Проводник

Понедельник, 7 марта 2016 года

– О чём вы сейчас думаете?

– О том, что вы изучаете меня, как под микроскопом.

– Вам это неприятно?

– Может быть, совсем немного.

– Поэтому вы избегаете моего взгляда?

– Наверное, я не знаю.

Наконец-то, человек в белом халате перестал сверлить Виктора взглядом и принялся что-то записывать в свой блокнот. Кроме двух кресел, на которых они сидели друг напротив друга, в комнате не было ничего, и Виктор не знал, куда деть свой взгляд и свои руки.

– Вы продолжаете принимать лекарства?

– Да.

– Вы чувствуете какой-нибудь эффект? Опишите, каким было ваше настроение последние две недели?

– Таким же, как всегда. Я не почувствовал разницы, – отвечая, Виктор старался смотреть в глаза доктору, но потом всё равно не выдерживал и принимался разглядывать полосатый узор линолеума на полу.

– Но это не значит, что они не действуют, –мягко, но серьёзно заметил доктор, и снова что-то пометил в блокноте.– У вас часто бывают головные боли?

– Нет, не чаще, чем у других.

– Хорошо. Головокружение?

Виктор отрицательно покачал головой, а доктор продолжил:

– Тошнота? Сонливость? Недержание? Двоение в глазах? Ничего из этого?

– Нет, ничего такого.

– Хорошо, – он удовлетворённо улыбнулся, еле заметно приподняв уголки губ под пышными усами и, сделав последнюю короткую пометку, захлопнул блокнот. –Теперь, скажите мне, у вас повторялись галлюцинации с момента нашего последнего сеанса?

– Нет.

– А что-нибудь ещё вас беспокоит?

– Да, – ответил Виктор. Он снова перевёл глаза на пол и, после долгой паузы продолжил, уставившись в линолеум. – Меня беспокоит ощущение, что всё, что происходит вокруг – происходит не по-настоящему. Знаете, как будто за стеклянной стеной. Как будто что-то не так. Или, точнее, как будто всё не так. Это очень странное чувство, я не могу объяснить.

Мужчина слушал внимательно, но лицо его не выражало никаких эмоций. Выждав паузу и убедившись, что пациент всё сказал, он продолжил спрашивать:

– Как давно вы это ощущаете?

– С того момента, как вышел из комы.

– А до этого у вас такого не случалось?

– Нет. Не случалось. Это всё как-то связанно со всем, что происходило со мной, когда я был в коме, – теперь Виктор поднял взгляд и смотрел в глаза психиатру без малейшего смущения. – Как и смерть того электромеханика. Я как будто видел что-то подобное, когда был без сознания. И мои, как вы говорите, галлюцинации… Со мной происходило то же, что происходило в коме. Это всё как-то связанно, и это всё не даёт мне покоя.

Теперь доктор задумчиво смотрел в окно, удобно облокотившись на правый подлокотник и положив ногу на ногу.

– Будьте добры, – обратился он, после долгой паузы, – постарайтесь ещё раз описать тот несчастный случай.

– Это было почти два года назад, – с видом человека, которому приходится повторять одно и тоже, начал говорить Виктор. – Я тогда работал в вагонно-локомотивном депо. Перед отправлением пассажирского состава рабочие заметили на одном из вагонов «ползун». Это когда колесо вагона немного стёрто с одной стороны. Рейс тогда задержали, чтобы заменить колёсную пару. Ну, вагон загнали в ангар, начали домкратить. Я и ещё несколько проводников стояли рядом – наблюдали, просто из любопытства. Ну и, одна из опор не выдержала…

– Нет, Виктор. Это всё я уже слышал. Меня интересуют ваши личные впечатления. Что вы помните?

– Я помню только, как начали домкратить, и всё.

Доктор задумчиво покивал, снова глядя в окно.

– Послушайте, – мягко сказал он, – вы перенесли серьёзную черепно-мозговую травму, и все ваши проблемы являются её последствиями. Всё это пройдёт, но на это нужно время. Всё, что вы видели во время комы – не более чем сон. Сны в таком состоянии – достаточно распространённое явление. К тому же, новость о самоубийстве вашего коллеги вы услышали, не успев оправиться после травмы. И учтите, что вы ещё находились под воздействием сильнейших обезболивающих препаратов. В таком состоянии люди часто смешивают сон и явь воедино, в этом нет ничего удивительного.

– А мои видения? Это же не нормально?

– Конечно, не нормально. Но и проникающая нейротравма – это тоже, знаете ли, не нормально, – теперь он говорил, понизив голос. – И, к сожалению, такие вещи не проходят бесследно. Судя по вашей истории болезни, вы чудом остались живы, и вам остаётся смириться с тем, что ваша реабилитация займёт достаточно долгое время. Вы находитесь под тщательным наблюдением, и не только моим, так что, вам не стоит волноваться. Продолжайте принимать лекарства, не пропускайте сеансы, и всё будет хорошо. Договорились? – теперь он позволил себе улыбнуться, оголив два идеальных ряда вставных зубов.

– Да, конечно, Пётр Валентинович, – Виктор искренне ответил улыбкой на улыбку. Его радовало, что сеанс закончился.

– Ну, тогда до встречи через две недели. Если вдруг что – немедленно сюда.

– До свидания, Пётр Валентинович.

– До свидания, Виктор.

Виктору не стало легче, но слова психиатра его успокоили. Может, ты не такой уж и псих, подумал он и усмехнулся, проходя через железные ворота психиатрической клиники.

Среда, 30 апреля 2014 года

К вечеру гроза разыгралась на полную силу. За окнами окончательно потемнело, лампа накаливания освещала купе проводника тусклым жёлтым светом, и, только когда сверкала молния, в вагоне становилось достаточно светло. Люминесцентные лампы никак не хотели включаться, сколько Виктор не щёлкал рубильником. Только что он закончил заполнять отчётный бланк и теперь сидел, откинувшись на спинку дивана, и допивал чай. На полном ходу поезд раскачивался вверх-вниз, как будто на волнах, и Виктору нравилось сидеть вот так в полумраке, глядя, как струйки воды ползут по диагонали окна.

Четыре из восьми пассажиров вагона вышли на предыдущей станции, а новых не появилось, поэтому в отчётном бланке Виктора было заполнено всего несколько строк. Этот самый бланк ему предстояло отнести начальнику поезда, вместе с деньгами, вырученными с продажи двадцати стаканов чая. Конечно, он не мог продать столько чая, но деваться было некуда. Нужно будет заодно спросить, как уговорить пассажиров выпить по пять стаканов – подумал Виктор и улыбнулся.

Сделав последний глоток, он поставил стакан на стол, взял бланк и пошёл с ним по пустому вагону. Единственные четыре пассажира расположились в противоположном его конце, и, проходя мимо, Виктор осведомился, всё ли у них хорошо, и не хотят ли они ещё чаю. Чаю они больше не хотели.

Соседний вагон был совершенно пуст, зато следующий за ним – почти весь заполнен людьми в военной форме. Некоторые из них играли в карты, некоторые разговаривали друг с другом, но большинство просто сидели, молча уставившись в окна. Внос бил густой запах пота и перегара. Хоть кому-то не придётся за чай со своего кармана платить, подумал Виктор, переступая через кожаные ботинки и ныряя под чьи-то ноги, торчащие поперёк прохода на уровне его головы.

– Это что, передислокация? – спросил он, заглянув в купе проводника. Тучная женщина оторвалась от кроссворда и пожала плечами:

– Да они сами не знают. Или не знают, или не имеют права рассказывать. А ты что, к начальству? На отчёт?

– Да, у меня четыре человека в вагоне.

Женщина с пониманием покачала головой:

– А за двадцать чаёв, будь добр, заплати! На кой они вообще нужны, эти рейсы, если на них никто не ездит?

– Да уж… – вздохнул Виктор. – А, кстати, в каком вагоне штаб?

– В двенадцатом.

– Спасибо, – ответил он и пошёл дальше.

В штабном вагоне, возле купе начальника поезда стоял пожилой человек. Это был старый знакомый Виктора, поездной электромеханик Евгений Михайлович. В синем рабочем халате он стоял напротив окна. Руки его были скрещены на груди. Старик всматривался в темноту за окном.

– Здравствуйте, Михалыч, – Виктор протянул руку. Атмосфера пустых вагонов действовала на него угнетающе, и он был рад видеть знакомого человека. Михайлович нехотя оторвал взгляд от окна.