Ошибка Клео

После сеанса Клео угостила подружек горячим шоколадом. Официант внимательно пересчитал оставленную в качестве чаевых мелочь – пять франков, она, случаем, не ошиблась?

В цветочном магазине Клео выбрала самую дорогую орхидею и преподнесла матери. Купюра в сто франков, этот сложенный квадратик бумаги, открывал перед ней новый мир и дарил новых друзей. Клео наслаждалась мороженым и вафлями, делилась лаком для ногтей, покупала свежий номер журнала «Премьера»; кто хочет вон ту ярко-розовую резинку для волос? Все ждали от Клео продолжения истории. Во дворе ее постоянно окружала толпа. После экзаменов на бакалавра она поедет в Нью-Йорк и будет учиться в школе из фильма «Слава». Кэти дала ей модный американский журнал «Мадемуазель», чтобы она подтянула свой английский. Клео ходила смотреть фильм Анджея Жулавского «Публичная женщина», на который не пускают детей до шестнадцати лет. В машине Кэти накрасила ее, чтобы контролеры пропустили, и это было круто! Она носила новенький бомбер. Она повторяла: Кэти не выносит посредственность. Может, Софи Марсо нравится ее родителям и журналистам «Пари-матч», но она обыкновенная. То ли дело Брук Шилдс.

Как-то в субботу Клео листала в книжном магазине фотоальбом и наткнулась на снимок этой американской актрисы в возрасте двенадцати лет: голая девочка в сидячей ванне, плоская грудь блестит масляным блеском, на глазах – толстый слой туши, и все лицо – черные ресницы и губы цвета фуксии. Кэти, склонившись у нее над плечом, шепнула: «Супер! Брук ломает стереотипы».

Определенно, эту Кэти им сам Бог послал, радовался отец, когда Клео расхваливала им очередную выставку и запиралась у себя в комнате, чтобы дочитать «Любовника» Маргерит Дюрас, рекомендованного Кэти.

В четвертую среду Кэти сообщила, что ее досье прошло третий – и последний – этап отбора: на следующей неделе Клео предстанет перед комиссией – в ходе «неофициального» обеда на той же квартире. К сожалению, самой Кэти категорически запрещается присутствовать на встречах членов комиссии с ее «любимчиками». (Легкая гримаска неудовольствия.) Марк заедет за Клео и отвезет куда надо. Вечером Кэти ей позвонит. Сердце у Клео забилось так сильно, что она ощущала его пульсацию животом, когда Кэти погладила ее прохладной рукой по щеке: «Я в тебя верю». Все ее страхи, вся робость мгновенно испарились; она пойдет туда одна и убедит комиссию, что в ней не ошиблись, – лишь бы не разочаровать Кэти. Клео всегда была не прочь пустить пыль в глаза (мать вечно одергивала ее: «За кого ты себя принимаешь?»), а взгляд, каким на нее смотрела Кэти, придавал ей сил. Она согласилась пойти на этот обед одна.

Клео вернулась домой разбитая, как бывает, когда слишком долго проспишь днем или полежишь в слишком горячей ванне.

Родителям, которые требовали подробного отчета о том, как прошел обед, она отвечала словами Кэти: ничего еще не решено. Но ей назначили следующую встречу, и это хороший знак.

Отца эта таинственность позабавила: можно подумать, Клео была на собеседовании о приеме на работу и подписала соглашение о неразглашении условий.

На самом деле она дважды чуть не провалила собеседование. Когда она только вошла, Марк указал ей еще на трех девочек, ее ровесниц, может, чуть постарше, сидевших на диване в гостиной. Клео так явно расстроилась, что Марк ее пожурил: она же не думает, что, кроме нее, нет ни одной претендентки на стипендию?

«Клео, танцовщица» – ее представили четырем членам комиссии, и один из них спросил, не хочет ли она в воскресенье посетить вместе с ним Гарнье[6]. А что такое «Гарнье»? Мужчина пресек смех остальных и объяснил ей, о чем идет речь. И тогда Клео, как автогонщик, намеренный во что бы то ни стало удержаться на трассе, собралась с духом и заявила, что классикой вообще не интересуется, а любит джаз-модерн. Как в кино «Танец-вспышка». Вы видели?

Их обслуживала белокурая официантка с фигурой модели. Клео ела изысканный десерт, едва осмеливаясь отламывать ложечкой крошечные кусочки меренги с кремом, украшенной розовыми сердечками. Когда подавали рыбу, ей удалось не перепутать приборы. Она не стала подбирать соус с тарелки. Другие девочки, казалось, старались не меньше ее.

Приглушенная красота звучащих вокруг разговоров, коричневый сахар в темно-нефритовом блюдечке – все, на что она, в отличие от матери, теперь получила право, заставляло ее чуть ли не плакать над безрадостной судьбой матери и будило желание принести ей позолоченный коробок спичек; ее душила любовь к той, кому не выпал в жизни такой счастливый шанс, как ей самой.

Один из членов комиссии похвалил простоту ее наряда. В столь юном возрасте джинсы и футболка – это идеальный вариант, а то современные девушки слишком склонны к прискорбной вульгарности.

Его звали Жан-Кристоф, и он был одет как на свадьбу – в сорочку и темный пиджак. Когда подали кофе, он встал из-за стола и предложил ей перейти в гостиную, чтобы «лучше познакомиться».

Как и Кэти, он интересовался ее мнением по самым разным вопросам. Наклонившись ближе, он прошептал ей на ухо стихотворение, отчего у Клео внизу спины пробежала дрожь.

Он столько слышал о ней! Кэти от нее без ума, и сейчас он понимает почему. Он был бы счастлив тем или иным образом принять участие в устройстве ее блестящего будущего. «Значит, я получу стипендию?» – спросила она. Жан-Кристоф улыбнулся: она слишком торопится…

– Уже! – ахнула она, когда Марк показал ей на часы. Она же даже ничего не делала! Ей не задали ни одного вопроса насчет будущей учебы! А она на всякий случай принесла с собой в сумке обувь и костюм для танца…

– Это в следующий раз, – пообещал Марк. – Можно? – спросил он.

Клео кивнула. И почувствовала мужские губы у себя на щеке и его быстрое легкое дыхание у себя на шее:

– От тебя так пахнет ванилью, что хочется тебя съесть. Ты хочешь, чтобы тебя съели? В следующий раз?

Она спрятала сто франков в коробку из-под печенья, где хранила открытки. Клео воображала, как протянет купюру родителям, и мать перестанет трястись над каждым грошом: та вечно жаловалась, что едва сводит концы с концами, и проклинала мужа за ненужные покупки, на что он возражал, что нечего навязывать ему свои вкусы. Любовь распадается, когда начинаются упреки в том, что другой не умеет правильно считать. Клео слушала их спор из своей комнаты; он ее не касался, она была далеко и стояла на краю чего-то грандиозного.

В следующую среду в ответ на вопросы родителей и одноклассниц, удивленных, что ее еще раз приглашают на собеседование, Клео отрапортовала: «Учитывая размер стипендии, понятно, почему члены комиссии так придирчивы. Кандидаток оценивают во время обеда потому, что это современно. Внимание обращают на все. Особенно на зрелость».

Кэти, которой Клео сообщила об этом втором вызове, обрадовалась; она слышала, что Клео покорила одного из членов комиссии и просто раздавила конкуренток; отныне ее будущее у нее в руках.

В прошлый раз Клео не заметила рыжеволосую девушку лет двадцати в приталенном платье, которая сейчас встретила ее и повесила ее сумку с лейблом US в стенной шкаф. «Это Паула, ассистентка Кэти, ее неоценимая помощница», – объяснил Марк. Клео наблюдала за хлопотавшей девушкой; та отлучалась на кухню, указывала каждому его место за столом. Кто она – студентка, актриса, спортсменка? Она тоже получила стипендию? Ее Кэти тоже водила в кино? Дарила ей свои духи?

Клео была готова. Сегодня она наконец вырвется из безликости «почти избранницы» и станет неоценимой. Как Паула.

Сидя рядом с Жан-Кристофом, она оживленно болтала, копируя одну из своих подруг: «А Валери прямо на уроке назвала англичанку шалавой». Она имитировала американский акцент Стана, считавшего, что ехать в «Нью-Ио-о-орк» Клео немного «преждеврэ-э-эменно». Но она не собирается его слушать! Она докажет ему, что он ошибается. Жан-Кристоф повернулся к Марку: вот это боевой задор!

6

Опера Гарнье – Парижская Опера, то же, что Гранд-Опера.