Монах из Мохи

«Легко, – сказал Ли. – Делаем договор».

Мохтар вернулся на парковку и сказал старику, что все складывается. Они собьют цену на тысячу.

Старик был счастлив, они пожали друг другу руки, Мохтар привел его в офис и познакомил с Ли. «Дальше я сам», – сказал Ли, и Мохтар ушел на парковку.

Спустя час Мохтар посмотрел, как старик уезжает на своем новом «аккорде», и помахал ему, раздумывая о том, как сегодня удалось сделать что-то хорошее. Он зауважал Ли: надо же, беспощадный переговорщик все-таки способен выказать некое почтение, некое милосердие старому человеку, заключить перемирие, прервать бесконечные стычки за комиссию и просто-напросто сбить цену на тысячу. Старику на этой земле осталось недолго; суета не стоит того.

«Это ты молодец», – сказал Мохтар начальнику.

Ли посмотрел на него странно и ткнул пальцем в договор. Арифметика – как обычно, путаница взносов, наценок и прочей ерунды, но Мохтар разглядел, что Ли не сбил ни цента. Машина обошлась старику ровно в ту сумму, которую Ли хотел с него получить. Ли сбил тысячу долларов с первого взноса и тут же ее прибавил.

После этого уйти было легко. Мохтар уже организовал сотню сделок, цифрами жонглировали всякий раз, но тут история была другая. Мохтар ушел домой, а спустя несколько дней уволился, послав СМС. Понимал, что это непрофессионально, что это нарушение приличий и рабочего этикета, но с него хватило. Так он Ли и написал, четыре слова: С меня хватит, сынок.

Глава 8

Воитель из Ричгроув

Бейкерсфилд – отнюдь не первый в списке городов, где молодой человек захочет ступить на героический путь. Но Ситр, бабушка Мохтара по матери, жила поблизости, в Ричгроув, и у нее был диван. Мохтар планировал спать на этом диване задаром и ходить на занятия в колледж Бейкерсфилда. Ему нужно было сосредоточиться на учебе и не тратить лишнего, так что он сел в автобус, который четыре часа вез его на юг штата.

Не то чтобы это был целиком выбор Мохтара. Фейсал не обрадовался, что сын бросил работу в «Хонде». Мохтару там хорошо платили, рассуждал Фейсал, у Мохтара там было будущее, а Мохтар ушел не пойми с какой радости. Еще одна иллюстрация его неугомонности, не сказать бестолковости. Родителям Мохтара требовалось знать, что у сына есть план. Либо найди работу и там работай, сказали они, либо иди учись. А бросать хорошие должности и спать у нас тут на полу – так дело не пойдет.

«Поживи пока у нас, – сказала бабушка. – Поучись».

Мохтару нужно было подышать воздухом, сменить обстановку. Он собрал вещички и записался на четыре курса: политология, всемирная история, социология и киноведение. Переехал к Ситр на Южную, 99, прямо за бензоколонкой и продуктовым «Фастуэй».

Ситр с мужем Али купили «Фастуэй» еще в 1980-х. Бензоколонка стояла посреди Калифорнийской долины, среди фруктовых ферм – через дорогу виноградники, чуть дальше авокадо и миндаль. Когда бизнесом занялись Ситр и Али, то была единственная бензоколонка на многие мили окрест, и доход она стала приносить сразу. Сборщики фруктов, в подавляющем большинстве своем мексиканцы и прочие латиноамериканцы, покупали в «Фастуэй» обед, пиво после работы, бензин для грузовиков. Топливо доходов не приносило – ни одна бензоколонка особо не наживается на бензине, – но заманивало покупателей в продуктовый, и доходы росли там. Продукты, лотерейные билеты, алкоголь.

За бензоколонкой Али и Ситр построили себе дом и счастливо прожили в нем двадцать пять лет. Их дети, а теперь и внуки росли здесь же, работали на бензоколонке, дома говорили по-арабски, в школе по-английски, в лавке по-испански. Мохтар их навещал с самого переезда в Калифорнию. Сельская жизнь – тихо, сухо, жарко. На узких дорогах, что прорезали сливовые и виноградные посадки, дяди Ракан и Рафик учили Мохтара водить машину. А поскольку в Йемене от любого молодого человека ожидалось, что он хоть как-то умеет обращаться с ружьем, дядья возили Мохтара в стрелковый клуб «5 собак» и обучали стрелять.

Сейчас дед Али уже десять лет как умер, но бизнес по-прежнему процветал – им владела Ситр, а управляли Ракан и ее зять Тадж. Тадж и его жена Андреа с четырьмя детьми жили в том же доме. Тесновато, но Мохтару нашли место. С месяц он спал на диване, а потом Ракан откопал в гараже и вернул к жизни старую кровать – много лет назад на ней спала Хитам, дочь Андреа. Кровать была розовая, но Мохтар все равно был благодарен и старался пригодиться в «Фастуэе». Выносил мусор. Складывал картонные коробки. Помогал поварихе Ольге, языкастой американской мексиканке, которая готовила буррито, эмпанады и сэндвичи для сельхозрабочих.

Рабочие, приходившие в «Фастуэй», приносили для Ситр ящики винограда, апельсинов, слив, голубики и миндаля – по сезону, – а Ситр давала им травы, специи и инжир, которые растила у себя на участке. Ситр любила Ричгроув. Он напоминал ей о Йемене – жарком и плодородном Йемене ее детства. В Иббе росло все, рассказывала она Мохтару. Дыни, инжир, лимоны, яблоки, миндаль. Все что ни возьми. Их йеменские предки в своей родной мухафазе Ибб возделывали землю – логично, что йеменцы из Ибба приезжали в Калифорнию. Ситр на роду было написано поселиться там.

Ситр знала Сесара Чавеса и Долорес Уэрту[7]. Она знала Наги Дайфуллу, американского йеменца, сельхозрабочего, погибшего за дело сельхозрабочих. Когда Сесар Чавес начал создавать профсоюз, его поддержали йеменцы Калифорнийской долины. В 1973 году Дайфулла, йеменец из Ибба, руководил забастовкой «Объединенных сельскохозяйственных рабочих». Он прекрасно говорил по-английски и по-испански и был важным связующим звеном между испано- и арабоговорящими работниками. В августе того же года, в разгар битв ОСР с владельцами плантаций и полицейскими, Дайфулла перед баром праздновал скромную победу профсоюза. Подошел сотрудник полиции округа Керн, они с Дайфуллой повздорили. Полицейский ударил Дайфуллу по голове фонариком и затем волоком потащил по улице, что Дайфуллу и убило. Похоронную процессию на семь тысяч человек вел через Делано сам Чавес.

А теперь Мохтар учился в колледже с сыновьями и дочерями этих сельхозрабочих. Курсы в колледже Бейкерсфилда были ничего, но Мохтар вскоре заскучал. Кое-кто в Ричгроув почитал Бейкерсфилд за крупный город, но Мохтару там ловить было нечего. Машины нет, денег нет. С другими студентами он не сдружился. Была одна персидская женщина на социологии, которая его заинтересовала, и несколько мусульманок, которых заинтересовал он, но в остальном Мохтар быстро сообразил, что Бейкерсфилд – не его судьба. Спустя семестр уехал. Вернулся к родителям, которые жили теперь на Острове Сокровищ, неподалеку от его средней школы.

Родители были им недовольны. Работу в «Хонде» бросил. Колледж бросил. А теперь опять спит у них на полу.

Но в Йемене просыпалась надежда. На дворе стоял 2011 год, Йемен вдохновился оптимизмом Арабской весны, и Мохтар влился в сообщество американских йеменцев района Залива – вместе с ними радовался прогрессу и обсуждал открывшиеся возможности. В апреле он с группой других молодых американских йеменцев организовал марш в Сан-Франциско – две тысячи человек выступили в поддержку борьбы йеменцев за демократию. Вскоре Мохтар вошел в национальную делегацию американских йеменцев, которую пригласили в Вашингтон, округ Колумбия, выступить в Государственном департаменте и Белом доме. Мохтару был двадцать один год, он был самым молодым членом делегации, куда вошли девятнадцать представителей от одиннадцати штатов, и надеть ему было нечего. За всю свою жизнь он обзавелся одним костюмом и уже сносил его до дыр.

7

Сесар Эстрада Чавес (1927–1993) – американский профсоюзный деятель, правозащитник, совместно с коллегой по профсоюзной работе, защитницей прав женщин, рабочих и иммигрантов Долорес Кларой Фернандой Уэрта (р. 1930) основал Национальную ассоциацию сельскохозяйственных рабочих (ныне «Объединенные сельскохозяйственные рабочие»).