Страница 4 из 15
«У нас тут рубашки из Лондона».
Мохтар расписывался на клипбордах и уносил посылки в кладовую позади стойки, а потом, увидев жильца в вестибюле, весело поднимал палец и бровь, объявлял, что прибыла посылка. И жильцы тоже радовались. Как-то раз один немолодой жилец, Джеймс Блэкбёрн, открыл коробку и показал Мохтару пару новых перьевых ручек «монблан».
«Лучшие перья в мире, мистер», – сказал Блэкбёрн.
Неизменно учтивый Мохтар восхитился перьями и что-то про них спросил. Прошло несколько месяцев, и под Рождество он обнаружил на столе подарок; развернул – а там такое же перо. Презент от мистера Блэкбёрна.
В основном жильцы обзавелись деньгами недавно и только привыкали к «Инфинити». Если они хотели, чтобы с ними общались формально, Мохтар общался формально. Если им хотелось поговорить, он разговаривал, и временами на эти разговоры находились время и силы. Допустим, жильцы в вестибюле ждали машину. Мохтару полагалось стоять у двери, подкарауливать прибытие машины, и тогда ему и жильцу выпадало несколько неловких минут, когда оба смотрели на улицу.
«Много работы сегодня?» – спрашивал, к примеру, жилец.
«Да не очень», – отвечал Мохтар.
Важно было не показывать, что загоняешься. Вестибюльный представитель обязан излучать невозмутимую компетентность.
«Слыхали? В Башню Б въехал питчер „Сан-Франциско Джайентс“», – говорил жилец.
Тут прибывала машина, и беседа заканчивалась.
Но порой они углублялись. Вот Джеймс Блэкбёрн – он углублялся. Заинтересовался Мохтаром еще до пера «монблан». «Ты умный парень, Мохтар. Какие у тебя планы?»
Мохтар ему сочувствовал. Джеймс, белый пенсионер на седьмом десятке, – хороший человек, ему тоже неловко. Если считать, что Мохтар хочет чего получше, нежели всю жизнь скакать из-за стойки к двери, это умалит нынешнюю работу Мохтара – мало ли, вдруг для Мохтара это личная вершина? Но если считать, что для Мохтара это личная вершина, выводы получаются весьма прискорбные.
В основном жильцы вопросов не задавали. Не хотели знать. Эта работа, само присутствие Мохтара напоминали им: есть те, кто живет в стеклянных башнях, а есть те, кто открывает им двери. Замечали жильцы, как он читает «Проклятьем заклейменных»?[3] Не исключено. Он свои книжки не прятал. Замечали жильцы Мохтара в новостях, когда он порой сзывал всех на протесты или выходил на них, требуя перемен во взаимоотношениях полиции и сан-францисского сообщества американских арабов и мусульман? Мохтар иногда мелькал на публике, и временами ему казалось, что его будущее – организовывать, представлять арабов и мусульман на уровне повыше. Член Наблюдательного совета Сан-Франциско? Мэр? Кое-кто из жильцов «Инфинити» знал о его гражданской деятельности, и для большинства он оставался неудобной загадкой. Мохтар понимал: им предпочтительны консьержи чуть посмирнее и поскучнее.
Но еще был Джеймс Блэкбёрн. «А где ты вырос? – спрашивал он. – Сам-то местный?»
Глава 3
Малолетний книжный вор
Самое раннее воспоминание Мохтара о Сан-Франциско – человек, который испражняется на «мерседес». В тот день семья Мохтара приехала в Тендерлойн. Мохтару исполнилось восемь – старший из тогда еще пятерых детей. Семья годами жила в бруклинском районе Бедфорд-Стайвесант, где отец Фейсал управлял «Кондитерской и продуктовым Майка» – лавкой, принадлежавшей деду Мохтара Хамуду. Но Фейсал не хотел торговать алкоголем – ему было неприятно. После многих лет планирования и мучительных раздумий Фейсал и его жена Бушра наконец-то вырвались на волю. Переехали они в Калифорнию, где Фейсалу пообещали работу уборщика. Лучше оказаться на мели и начать с нуля, чем толкать бухло под отцовской пятой.
Квартиру они нашли в Тендерлойне, который считается самым неблагополучным и бедным районом Сан-Франциско. Они приехали в город, Мохтар и остальные дети сидели сзади, машина остановилась на светофоре. Мохтар посмотрел в окно – рядом затормозил белый «мерседес»; Мохтар залюбовался этим автомобилем, блистающей краской, мерцающим хромом, и тут какой-то человек в обносках запрыгнул на капот, стянул штаны и наложил кучу. Случилось это в квартале от будущего дома семейства Альханшали.
Они уехали из просторной бруклинской квартиры, отказались от жизни, в которой, вспоминает Мохтар, никто ни в чем не нуждался, – у детей была отдельная комната, набитая игрушками, – и угодили в двухкомнатную квартирку в доме 1036 по Поук-стрит, между двумя магазинами порнографии. Пятеро детей ночевали в спальне, родители – в гостиной. Ночь напролет визжали сирены. Выли наркоманы. Бушра боялась одна ходить по району и за продуктами на Ларкин-стрит посылала Мохтара. В один из первых таких походов в Мохтара швырнули бутылкой – стекло разбилось об стену у него над головой.
Мохтар привык к наркоторговле, кипевшей круглосуточно прямо на улицах. Привык к запахам – человеческих фекалий, мочи, марихуаны. К воплям мужчин, женщин и младенцев. Привык переступать шприцы и блевоту. Привык, что в переулках трахаются старики и молодые пацаны. Ширяется тетка за шестьдесят. Попрошайничает семейство бездомных. Среди машин на проезжей части стоит пожилой торчок.
В Сан-Франциско считалось, что Тендерлойн – городской правонарушительный заповедник: Рыбацкая пристань – карантин для туристов, а тридцать один квартал Тендерлойна отведен под крэк, мет, проституцию, мелкую преступность и публичные испражнения. Даже имя у Тендерлойна исторически нечистоплотное: в начале двадцатого века местные полицейские и политики получали такие взятки, что питались только отборнейшей говядиной[4].
Но в Тендерлойне было и настоящее сообщество. Район – один из самых дешевых в городе, и туда десятилетиями съезжались семьи, только прибывшие из Вьетнама, Камбоджи, Лаоса, с Ближнего Востока. В том числе и йеменцы – несколько сотен йеменцев жили в Тендерлойне, и большинство работали уборщиками. В пестрых легионах, что эмигрировали в Соединенные Штаты, йеменцы оказались в арьергарде: многие приехали в 1960-х и работали главным образом на фермах калифорнийской долины Сан-Хоакин и на автозаводах Детройта. Поначалу почти одни мужчины, в основном из мухафазы Ибб – сельскохозяйственного региона. Они прибывали в Калифорнию собирать фрукты, но в 1970-х сотни йеменцев, трудившихся в полях, двинулись в Сан-Франциско и стали там уборщиками. Зарплата получше плюс льготы. В итоге йеменцы составляли до 20 процентов уборщиков в местном отделении Международного профсоюза работников сферы обслуживания (штаб-квартира расположена в Тендерлойне).
Вот и у Фейсала был такой план: пойти уборщиком – или хотя бы с этого начать. Работу он нашел, но продержался на ней недолго. Начальник с иммигрантами – в основном из Никарагуа и Китая, по большей части нелегалами – обращался высокомерно и проявил неуважение. Отец Мохтара был человек гордый, свои права знал, так что уволился и пошел охранником в жилой небоскреб «Секвойи», в вечернюю смену. Там он и проработал первые годы в Сан-Франциско. Смены у него были в небожеское время и порой по восемнадцать часов в день.
То есть Мохтар мог бродить по городу сколько душе угодно. Рассматривать витрину с видео для взрослых, не обращать внимания на человека с голым торсом, матерившегося на всю улицу. Заходить в какую-нибудь йеменскую овощную лавку – йеменцы заправляли половиной местных овощных лавок, даже магазином под названием «У Амиго». Забегать в парк Сержанта Джона Маколи, на крошечную игровую площадку напротив стрип-клуба «Новый век». Дальше по улице, на перекрестке О’Фаррелл и Поук, на стене дома была фреска – подводный пейзаж с китами, и акулами, и черепахами. Мохтар годами считал, что там какой-то аквариум, и лишь гораздо позднее сообразил, что это пресловутый «Театр братьев Митчелл О’Фаррелл», один из старейших стрип-клубов Америки, где якобы изобрели контактный лэп-дэнс. В районе был тридцать один магазин спиртного и мало безопасных детских площадок, однако детей в этих безнадежных кварталах были тысячи, и взрослели они быстро.
3
«Проклятьем заклейменные» (Les Damnes de la Terre, 1961, в рус. пер. Т. Давыдовой – «Весь мир голодных и рабов») – книга вест-индского социального философа, психоаналитика и революционера, франкоязычного сына потомка африканских рабов, одного из вдохновителей движения новых левых и антиколониализма Франца Омара Фанона (1925–1961).
4
Tenderloin – говяжья вырезка (англ.).