это хорошо.
– Нюр, а тебе что, не нравится, что мы тебя Нюра называем?
– Да, нравится …но какая я ему Нюра? Я его в первый раз вижу. Так какой он доктор?
– Ой, тебе не понравится … несерьезный доктор, я считаю … говорили мы ему, не послушал…
– Ну! Говори! Гинеколог?
– Хуже. Маринка хихикнула. Он – психиатр, причем хороший и работает в институте судебной психиатрии. Ему 30 лет. Пару лет назад он защитился. Поняла?
Аня поняла и замолчала. Институт Сербского – это было серьезно. Феликс пока к ним не подходил, сновал между гостями, среди которых были и довольно пожилые люди, все осанистые, с интеллигентными лицами. Никто не сидел за столом, люди стояли с бокалами и рюмками в руке, кое-кто сидел в креслах и на диване. Разговаривали, смеялись и явно были расслаблены, среди 'своих'. Аня все время следила за Феликсом. В комнате было полутемно, горели настоящие свечи, лица в этом неясном свете казались бледными, нечеткими, все краски были приглушены. Аня еще подумала, что ее прекрасный ярко-синий бант на корсаже тоже выглядит тускло, а жаль …
Феликс был по-настоящему красив: чуть выше среднего роста, крепко сбитый, но вовсе не раздавшийся, из тех, чье, совершенно пропорциональное тело, лучше выглядит в хорошей, дорогой одежде, чем раздетым. Вряд ли Феликс обладал специально накаченными мышцами, если он и был сильным и координированным, то от природы, не от занятий спортом. Ему 30 лет, и он кандидат наук. Разве у него было время бегать с мячом? Синие глаза, уж глаза, какие глаза! Не светлые, не серые или голубые, а именно васильково-синие. Аня давно не видела таких глаз. Да еще длинные черные ресницы. Да, мужику и не нужны такие ресницы, он бы вполне мог удовлетвориться более короткими. И … 'брови вразлет' – слова песни сразу пришли на ум. Каштановые густые волосы. Брился он, видимо, давно, и черная густая щетина уже чуть 'подсинила' его щеки, придавая Феликсу какой-то очень зрелый вид. Его и парнем-то язык не поворачивался назвать. Не 'парень' он был, а 'мужчина'. Разницу Аня очень хорошо понимала. Пора 'парней и девчонок' для нее тоже давно миновала.
Много она видела красивых мужчин, некрасивых у нее почти не было. Это было само собой разумеющейся характеристикой, но в случае Феликса дело было вовсе не во внешности. А в чем, Аня пока и сама не понимала. Что-то, наверное, во взгляде: пронзительность, острота, ум, власть … трудно объяснимые вещи.
За окнами стало чуть светлеть, пока еле заметно. Было между пятью и шестью часами утра, Аня очень устала, но домой ей уже не хотелось. Вот она эта ночь: она увидела Феликса, а он увидел ее. Заиграла какая-то медленная музыка по-английски, Феликс подошел и они пошли танцевать. Комната была довольно большая и они даже немного затерялись среди других пар, никто не обращал на них внимания. 'Ну, Маринка-то смотрит. – подумала Аня, но Маринка не смотрела, ее уже вообще нигде не было'.
– Вы Марину ищете? Они уехали.
– Надо же, уехали … я и не заметила. Феликс, уже почти утро. Мне тоже пора.
– Аня, мне не хочется вас отпускать. Но, если вы устали … я вызову вам такси. Вызвать?
– Да, пожалуйста. Я действительно устала.
Руки Феликса лежали у Ани за спиной, но он не пытался переместить их ниже. Все эти штучки с вульгарным лапаньем ему совершенно не шли. Он просто на нее смотрел, пристально, почти не отрываясь. Это было завораживающе приятно, и неприятно одновременно. Аню будоражил и его взгляд и его руки. Но она от него устала, ей хотелось оказаться дома и подумать.
Минут через двадцать она уже сидела в такси. Феликс вышел на улицу и заранее расплатился с шофером. Аня и сама могла бы заплатить, но … он соблюдал этикет, принятый для людей их круга. Но был он Ане 'свой' или нет, она пока не понимала. В семь часов мать еще спала, а отец собирался на работу. Посмотрев на Аню, он понимающе хмыкнул, но ничего не сказал. В постели, перед тем, как уснуть, она подумала, что Феликс не попросил у нее телефона, не высказал никакого желания ее вновь увидеть. Это было странно, но каким-то образом в 'его духе'. Откуда Аня могла тогда знать, каков был 'его дух'? Но, она догадывалась. Впрочем, она и сама была не уверена, что она так уж хочет его снова видеть. Она даже чувствовала, что играть, как обычно, в королеву у нее с ним не получится. Он просто не примет условий такой игры, потому что, какой из него 'паж'…
Прошло несколько дней, может неделя. Важная это была неделя. Аня так раз заканчивала курсы переводчиков Интуриста, находившиеся в здании гостиницы Метрополь. Ну курсы – и курсы: какая-то довольно скучная муть про памятники архитектуры … русское зодчество 'восьмерик на четверике', сокровища Грановитой Палаты, какова высота высотных зданий, сколько на что пошло бетона, количество студентов в МГУ, какие-то многочисленные цифры, которые надо было просто запомнить. Пришлось учить различные стили в архитектуре и живописи … Москва студенческая, купеческая, церковная и прочее. Все по-французски, но это было как раз не самое трудное. Аня решила поработать в техническом бюро Интуриста, т.е. с фирмачами на переговорах и всякого рода наладках оборудования. Все лучше, чем про Кремль и Колокольню Ивана Великого. На этой неделе она как раз пошла на собеседование. Люди с техническим образованием, с хорошим беглым французским и опытом работы заграницей были нужны, и Аня была на сто процентов уверена, что ее возьмут, даже с фамилией Рейфман, про которую 'там где надо' было известно. В небольшом зале сидело три человека, две тетки и мужик. Аня была скромно одета, но умело накрашена: посыл должен был быть им всем ясен: девушка – советская комсомолка, но перед фирмачами в грязь лицом не ударит, т.е. все при ней … Дядечка был, конечно, из конторы и это было явственно видно. Темно-серый костюм, белая рубашка с плохим галстуком и отечественные туфли, офицерского вида. 'Ага, с ним-то я и поговорю. Тетки тут для галочки' – сразу сориентировалась Аня. Разговор длился совсем недолго и результат был совершенно для Ани неожиданный: