Страница 13 из 42
На светофоре загорелся зеленый. Соболев тронулся. Наверно, надо бы оставить эту тему, но Сергей уже не мог. Распирало. Откашлявшись, он начал выспрашивать, смотря то на дорогу, то на посерьезневшую женщину, сидящую по правую руку от него.
— Изменил что ли, Люб? — как бы невзначай поинтересовался Соболев.
— Почему сразу "изменил"? — Люба как-то даже искренне возмутилась.
Сергей хмыкнул. Да, он бы тоже ей не стал изменять. Наверно.
— Не знаю, — ответил вслух, пожимая плечами и почесывая пальцами подбородок, — Мне вот изменили. Бывает…
А потом сразу продолжил, не желая заострять внимание на себе.
— Или ты изменила? — и хитро подмигнул.
— Нет, — Люба слабо улыбнулась, оттаивая, — И я не изменила.
— А что случилось?
Люба молчала. Вежливая улыбка на губах трансформировалась в рассеяную, ореховые глаза подернулись мутной дымкой.
— Характерами не сошлись? — Сергей не скрыл иронии в голосе, считая это глупой формулировкой. Ну, что значит "не сошлись"? Значит не очень-то и надо было "сходиться"…
— Нет, — Вознесенская медленно покачала головой, продолжая смотреть куда-то мимо него. Вздохнула, — Не смогли пережить.
— Что не смогли пережить? — не понял Соболев.
— Горе случилось. Не смогли пережить, — как-то слишком просто ответила Люба.
— Горе? Что ж за горе, что вместе никак? — Сергей сначала спросил, а только потом подумал, что это уже верх нетактичности, и Любовь Павловна будет права, если его прямо сейчас пошлет с его любопытством.
Но Люба не послала. Ореховые глаза влажно блеснули. Красивые губы заметно дрогнули.
— Смерть ребенка… — пробормотала и только тогда отвернулась от него, уставившись в лобовое стекло.
Сергей не помнил, когда в последний раз чувствовал себя настолько не знающим границ идиотом. И ведь хорошо воспитан…вроде…Чёрт…От Любиных тихих, но насквозь пропитанных болью слов по телу прокатилась холодная влажная волна, выступая вдоль позвоночника неприятной испариной. Шутить и спрашивать ещё о чем-то резко расхотелось. Повисла давящая на плечи тишина.
— Давно? — кашлянув, хрипло уточнил Сергей.
Ему как-то не верилось. Люба была такая светлая, улыбчивая. Соболеву, как и любому другому человеку, казалось, что с такими людьми никогда ничего плохо не происходит.
— Полтора года назад, — глухо сообщила Любовь, не поворачиваясь.
— Ясно, — не знал, что ещё сказать. Да, наверно, и не надо.
Подождал несколько мгновений и щелкнул радиоприемник, чтобы заполнить вязкую гнетущую тишину. Полилась популярная музыка вперемешку с утренним шоу. Прошло еще несколько минут. Люба откашлялась и повернулась к нему.
— Так понравились пирожки, да? — так деликатно, будто они после ссоры мирятся. Сергей улыбнулся.
— Волшебные, Люб, правда, — похвалил от души, — Знаете, я даже сразу бабушкину деревню в Ростовской области вспомнил…
— В Ростовской? — оживилась Вознесенская, — А где именно? Представляете, у меня мама оттуда…
И дальше они заговорили уже на нейтральные, приятные обоим темы, выясняя, какой же мир на самом деле тесный и маленький.
10.
Уже на парковке больницы в Соболеве что-то неуловимо изменилось. Тёплый взгляд карих глаз подёрнулся дымкой отстраненности, в низком голосе начали проскакивать жёсткие нотки.
— Выходите, — бросил, выключая зажигание. Вроде и не очень грубо, но словно команду дал.
Начальник в Сергее медленно, но неотвратимо устанавливал рабочую дистанцию, вытесняя соседа, с которым Люба по удивительному стечению обстоятельств пересеклась в тиндере. Вознесенской было забавно и до дрожи волнительно за этим наблюдать. И почему-то немного обидно. Слишком отработанным выглядело в исполнении Соболева восстановление субординации. Неуловимая, но чёткая граница. Будто всем своим видом говорил: вот в этой обстановке мы с вами, Любовь Павловна, просто мужчина и женщина, а в этой будьте добры помнить, что я тут не просто какой-то хрен с горы, а ваш заведующий. Так-то Люба в отличие от некоторых и не забывала, нечего её как котенка носом в тапок тыкать…А так ловко у него выходило известно почему. Потому что не первый раз пытается за кем-то приударить на работе. Помни об этом, Вознесенская, помни!
Люба вздохнула, цокая каблучками по щербатому асфальту и сверля насупленным взглядом широкую спину заведующего, идущего впереди. О своей внезапной откровенности она уже тоже жалела. Хотя больница- такой организм, что рано или поздно все всё друг про друга узнают. Да и при всём желании она не могла представить Сергея, треплющегося о её личной жизни где-нибудь в процедурной. Кстати, о личной жизни…Значит, жена ему изменила? Интересно…И так спокойно об этом говорит, неужели не задело? Сама бы Вознесенская такое с трудом пережила…
Задумавшись, Люба чуть не впечаталась носом в плечо Сергея, любезно придерживающего для неё стекляннную дверь.
— Извините, — смущенно пробормотала, будто по её лицу можно было понять, о чём именно она только что размышляла.
Соболев только сощурился и мягко улыбнулся, кивая, чтобы проходила. Люба послушно юркнула вперёд.
В лифте пришлось потесниться из-за заехавшей за ними каталки. Сергей и Вознесенская прижались к стенке. Люба замерла. Мужское плечо и рука как будто случайно вдавились ей в бок, обдавая жаром чужого тела, в носу защекотало от Соболевской туалетной воды. Им на шестой.
— Здравствуйте, СерИваныч! — заулыбалась санитарка, поправляя косынку и нажимая нужную кнопку, так как им с Соболевым из-за каталки было не дотянуться.
— Здравствуйте, Ирина Михайловна. Вы же с нулевого? Цельман пришел уже — не видели?
Забавно. Говорил не ей, и не с ней, а Любе из- за близости каждое слово щекочущими мурашками отдавалось, вибрировало внутри. Всё-таки какой у него голос…глубокий. И горячо. Даже просто рядом стоять вот так. Близко. Люба моргнула и попыталась отодвинуться, но Соболев неожиданно не дал, поймав ладонью её талию.
— Да вроде был, да… — отвечала санитарка, но Люба из-за шума в ушах её плохо слышала.
Вот тебе и границы…Ладонь заведующего поясницу насквозь жгла. Щеки Любы вспыхнули, будто ей шестнадцать. Господи, она и забыла, как это вообще бывает…
Из лифта вышла будто пьяная и на подкашивающихся ногах побрела за Сергеем по тёмному гулкому коридору к их отделению. Начинались её первые рабочие сутки в качестве его ординаторки.
***
На сестринском посту восседала Катерина с чашкой кофе, больше смахивающей на супницу, и с ожиданием конца своей смены в уставших голубых глазах.
— СерИваныч, здравствуйте! — заведующему она крикнула, как только увидела его в дверях, не дожидаясь, пока подойдет.
— Здравствуй, Кать, — Соболев первым делом окинул кипу историй перед ней страдальческим взглядом и взял со стола пару отложенных.
— Та-а-ак, — нахмурился Сергей, листая, а потом перевел рассеянный взор на старшую медсестру, — Как обстановочка?
— Штатная, — пожала покатыми плечами Катерина, подперла подбородок кулачком и тише добавила, — Четыре сами, одну кесарнули и…
Вздохнула.
— Один вакуум…
Сергей мигом нахмурился, вскинув на неё сверкнувшие глаза.
— Кто принимал?
— Бузакина.
— Ох, уж мне эта Бузакина, — цокнул языком заведующий, — Что, кесарить нынче не в моде? Или шить лень?
— Не успели, стремительные, — опять вздохнула Катя.
— Не успели…Это кончить можно не успеть, или в кино… — пробормотал Сергей себе под нос, а потом громче, — Апгар?
— 7/8.
Сергей опять цокнул, но уже спокойней.
— Отдали уже ребенка, в шестой палате на послеродовом, — тут же добавила Катерина, усмиряя заведующего окончательно. Люба стояла рядом и только наблюдала за их занимательной беседой.
— Ладно, — Сергей почесал переносицу, — Историю сюда, Бузакину ко мне, ясно?
— Ясно, СерИваныч, — бодро отчеканила Катерина.