Страница 10 из 18
Через несколько мгновений шхуна закачалась и подскочила. Резанул по ушам оглушительный свист, а следом крик дяди:
– Хватай его!
Из-за скачков, я стоял на карачках и держать никого не собирался. Особенно того, кто легко раскачивает здоровое судно. Я даже попятился назад, но шхуну снова швырнуло. Палуба наклонилась, и я съехал к открытому люку.
Из трюма выпрыгнуло мелкое серое существо, похожее на лесную фею, только без крылышек. Из худого создания, сквозь бледно-серую кожу, выпирали кости, а мизерные ножки словно вывернуло задом наперед. На меня смотрели гладкие пятки, а пальцы торчали в обратную сторону. Вот почему я не понял следов и пошёл на камбуз.
Существо тоже рассматривало меня. На мордочке с грустными влажными глазами и большим, от уха до уха, ртом застыло трогательное выражение. Мне даже захотелось почесать его впалый живот.
– Лови! – заорал снизу Оливье.
Я протянул руку. Существо моргнуло. В следующий миг ясное солнечное утро накрыла тень, и с неприятным лязгом захлопнулась у меня за спиной. Запахло сыростью и тухлятиной. Раздался оглушительный свист, а потом тень улетела вперёд, а я, наоборот, назад и шлёпнулся на спину. Распластавшись на палубе, я вернулся туда, где стоял до свистопляски. Только весь мокрый. А оглянувшись, заметил, как мелкая тварюжка проскочила под дверь, ведущую к каютам.
Дядя подхватил меня под локоть и встряхнул.
– Смотри в оба, камбала. Тебя чуть не сожрали. Благодари источник, что у кощея нет зубов, – процедил он, опасливо следуя за существом.
Я растерянно моргал, не зная, что сказать. То, что меня проглотили, конечно, объясняло, почему я мокрый, но не укладывалось в голове.
– Трави по малу, – подтолкнул меня Оливье. – Растворяешь дверь и заскакиваешь внутрь. Будешь живцом. Если опять проглотит, я снова вытяну, не бзди?
Я не рвался быть приманкой, но крепкий пинок заставил засеменить вперед. Столкнувшись с дверью, я невольно распахнул её и ввалился в коридор. Кощей уже поджидал. Плоские белые губы растянулись, а пасть с чмокающим звуком расширилась и раздвинулась на ширину коридора.
Я зачарованно пялился на чудо, но досмотреть не успел. Дядя пнул меня с разбега, и пролетев над изумленными глазами кощея и его огромным ртом, я врезался в стену.
За спиной раздался свист, звук вынутой пробки и тишина.
Оторвав лицо и тело от перегородки коридора, я зачем-то отряхнулся и повернулся к Оливье. Он затыкал обломанный конец игровой трубки.
– Свезло, – облегченно сказал он и скрылся в своей каюте.
Я стоял в коридоре, не зная, что делать дальше. Словно прочитав мои мысли, дядя крикнул из-за двери:
– Вали, отмой слюни этого ублюдка! Засохнут, даже магией не соскребёшь.
Стянув рубаху, я рванул на палубу к ярко-синей бочке. Дядин клиент из гильдии Водолюбов зачаровал её для превращения морской воды в питьевую.
Умывшись и прополоскав рубаху со штанами в стоящем рядом корыте, я развесил вещи сушиться, а сам вернулся на камбуз. Не страшно, что в одних панталонах, обезьяны еще не прилетели и на корабле кроме нас с дядей никого. Тем более, что кощей кощеем, а обед по расписанию. Мастер Оливье, как обычно, разрушил мои скромные кулинарные мечты. Выскочив из апартаментов, он двинулся прямо на меня. Я по привычке отступал, пока не уперся спиной в мачту. Тогда дядя проворно выхватил кинжал и упер мне в горло. Лезвие оказывается очень холодное.
– Ты намеренно поджидал меня у Единорога? Давай, лепечи, крысёныш!
Я хотел помотать головой, но с лезвием у горла это не просто, поэтому, осторожно, одними губами выдохнул:
– Нет.
– Не лги, заморыш! Чем купил тебя Джо?
– Ещё ничем, – правдиво ответил я. – Я же говорил, что на корабле его не застал.
Дядя надавил на кинжал, так что лезвие оцарапало кожу.
Я взвизгнул.
– Честно, не вру!
– Ты не знал, что принёс на мой корабль кощея?
– Не знал, не знал, – подтвердил я два раза для пущей убедительности.
– Ладно, – неожиданно быстро согласился мастер Оливье, спрятал оружие и отпустив меня, отошел на шаг.
– Садись, – сказал он, показывая на стул, на котором день назад я пробовал стража лилового сердца.
Я сел. Глупо спорить с вооруженным маэстро. Особенно, если принес на его корабль кощея. Кем бы он ни был, этот кощей.
– Что с тобой делать, пожиратель рыбьих потрохов? – пробасил дядя.
Я кивнул. Если он не знает, это хорошо. Ещё недавно казалось, что он знает, и кинжал у моего горла красноречиво намекал на то, что именно он собирается делать.
– В чём состоял ваш план?
– Ваш? План? – глупо повторил я.
– Да! – выкрикнул дядя. – Если бы кощей покончил с провиантом, он сожрал бы нас, дрыхнущих и ничего не подозревающих, тыща горбатых моллюсков тебе в глотку.
– Впервые кощея видел, – искренне проговорил я.
– Ну, надо же, крысеныш, – язвительно произнес мастер Оливье.
– Взаправду! Я даже не представлял, что такие вообще бывают. А как в него еда помещается?
Дядя нагнулся ко мне.
– Слушай, заморыш. Мне мерещится или ты кайфуешь? От тебя ничем не несёт, значит ты не пьешь. Ты нюхаешь дурман-пыльцу?
Вытаращив глаза, я медленно помотал головой.
– Ох, не верю я тебе, зелень подкильная.
– Не вру!
Дядя отошёл, бросая косые взгляды и подкручивая усы.
– Свистать всех наверх, – наконец рявкнул он, – из этой бухты курс один. Я не плаваю с учениками, которым не верю, – и покачал головой. ¬– Пора провести обряд очищения!
– Нет, нет, нет, не надо? – испуганно проблеял я.
– Видать, ты о нём слышал, – обрадовался Оливье.
– Не надо, – еще тише забурчал я.
– Надо, Люся.
Я нахмурился. Ненавижу, когда коверкают моё имя. Само по себе Люсьен звучит вполне отвратительно. А Люся – ни в какие чары не лезет. Я бы обиделся, если бы не надвигающееся испытание, но про обряд дядя явно не шутил.
Сходив на камбуз, он принёс соль и отсыпал на палубу. Обошёл вокруг стула и заключил меня в солёный круг. Мне ничего не оставалось, как тихонько сидеть, поджав ноги.
Покончив с просолкой, мастер Оливье припёр с кухни кастрюли. Наполнил водой из синей бочки и расставил за белой чертой.
Сходил в свою каюту и выволок огромное зеркало на колесиках в оправе из чёрного дерева, местами потрескавшегося и сколотого. Поставил напротив меня, а сам спустился в трюм и притащил клок сена. Ещё вчера я кормил им какозу.
На мой многозначительный взгляд, он процедил сквозь зубы:
– Какозе не пригодится, она своё отплавала.
Я вздохнул, жаль животину.
Дядя вытащил из кармана чёрные, расшитые серебром перчатки и надел на руки. Расправил и посмотрел на меня.
– Поднять паруса! – бодро пропел он, протягивая мне сено. – Что смотришь? Плюй, давай.
Я плюнул, а что ещё оставалось, наплевать на всё и терпеть.
Скрутив солому со слюной, Оливье подошёл к зеркалу и принялся обводить моё отражение. Получалось не ахти, но, насколько я слышал, точность в таких церемониях не важна.
Закончив, дядя бросил солому под зеркало и встал за моей спиной. Я зажмурился и ждал. Он положил мне руки на затылок и забормотал.
– Открой нам то, что скрыто око всевидящего.
Не выдержав, я подглядел. Моё отражение исчезло. Только не так, как Чёрный Эрлик с корабля – совсем по-другому. Оно встало и ушло. Теперь в зеркале отражался стул и дядя с растрепанными по лысине волосами, часть соленого круга, кастрюли с водой и полкорабля. Почти как на самом деле, только без меня.
Пока я отвлёкся от зеркальных перевоплощений, мастер Оливье ловко дернул меня за руки. Загнул их за спинку стула и со сноровкой, показывающей недюжинный опыт, связал меня. Особенно озаботившись тем, чтобы я не встал.
Тем временем отражение вернулось обратно и село на стул.
– Меня прокляли? – испугано завопил я.
Никогда не слышал, чтобы отражения разгуливали, куда им вздумается. Видимо, обряды очищения проходят по-разному. Боюсь, только цель у них одна: очиститься от лжи и скверны, чтобы говорить одну только правду. Как минимум до тех пор, пока не закончится обряд.