Страница 14 из 18
Скелеты диетические – без эликсира собачьего голода, жестковаты.
Кетцалькоатль пряный поджаренный – чтобы избежать несварения, перед едой принести в жертву блёклого простака.
Дальше я читать не стал. Куда уж страннее. Хотя мысли сами потянулись к топору.
– Земля, земля!
Я даже не подскочил. Медленно закрыл книгу, сказал: «Спасибо», и церемонно проследовал на палубу.
Мы подплывали.
Тролляндия, в отличие от Божественного бутерброда, была совсем близко. Уже не серая полоска на горизонте, а вполне различимый тропический остров. С сочными цветущими джунглями и яркими плодами, свисающими с низеньких деревьев. С разноцветными птицами, скачущими по веткам и чистым белым песком. Всё как на картинке в кабинете декана Водолюбов, только без девушек, купающихся в море.
– Мы приплыли? – на всякий случай спросил я.
Вдруг это не пункт назначения, а какой-нибудь другой остров. Мифический сэндвич или Демоническая шаурма.
– Три тыщи огненных медуз мне под корму, если не так, – крикнул Оливье с мостика.
Он уже надел камзол и пристегнул пояс с саблями.
– Готовь лодку, у берега мелко, корабль не пристанет.
Я огляделся. Легко сказать, готовь. Где она, эта лодка? Как её готовить? В книге рецептов, что ли, посмотреть? Лодка в яблоках или в собственном соку, а может что-нибудь экзотическое, салат из лодки без опилок. Я вздохнул и потряс головой. Что только с голодухи не придумаешь.
А правда, как её готовить? На воду спускать? Я в ней не плавал-то ни разу.
Открыв рот, я уже собирался задать мучивший вопрос мастеру Оливье, но на меня снизошло озарение. Я понял, что услышу в ответ! Решив не нарываться на головомойку, я обследовал борта корабля. Опыт подсказывал, что лодка должна висеть там. Не в трюме же она находится, в самом деле. Но опыт подвёл, лодки нигде не было.
– Учитель, лодка пропала!
Мастер Оливье, копавшийся под штурвалом, приподнялся и недоуменно посмотрел на меня. Потом на нос корабля и снова на меня.
– Когда вернёмся, напомни показать тебя знахарю. Что-то с тобой всё же не так.
Я нахмурился, знахарей, люблю ещё меньше, чем купаться на глубине, но решил благоразумно промолчать. Проследил взгляд учителя и поплёлся на нос корабля.
У бушприта на палубе стоял загон. Я заметил его, когда пробовал стража лилового сердца, но даже не задумался, зачем он нужен. Прямоугольный ящик без крышки, высотой по колено, с широкой доской посередине. Приглядевшись, я увидел весла по бокам и уключины на бортах.
Вернувшись к мостику, я крикнул:
– Учитель, что в лодку грузить?
Чувствуя себя при этом распоследним орком. Даже сам подумал, что поход к знахарю, не такая уж плохая идея.
– Тёмный, не пропускающий света мешок и запас воды на двое суток. Остальное возьму я. Нужно быть готовым ко всему.
– Да, учитель.
Спустившись в трюм, я нашёл мешок и фляги. После устроенной кощеем зачистки это не составило труда. Кроме несъедобных припасов в трюме не осталось ничего. Мерзкое создание сожрало всё, даже холщовые сумки. Я уж не говорю про бедную какозу, исчезнувшую вместе с веревкой.
Выбравшись на свет, я удивлённо присвистнул. На флягах красовалась эмблема гильдии Водолюбов капля летящая снизу-вверх. Знаменитые отметки ставили только на бездонные сосуды в мастерских академии. Между прочим, стоит такая фляга, словно золотая. Мечта любого путешественника! Маги обещают, что в неё влезет сто литров воды, а весить будет, как обычная.
Сложив наши нехитрые запасы в лодку, я вернулся к дяде.
– Учитель, готово.
– Спустить паруса! Мочи якорь! – громко крикнул он в ответ.
Сбежав по лестнице, мастер Оливье поправил треуголку и бодро зашагал к лодке, сдвинув сумку на животе.
– Бездонный кошель, – гордо заявил он. – Ношу всё самое нужное. Сотню империков. Верёвку. Ложку. Щипцы для оттягивания языка, – дядя усмехнулся. – Маску. Троллемер. Вот кощей твой тоже здесь, ума ни приложу, куда его ещё деть.
Он забрался в носовую часть, переходящую в бушприт, и встал, напряженно глядя на берег. Я поплёлся следом.
– Забирайся, морская улитка, время не ждёт.
Я плюхнулся на скамейку. Глупее, ещё себя не чувствовал.
– Чего расселся, крысеныш? Слуг ждёшь? У подмастерьев слуг нет! Берись за вёсла.
Хотя нет, сейчас почувствую.
– Шевелись, кит без хвоста, твоя неповоротливость бесит, – бросил дядя.
Он оглянулся.
– Испытываешь моё терпение, гадёныш?
Надо же, что-то новенькое. Я уж думал у дяди для меня всего две клички. Оказывается, он ещё способен на сюрпризы.
– Нет, учитель. Я не в своей тарелке себя чувствую.
– Будешь дурить, почувствуешь себя в моей тарелке. Я начинаю думать, что боцман прав, тебя стоит сожрать, – прошипел Оливье.
Я подхватил вёсла, воткнул в уключины и закрутил ими в разные стороны.
Грести без воды не только глупо и нелепо, но и неудобно.
– Прибавь ходу!
Я попытался вертеть руками быстрее, но вёсла цеплялись за палубу, а от избыточных стараний даже выступил пот.
– Поднажми, шкрябка без ручки, – крикнул дядя.
Я налёг на вёсла, вкладывая оставшиеся силы в фальшивое плаванье, пока не почувствовал, как лодка ударилась обо что-то твёрдое. Под днищем заскрипело. Перестав грести, я огляделся.
Оливье переступал через борт лодки.
Я зажмурился.
– Фляги с мешком не забудь, черепаха замороженная, – гаркнул он.
Я вздрогнул, но, не услышав криков и всплеска, приоткрыл один глаз и посмотрел на дядю.
Он крутился на берегу. Мое зрение ещё не настроилось, поэтому Оливье то удалялся, словно я смотрел через подзорную трубу, то приближался, будто стоял на корабле.
Я потёр глаза. Что за ерунда? Пришлось долго, сосредоточенно вглядываться в дядю, пока зрение не перестало скакать, и я ни оказался рядом с ним на берегу Тролляндии. Любопытство заставило оглянуться. Корабль всё ещё стоял в бухте. На том же месте, где Оливье приказал бросить якорь. Кстати, кому? Обезьяны же не прилетали? Вопросы выскочили из головы, когда я разглядел, что чудо-лодка простерлась от берега до шхуны. Её корма вырастала из бушприта и красивой дугой тянулась через бухту к моим ногам.
– Шустрей, крысёныш!
Подхватив вещи, я с опаской спрыгнул на берег и, продолжая ошарашено оглядываться, побежал за учителем. Он шёл через полосу прибоя к зарослям, не слишком беспокоясь, поспеваю я за ним или нет. Оливье сверялся со здоровенным компасом, едва помещавшимся в ладонях.
– Если троллемер не врёт! А он никогда не врёт, как попугай капитана Гморгана! Через полчаса дочапаем до одинокого гнезда на берегу реки.
Я подпрыгнул, пытаясь заглянуть через дядино плечо, чтобы увидеть троллемер, но он прикрыл компас руками и грозно посмотрел на меня, гаркнув:
– Не лезь на рожон, салага, – и прибавил шагу.
Тропинка вилась через прибрежные заросли, огибая деревья. От буйства красок рябило в глазах, а от странных незнакомых запахов ещё сильнее урчало в животе. В сплетении лиан и широких листьев с колючими кустами потерялось даже небо, поэтому я глядел под ноги. Еще не хватало переломать их в дебрях. Мастер Оливье скорее милостиво прикончит меня, чем благородно потащит на своих плечах. Может и понесет, конечно, если решит приготовить из меня собачий суп, но в этом случае, целиком я ему не понадоблюсь.
Дядя шустро шагал по заросшей лианами тропинке, а я старался не отставать, ступая по его следам, отпечатывающимся во влажном мху. В изогнутых, словно капканы, корнях застревали ноги. Ветки норовили хлестнуть по плечам, а лианы петлями затягивались на руках. Причём только на моих. Оливье распоясавшиеся джунгли совсем не замечал, ловко продвигаясь к намеченной цели. Хорошо ещё, что троллемер взаправду не ошибается и через полчаса мы выбрались из буйных зарослей на равнину. Такую же бесконечную, как покинутое море. Тут тоже колыхались волны, только из травы, и уходили мохнатым бурунами за горизонт.
– Идём налево! – скомандовал дядя, на ходу сверяясь с компасом.