Блудный брат

— Наблюдай за сараем, — прошептал Кашель. — Пойду пройдусь немного вдоль дороги.

Я кивнул, не отрывая взгляда от строения. Мне самому хотелось выйти навстречу Венди, но я не мог подвергать сомнению профессионализм сержанта. Пригнувшись, он скрылся в гуще кустов, усыпанных маленькими серыми цветочками, которые годились самое большее на венок для сироты из приюта для детей эмигрантов и осыпались при каждом шевелении кустов. Я снова посмотрел на сарай. Ворота, собственно, двое ворот. На северной стене, с моей стороны, виднелся ряд окон, одинаковых квадратных металлических застекленных рам. За темными стеклами невозможно было заметить каких-либо признаков жизни. Ворота были закрыты. Наши враги могли быть внутри, а могли и не быть, могли видеть нас, а могли и не ожидать чьего-либо визита. Могли вообще еще не приехать, а могли… Нет, ожидать нашего появления они не могли. Они должны быть уверены, что нас нет в живых, или, по крайней мере, в лучшем для нас случае мы прикованы к койкам в отделении интенсивной терапии. Я осторожно присел и достал револьвер. В барабане был лишь один патрон, и я мог поклясться чем угодно, что ни у меня, ни у Кашля, ни у Венди нет в кармане запасного барабана. Один патрон на двоих противников… Два выхода: или поставить их на линии выстрела, или выстрелить в воздух, угрожая очередными выстрелами уже всерьез. Пародия. Слишком много я требую от судьбы, все может рухнуть, и наверняка в самый неподходящий момент, может быть, даже через секунду. Черт…

Я посмотрел вправо — на дороге все еще было пусто, может быть, Венди покинула наш корабль и давно уже сидит в сарае, грея замерзшие ручки в тепле древней дровяной печки… Тьфу! Краем глаза заметив какое-то движение в противоположном конце сарая, я сосредоточился на нем, но это были лишь несколько птиц… О! Сразу же за сараем, собственно, сразу же за дорогой, видимо, находился обрыв, так как птицы взлетели как будто с земли, но со слишком большой начальной скоростью для взлета из скрытых в траве гнезд, тем более что мало какая птица устроит себе гнездо на дороге, которой время от времени пользуются, и уж наверняка ни одна не станет прятать гнездо в траве, поскольку в том месте ее никогда не было. То есть обрыв, впадина, овраг, канава — неважно что, но там можно было спрятаться, и это «там» находилось значительно ближе к сараю, чем «здесь», где находился я. Осторожно, медленно и тихо оторвав небольшую веточку, я очистил ее от листьев и положил на траву. Кашель будет знать, от кого это послание и что оно означает. Пригнувшись, я побежал в ту сторону, уже через двадцать метров убедившись, что местность действительно понижается и переходит во вполне подходящий для наших целей овраг, поросший травой и кустами, деревья же если и были, то очень низкие, что напоминало пейзаж после случившегося несколько лет назад пожара. Потом я подумал, что, возможно, курсирующий между мирами челнок не дает здесь ничему вырасти. Припав к земле, я добрался, как и рассчитывал, до места, находившегося почти напротив вторых ворот сарая. Прополз чуть дальше и выставил голову, невольно позавидовав улиткам, потом приподнял голову еще выше и наконец увидел сарай сзади. Впрочем, от вида спереди он ничем не отличался — та же солидная стена, окна, крыша. Несколько минут я вглядывался в сарай, потом сполз ниже и поискал подходящее место для наблюдательного пункта, которое находилось примерно в метре левее. Я перебрался туда, а мгновение спустя услышал тихий шорох с той стороны, откуда появился сам. Я достал револьвер и тут же его убрал. Кашель. Он подполз ближе, теперь уже совершенно бесшумно. У меня мелькнула мысль, что он специально шумел, чтобы я его не подстрелил. Сержант ткнул большим пальцем назад и прошептал:

— Приехала. Я оставил ее там… Может, зря?

— Кто знает? — Я выглянул и посмотрел вокруг. Ничего, тишина, безмолвие, лишь покачиваются на ветру несколько тонких веточек. — Видишь те скобы? — Кашель осторожно приподнялся, посмотрел на здание и кивнул. — Может, я бы подобрался по ним к тем дверям, а? А вы бы наделали шума — ты выбил бы пару окон, Венди еще пару, а я в это время спрыгнул бы внутрь и занялся бы ими? — Сержант некоторое время обдумывал мой план, затем кивнул. План явно удовлетворял его не полностью, где-то на три с половиной по шестибалльной шкале, но никаких контраргументов он выдвигать не стал. — Ну тогда возвращайся к Венди, объясни ей что и как. Договоримся: через восемь минут после того, как я поднимусь на чердак, начинайте шуметь, и как можно громче, ладно?

Лонгфелло еще немного подумал, затем беззвучно рассмеялся.

— Эх, еще бы двоих таких, и мы бы тут устроили показательное выступление, верно? Сделали бы катапульты, на веревку несколько капель бензидола, и все стекла полетели бы к чертям, а мы в это время — прыг в дверь!

— Да, можно было бы устроить неплохой фейерверк, но что поделаешь…

— Ну ладно, я пошел. Подожди две минуты, а потом беги по скобам. Если что, чирикну.

Я кивнул. Производя не больше шума, чем мышь, он соскользнул на дно оврага и через несколько шагов скрылся за поворотом. Я подождал минуту, не спуская глаз с ворот сарая. С правой стороны на высоте головы находился рычаг, блокировавший узкую дверь над воротами. Дверь, судя по всему, вела на чердак, куда я и собирался попасть. Проверив револьвер и глянув на шнурки ботинок, я выскочил из оврага и в несколько прыжков оказался у стены. Несколько мгновений меня так и подмывало просто открыть дверь, с воплем ворваться внутрь, ошеломить противников, перестрелять, сколько удастся… Схватившись за рычаг, я дернул его вниз, подтянулся на первой скобе, потом на второй, третьей… Через несколько секунд я был уже над воротами, подъем оказался легким, скобы сидели в стене прочно и удобно, дверь на чердак — отперта. Приоткрыв ее, я просунул внутрь правую ногу и, держась обеими руками за створки, начал медленно пробираться внутрь. Под моими ногами зашипели ворота, и я увидел макушку Даркшилда, который водил из стороны в сторону пистолетом. Я закрыл за собой дверь и замер.

— Ну и что там? — услышал я сквозь не слишком толстую стену голос Шелтона.

— Не знаю. Просто… — проворчал полковник.

— Ну и стой там дальше, как дурак. Пристрелят…

— Кто?

— Те, кто тебе мерещится.

— Отвали…

Перекладина, блокирующая дверь, дрогнула и опустилась. Стало темнее.

— Вернись, я не знаю эту машину! — крикнул разозленный Шелтон.

— Сейчас, заткнись…

Тихо закрылись массивные ворота — даже здесь, наверху, я ощутил легкую вибрацию. Подождав немного, я толкнул дверь. Бесполезно — словно я толкал стену. Ну и ладно, все равно я собирался спуститься вниз другим путем. Я повернулся и замер. Передо мной простиралась странная перспектива — прямо вперед вела узкая дорожка, словно канат над цирковой ареной. Два ряда керамических стоек, обмотанных толстым слоем тонкого неизолированного провода, наклоняли шарообразные наконечники в сторону противоположной стены из таких же стоек. Эти две стены образовывали коридорчик, проход, вернее, то, что я был вынужден считать проходом. Блокировка дверей лишила меня возможности выбраться с чердака, а проход между столбиками давал самое большее по два сантиметра свободного пространства с каждой стороны. На уровне головы это еще давало какие-то шансы, ниже — не предвещало ничего хорошего. Пока я стоял и разглядывал не слишком грозно выглядевшие столбики, по ним, с дальнего конца ко мне, пробежало нечто вроде электрического разряда — на очередном столбике на четверть секунды появлялись искры и будто перескакивали на соседний, тот вспыхивал, а его предшественник гас. Когда разряд добежал до меня, я почувствовал, как волосы на голове поднимаются и, словно отдавая честь, наклоняются в сторону искр. Если бы у меня на голове был парик, он наверняка сорвался бы и улетел. Мне нечего было скрывать от самого себя — аппаратура была под током, и даже если бы я не боялся ее повредить, в конце концов, она была нужна мне для возвращения в мой мир, то все равно ни за какие сокровища не отправился бы по собственной воле на прогулку по наэлектризованной аллейке. Некоторое время я стоял и думал, но в атмосфере, полной энергии, мне немного не хватило как раз именно ее. В голову ничего не приходило, я стоял, разрываясь между мыслями о том, что дверь заперта, и о том, что по дорожке мне не пройти, хоть ты тресни, и в конце концов сделал первый шаг.