Страница 5 из 10
Кампания на Западе, начавшаяся 10 мая 1940 года, при благоприятных для Германии предпосылках (крупные пробелы в области вооружения, боевой подготовки личного состава, а также оснащения танками и автомашинами были за время зимы 1939/40 года в значительной мере устранены) никоим образом не была превентивной мерой для защиты от «планомерно готовившегося совместно с бельгийским и нидерландским генеральными штабами продвижения» войск западных союзников в Рурскую область, как то утверждала национал-социалистская пропаганда. Хотя Гитлер и попытался политически оправдать свои действия и переложить ответственность за них на оба нейтральных государства, на самом деле эти действия определялись в первую очередь его собственными стратегическими соображениями. Он явно считал, что военной победой на континенте сможет побудить своего главного врага – Англию принять его условия и, до предела используя все экономические резервы, сумеет быстро закончить войну. Это было второй его военной целью и вместе с тем его первым ложным умозаключением! К тому же осенью 1939 года он еще имел неверные представления о фактической боеспособности германского вермахта и, несмотря на предостережения специалистов, переоценивал собственную вооруженную силу. Этому его свойству будет суждено приобрести роковое значение в другой взаимосвязи с проводимой им войной. Здесь у Гитлера впервые обнаружилось то расхождение между понятиями «хотеть» и «мочь» в военной области, которое постоянно углублялось у него с годами!
Какой триумфальный момент для ефрейтора Первой мировой войны, когда 24 июня 1940 года он получил из Дорна телеграмму, в которой его бывший верховный полководец кайзер Вильгельм II поздравил фюрера с «огромной победой»! То, что не удалось императору за четыре года ожесточенной войны, несмотря на величайшее напряжение всех сил, он, Гитлер, совершил всего за несколько недель. Франция сокрушена в ходе поистине невиданной в современной военной истории кампании, от которой просто захватывает дух, а англичане изгнаны с континента. Военный подвиг такого масштаба, какой не снился даже самым смелым оптимистам, а оплачен совсем незначительными потерями! В Компьенском лесу, на историческом месте 1918 года, Франция должна теперь подписать в целом умеренные германские условия перемирия.
Гитлер, с 1933 года шагавший от одного успеха к другому, уже одержавший победу в трех военных кампаниях, теперь достиг вершины своей стремительной карьеры. Его предсказания вновь оправдались: противники были сломлены в кратчайший срок. Теперь он явно достиг своей далеко идущей цели. Он добился этого благодаря своему «инстинкту» в выборе подходящего момента, при помощи которого почти с уверенностью лунатика вел до сих пор свою внешнюю политику. Казалось, он и с войной справляется так же легко опять-таки благодаря своей «интуиции». Национал-социалистская пропаганда не знала удержу, в превосходных степенях восхваляя Гитлера: из «величайшего государственного мужа» со времен Бисмарка она теперь сделала из него и «величайшего полководца всех времен».
Сфера господства Гитлера простиралась отныне от Нордкапа до испанской границы, ограждаемая от врагов, пожалуй, самыми боеспособными вооруженными силами в мире. И хотя зимой 1939/40 года критические, более того, оппозиционные голоса мужественно предостерегали от похода на Запад, победа в мае и июне 1940 года либо заставила их надолго замолчать, либо лишила их всякого резонанса. Престиж Гитлера в народе решающим образом укрепился.
Немало религиозно мыслящих немцев считало, что «человек, добившийся таких успехов, ниспослан им самим Богом». Даже такой умный и обладающий острым зрением наблюдатель, как Уве фон Хассель, писал в своем дневнике: «Никто не может оспаривать величия, достигнутого Гитлером. Но это ничего не меняет во внутреннем характере его деяний и не умаляет тех ужасных опасностей, которые угрожают всем высшим ценностям. Демонический Спартак может действовать только разрушающе…»
В союзе с Италией, которая вступила в войну 10 июня 1940 года, Гитлер теперь держал в своих руках судьбу Центральной Европы. Легко понять, что самомнение большинства немцев возросло, но надежный глазомер, определяющий, что возможно и что невозможно в политической и военной областях, был ими утерян. Ведь это всего-навсего вопрос ближайших дней, ну, нескольких недель, – и Англия, последний противник, прекратит почти бесперспективную борьбу. В самом узком кругу Гитлер вновь и вновь повторял: Англия побеждена, только не признает этого.
Мы не можем оставить без внимания эту возникшую после непрерывной цепи успехов Гитлера психологическую ситуацию лета и осени 1940 года, если хотим правильно оценить начавшийся тогда период напряженности между политикой и самим ведением войны.
Англия Черчилля не сдалась; она оценивала свое положение в первую очередь как положение морской державы, и с этой точки зрения у нее не было никакой причины, заставлявшей ее сложить оружие. Именно в этом состояла особая, отличающаяся одна от другой оценка войны французом Петеном и британским премьер-министром. Для первого в мае – июне 1940 года речь шла об обычном военно-политическом столкновении, которому было суждено закончиться военным поражением Франции на континенте. Для Черчилля же конфликт решался не на традиционных полях сражений Европы, а всемирными и идеологическими факторами. К тому же он был убежден, что Рузвельт вскоре преодолеет изоляционистскую позицию американского конгресса и вступит в войну на стороне
Англии. Таким образом, в данном пункте Гитлер оказался не прав, и очень скоро стало очевидно, сколь дорого обойдется ему эта ошибка! Ведь какими средствами и возможностями располагал он, чтобы склонить Англию к мирным переговорам?
Гитлера тех месяцев можно по праву сравнить с шахматистом, который в начале партии считает достаточными четыре-пять ходов, чтобы объявить противнику мат. Вот он уже готов сделать первый ход, но вдруг начинает колебаться, ибо надеется прийти к цели быстрее, более эффективным ходом. Однако в самый последний момент отказывается и от него, чтобы в конце концов снова прибегнуть к своему излюбленному ходу.
Так, поначалу он все свои надежды возложил на усиленную воздушную и морскую войну. Еще до начала Второй мировой войны Гитлер неоднократно утверждал: смертельную рану Англии можно нанести только всеобъемлющей экономической войной; будучи отрезанной от импорта, она долго продолжать сопротивление не сможет. А значит, все дело в том, чтобы захватить на побережье Ла-Манша подходящие базы для подводного флота и авиации и оттуда начать широкомасштабные военные действия по установлению блокады Англии. Если зимой 1939/40 года борьбу против британских надводных и подводных сил начал германский военно-морской флот, то после похода против Франции должны были в более крупном масштабе вступить в дело Люфтваффе. Гитлер, а особенно Геринг, надеялся посредством широко задуманного воздушного наступления сделать Англию покладистей и тем самым создать предпосылки для окончательного разгрома врага. Для этой цели были выделены два воздушных флота, насчитывавшие около 2000 самолетов, которым англичане в критические дни июля – августа могли противопоставить всего лишь 600–700 истребителей.
13 августа началась первая фаза «воздушной битвы над Англией» (операция «Орел»). Ее первоначальной целью было добиться превосходства в воздухе. Кроме того, совершались крупные налеты на вражеские базы истребительной авиации и опорные пункты противовоздушной обороны. Во второй фазе, начавшейся 5–7 сентября, предусматривалось разгромить экономический потенциал и деморализовать население Британских островов. Но ни то ни другое не удалось! Не говоря уже о крупных потерях немецкой авиации в результате сильной, хорошо руководимой английской противовоздушной обороны, а также об отсутствии четырехмоторных бомбардировщиков дальнего радиуса действий для ведения стратегической воздушной войны, что привело к провалу операции, ее пришлось постепенно прекратить потому, что на первый план все сильнее выдвигалось стратегическое сосредоточение и развертывание сил против Советского Союза и с этой целью надо было держать воздушные флоты в боевой готовности.