Привет, сосед!

— Здрасте, — наконец кивает с усилием. — А Стеша дома?

Стеша… Стефания, значит. Твою ж бабушку, Стефа, ты нравишься мне все больше!

— По делам отъехала, — отвечаю, задрав руку и опершись о дверной косяк.

— Простите, молодой человек, а вы кто? — спрашивает она.

Ах, ты ж негодница! Не рассказала матери о своем потрясающем секс-соседе!

Не успеваю представиться, как лицо взрослой копии Стеши озаряется блаженной дурдомовской улыбкой.

— Вы ее парень, да?! Вот Стешка, поганка, ни слова мне не сказала! — Она всучивает мне торт, фактически напирая на меня, чем заставляет попятиться назад в квартиру. Закрывает дверь, бросает сумку у ног и начинает разматывать с шеи длиннющий полосатый шарф. — Ну, будем знакомы! Я мама Стеши — Ульяна Филипповна! Для тебя просто, — лыбится еще шире, — мама.

Приехали! Я слышу, как моя челюсть падает на коробку с тортом. Такого натиска мне отражать еще не доводилось.

— Ну а тебя как зовут, красавчик? — Подмигивает мне, снимая куртку.

— Демьян, — сдаюсь, понимая, что от мамы мне холостяком не убежать. — Для вас просто — сынок…

Женщина, назвавшаяся Ульяной Филипповной и только что усыновившая меня, рассеянно швыряет свою куртку на туалетный столик, прямо поверх женских штучек Колобка, быстро стягивает полусапожки и бросается вперед. Тискает меня за щеки, как малыша, и сюсюкается:

— Какой ты милый. Сынок. — Проскочив мимо меня, бежит в ванную. — Ставь чайник. Я ненадолго.

Абсолютно раскованный плейбой внутри меня одной фразой упаковывается в компактного псевдозятя. На обитательницу серпентария теща вроде не похожа. Брызжет не ядом, а откровенным желанием пристроить свою дочь-зануду. И я даже немного паникую, не в капкан ли я угодил? Но охотничье возбуждение берет верх над разумом, толкающим меня к двери. Я же не трус, чтобы чесать по-тихой.

Пока Филипповна намывает руки, напевая на всю квартиру что-то из шансона допотопного периода, я вполне себе умело включаю чайник и даже нахожу упаковку пакетированного с бергамотом. На кухне Колобка удобно ориентироваться. Здесь во всем порядок. И гребаная чистота. Прислуга в особняке моего папаши так позолоченные балюстрады не натирает, как тут блестит столешница.

— А может, картошечки, а? — Влетает в кухню мама. — Жареной?

Жареная картошка для меня — нечто экзотическое. Ел ее пару раз в жизни. Не скажу, что шедевр кулинарии, но вкусно.

Телка, что утром свалила от меня, губной помадой написав на зеркале в ванной «Мудак», завтраком меня не побаловала. Так пусть Филипповна накормит.

— Давайте, — пожимаю плечом.

— Ну! Чего встал?! Чисть картошку! — И главное — садится за стол. Нога на ногу, пальцы скрещивает, взглядом сканирует.

Что ж, я пришел сюда за ахиллесовой пятой Колобка. Я ее получу. Выиграю в споре с ней, подружившись с мамой.

— И давно вы со Стешкой мутите? — начинает допрос таким тоном, будто у нее в сумке орудия пыток и граната. Далеко не учебная.

— Иногда мне кажется, я знаю ее целую вечность, — отвечаю, напрягаясь в поиске картошки.

— А мне кажется, я совсем не знаю. Не, деваха она яркая, согласись? Отвал башки! Но засранка, о матери совсем забыла! Не звонит, не пишет. С Нового года на глаза не появляется.

Филипповна и не догадывается, как детали паззла для меня в единую картину складывает. Прикидываю срок беременности Колобка и догоняю, что мать ее о будущей внучке ни сном, ни духом. Даже смешно.

— Ой, забей на картошку. — Отмахивается Филипповна. — Как будто вчерашний день ищешь. Наливай чай и отрежь мне кусочек с вишенкой.

Чувствую себя прислугой, хотя, переступая порог квартиры, собирался быть хозяином. Наливаю две кружки. Разрезаю торт ломтями, вызвавшими недоумение на лице мамы, и сажусь с мыслью, не цапнет ли меня за такую вольность.

— Ты, наверное, планктон офисный, да? Только в компах шаришь?

Походу, папаша не перегибал, когда говорил, что я не похож на владельца сети магазинов. Уже в айтишника записали…

— Ну ничего, — кивает она, набивая рот тортом, — Стешка всему научит. Виталька тоже ни к чему приспособлен не был. Со Стешкой пожил — и посуду мыть начал, и пылесосить, и гладить. Правда, лучше всего у него получалось выносить мусор. Почти всегда попадал в мусоропровод. — Прожевав, запивает чаем и тяжело вздыхает. — Слушай, Демушка, а Стешка с ним разбежалась не из-за тебя случаем? Гульнула поди? Я, конечно, в ее скромности не сомневаюсь. Но времена, нравы…

Виталька, значит. Вот кто Колобка обрюхатил и от ответственности свалил. Потому она мамане про беременность и не рассказывает.

Звонок мобильника из коридора прерывает нашу задушевную одностороннюю беседу. Закинув в рот еще кусочек торта, Филипповна бежит к своей сумке и с кем-то громко разговаривает. Про таких говорят: «Зачем ему мобильник? Его и так отлично слышно!»

— Блин, Демушка, побежала я! — кричит она мне из прихожей. — Ничего без меня сделать не могут. — Пыхтит, обуваясь, пока я выхожу из кухни. Помогаю ей надеть куртку и подаю шарф. — Вы бы приехали со Стешкой хоть на выходные, что ли, а? Я баньку бы истопила! Попарила бы вас веничком. Березовым. Шашлычку бы пожарили. Из баранинки. А?

— Баньку? — Изгибаю бровь.

— Тебе Стешка не говорила, что я в пригороде живу? Эх, знаю, понимаю. Сглазить боится. Ты парняга видный. Слюнки так и текут. — Опять щиплет меня за щеку. — Только щуплый какой-то. Все за кубиками своими следите. А ведь именно живот — признак счастливого мужчины, — хитро подмигивает мне, открывая дверь. — Все, побегла. Поцелуй за меня Стешку! — Торопясь к лифту, посылает мне то ли воздушный поцелуй, то ли просто рукой машет.

А я так и стою на пороге, признаваясь самому себе, что это трындец. Но… Черт возьми, мне это нравится!

Глава 3. Стефа

— Ты совсем кукареку, что ли? — Сгибаю пальцы в желании расцарапать его подкупающую рожу. — Что еще ты ей сказал?!

— Колобок, остынь. Разве твоей маме можно что-то сказать? Для этого надо, как минимум, поймать паузу, которые она не любит.

Что есть, то есть. Моя мама обожает почесать языком. Ее не переслушаешь и не перебьешь. Но это не отменяет того, что мой сосед наглющий баран!

— Отдай ключи! — Я все-таки совершаю попытку подпрыгнуть.

Доча пинается. Не нравится малютке, что я творю. Выдыхаю, успокаивая себя. Надо и правда быть уравновешенней, а не уравнобешенней, пока не разродилась прямо тут — на лестничной площадке.

— Дем, ты идешь? — нараспев мурлычет высунувшаяся из соседней квартиры девица. Отшлифованная блонди в блестящем мини. Взмахивает наращенными ресницами-веерами, уронив на меня свой недружелюбный и даже насмешливый взгляд. Виснет на руке Демьяна и кладет голову на его плечо. — Ты все пропустишь…

Не отталкивая ее, но и не отвечая, он продолжает сверлить меня взглядом. Тип парней, которые сделав гадость, считают себя красавчиками. Таких не переспоришь и не проучишь. От них просто надо держаться подальше.

— Извини, — выдавливаю я.

— Что? Не слышу?

Хам!

— Извини, что бросила твою машину посреди проезжей части, а ключи на скамейке.

— Офигеть, — прыскает тупым смешком блонди. — Кто это, Дем?

— Моя будущая жена, — усмехается он, отчего его подружка закатывается со смеху.

Меня начинает мутить. Где только воспитывают этих куриц? Чем они нравятся парням? Ох, простите, туплю! У них есть то, чего, например, я им не дам: не раздвину ноги, лишь потому что первый парень на вечеринке подмигнул мне.

Проглотив его дебильную шутку, опять выставляю перед собой ладонь. Он медленно опускает в нее ключи, даже не подумав извиниться за спектакль перед мамой. А ведь мне теперь это расхлебывать. Постараюсь убедить ее, что попросила соседа починить кран, повесить люстру, забить гвоздь, в конце концов, а она не так все поняла и застала его врасплох. Надеюсь, в это она поверит больше, чем в то, что я с этим болваном — пара.