Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 11



В общем, дела у Яноша пошли в гору. Цена на подержание постоянно росла, скоро он уже меньше тридцати грошей за день и не брал. Мошна его стала тугой, супротив того обыкновения, что болталась на дне её жалкая монета в пять грошей или, в лучшем случае, гривенник.

Так бы и стал он богатеем и женился бы, глядишь, на Даринке швее, на которую уж давно заглядывался, да только тело однажды пропало. Цилиндр остался, а тело – исчезло. Янош как, скажи, при пожаре бегал вокруг дома своего и охал и руками плескал и спрашивал всех подряд, не видел ли кто его покойника. Никто. И только нашёл он босоногие следы сорок четвёртого размера, что уходили по рыхлой огородной земле от кладовой, где хранился повешенец, вниз, к реке. Тогда понял Янош, что тело вдруг взяло и утопилось.

«Уж чем ему не жизнь–то была, – горестно думал Янош. – Уж, кажется, мало какому телу так свезёт. Я же его и в баню каждое воскресенье, и слова худого не сказал отродясь, и водочки ставил на ужин за помин души, хотя и не полагается самоубивца–то поминать…»

Однако, думай, не думай, а жизнь у Яноша пошла с того дня под откос. Стал он запивать, накопленные деньги быстро разошлись по шинкам, по друзьям–выпивохам, да на подарки Даринке швее, которая подарки–то брала, а нос от Яноша воротила. Скоро на дне мошны его опять валялся одинокий гривенник, в башмаке образовалась дырка, фрак поизносился и всю свою былую представительность утратил.

В общем, ничего другого для себя Янош больше не видел, как взять и покончить разом с неудавшейся жизнью своей.

И покончил. Снял штаны, фрак и белую рубашку, сложил аккуратно на комоде. Там же поставил штиблеты. После чего надел на голову цилиндр, встал на принесённый табурет, да и влез в петлю. Аминь.

БДУ

– Надоело! – сказал Виктор Анатольевич, глядя на своё отражение в зеркале. – Всё надоело.

– К чёрту! – добавил он устало, после того как минуту рассматривал свои небритые щеки и выдавил прыщик под носом. – Сейчас позвоню и скажу им всё.

Это был не первый случай, когда Виктор Анатольевич хотел позвонить и сказать «им» «всё». Наверное, в сорок два года у многих мужчин возникает подобное желание позвонить и сказать. Особенно по утрам. Особенно, когда утро серое, хмурое и не обещает ничего хорошего.

Действительно, трудно смириться с тем, что тебе сорок два, на завтрак опять всё та же неизменная яичница, утро хмурое и уже совсем по–осеннему неуютное, а в театре тебе в сотый раз придется повторять всё те же набившие оскомину слова из роли второго плана.

Он уже совсем было потянулся к телефону, но в последний момент передумал. Всё–таки следовало сначала умыться. И позавтракать! Да, спокойно, никуда не торопясь, позавтракать. Может быть, даже, сходить в магазин и взять что–нибудь посолиднее для завтрака. Торопиться ведь некуда. Все равно он сейчас позвонит им и всё скажет.

Всё же, пока он умывался и чистил зубы, до боли знакомое чувство тревожило его. Это было чувство некой несвободы, чувство того, что он не хозяин своего времени. Кто–то невидимый и неведомый лучше его самого знал, сколько времени он имеет право потратить на туалет, на завтрак, на дорогу до остановки…

– Почему?! – воскликнул Виктор Анатольевич, забрызгав зубной пастой зеркало, перед которым чистил зубы.

– Почему всё так? – обратился он к своему отражению уже внешне спокойно, но чувствуя, что готов взорваться изнутри приступом ярости. – Какого чёрта?! Тебе сорок лет! И что? Кто ты?

Он замолчал на минуту, позволяя отражению найти нужные слова. Но отражение молчало. Оно было несвежим и жалким – с красным следом от прыщика под носом, с противно–мятной зубной пастой на губах, с нечёсаными волосами и серой как это утро щетиной на щеках.

– Дерьмо! – с сердцем произнес Виктор Анатольевич, наклоняясь над раковиной.

Непонятным осталось, к кому относилось это ругательство: к отражению ли, к осеннему ли утру, или к жизни вообще.

Он быстро покончил с умыванием, после недолгого раздумья «Бриться или на фиг?» решил всё же не бриться, наскоро пригладил волосы расчёской и вернулся в комнату. Сначала ноги привычно понесли его в кухню, но он сердито их одёрнул. Хватит! Теперь он сам решает, когда, что и в какой последовательности делать.

Какое–то тревожное чувство не покидало его. А сейчас, когда он с уверенным видом прошествовал мимо кухни, словно подводя некую незримую черту, это чувство стало ещё более острым. А так ли надо? А всё ли он правильно делает? А что то будет? Ведь это всё, это конец. Конец привычной старой жизни и начало некой новой… Не рано ли? Готов ли он? Не поздно ли?

Усилием воли Виктор Анатольевич заставил этот тревожный внутренний голос замолчать. К чёрту! Надоело. Будь что будет…

Он демонстративно прошагал мимо платяного шкафа к тумбочке, на которой примостился телефон, порывисто сел на пуфик и снял трубку.

Протяжный гудок был каким–то тревожным, осиротевшим, он дико не гармонировал с привычным распорядком.

Не давая себе времени опомниться, Виктор Анатольевич быстро набрал номер.

В трубке что–то сухо щёлкнуло и наступила абсолютная тишина. По всем законам бытия сейчас должны были последовать длинные гудки вызова, но их не было. Можно было, наверное, сосчитать до десяти, пока длилась эта тишина. Он уже совсем собрался нажать на рычаг и набрать номер заново, но тут вдруг прямо посреди тишины прозвучал мелодичный женский голос:



– Бэ–дэ–у.

Это было так неожиданно и странно, что Виктор Анатольевич не нашёлся, что делать и что сказать.

– Бэ–дэ–у… – повторил он растерянно.

– Да, – подтвердил женский голос доброжелательно. – Бэ–дэ–у. Слушаем вас.

– Э–э–э, – протянул он, позабыв или не зная, что сказать. – А что это значит?

Зачем он это спросил? Он ведь просто должен был сказать: «Извините, я, кажется, ошибся номером». Нажать рычаг и набрать номер заново. Почему он этого не сделал? Чего он ждал? Может быть, он всё–таки ещё не был готов к тому, чтобы «сказать им всё»? Он давал себе время последний раз подумать?

– Бюро добрых услуг, – меж тем расшифровала дама с приятным голосом.

Неужели?!

Виктор Анатольевич был совсем ошарашен. Неужели в наше время ещё существуют бюро добрых услуг?! Хотя… Хотя каких только фирм и фирмочек с самыми странными названиями сейчас нет! Быть может, они предоставляют услуги горничных, нянек и прочего чего–нибудь, наподобие…

– Ау, – позвал его голос. – Вы здесь?

– Да–да, – спохватился Виктор Анатольевич. – Просто я… я несколько… э–э–э…

– Может быть, вы ошиблись номером? – предположил голосок.

– Нет! – поспешно воскликнул Виктор Анатольевич. – Нет–нет, я именно… да…

Наверное, всё–таки, он тянул время. А может быть, ему просто было приятно слушать этот тихий, спокойный, мелодичный женский голос.

– Замечательно, – терпеливо кивнула барышня на том конце. – Ну так чем мы вам можем помочь?

– Помочь мне? – повторил Виктор Анатольевич. – Э–э–э… Боюсь, что…

– А вы не бойтесь, – пошутила она. – Любое ваше желание будет исполнено качественно и в кратчайшие сроки.

– Вы – фея? – пошутил он.

– В некотором роде да, – на том конце провода его шутку, кажется, совершенно не поняли. – У каждого человека свои представления о том, кто занимается исполнением желаний.

– Думаю, что вашей фирме не по силам исполнить моё сокровенное желание, – сказал Виктор Анатольевич, иронично улыбнувшись телефонной трубке.

– Нашей фирме, – подчеркнула дама это слово, – по силам любые желания. – И уж по крайней мере, сокровенные желания – наша основная специализация.

– Подождите! – Его осенило. – Вы занимаетесь… э–э–э… вы предоставляете… как бы это сказать…

Дама в трубке терпеливо ждала, пока он наконец сформулирует свою мысль. Хотя молчание было таким, что не оставалось никаких сомнений: она уже поняла, что он хочет сказать.

– Ваша фирма занимается оказанием интимных услуг, да? – наконец проговорил он.