Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 23 из 40

– Дочь Мирзы у тебя, – сказал Костя. – Мирза кассу увел, хочет линять, билеты купил. Что хочешь за девочку?

– Спросил бы вначале, что я хочу за Васю...

– Вася не мой. Васю Мирза кончил.

– Чем докажешь?

– Слово даю. Мне Вася не нужен был, он у Мирзы аэропорт забрал, а теперь он твой стал. Хорошо, что дочка у тебя оказалась. Что за нее просишь?

– На кассу станешь менять? – спросил Паша.

– Хочу.

– Рискованно.

– Других вариантов нету... – усмехнулся Костя.

Ответом ему было долгое молчание. Дина обдумывала разговор. Маленький гость в коричневом костюме, похожем по цвету на ка-кашки, интересуется девочкой. Кто такая дочь Мирзы – легко догадаться. А вот что это значит – «менять на кассу»? Или «Что хочешь за девочку?» Это как? Неужели Паша продаст ее в рабство коричневому? «И где эта липовая сестра Светка? – с горечью подумала Дина. – Бросили ее тут с джокером, надежное место это у них называется, а тут вообще детьми торгуют. Хуже цыган. Надо выбираться, пока не обнаружили».

– Тут такое дело, Костя, – произнес с на-жимом Паша. – Я ведь не распоряжаюсь ребенком. Мне его оставили на пару дней погостить. Один достойный человек, между прочим. Его на кривой козе не объедешь.

– Договорись. Сколько надо достойному человеку?

Разговор был прерван на интересном месте. Дина, решив не дожидаться конца разговора, уже обдумывала побег через собачий подкоп, но в этот миг раздался жуткий взрыв, даже стены дрогнули и задрожали стекла. Вдалеке раздались крики и выстрелы. Дина, сильно напугавшись, не поняла что это, но коричневый понял, встал, громко стуча новыми ботинками по паркету, подошел к окну и спросил с едкой ненавистью:

– Тачку взорвал? Значит, не отдашь?

Паша, грузно ступая, тоже проследовал к окну и задал свой вопрос:

– Ты что, взрывчатку привез? Чего так жахнуло-то? Стены вон шатнуло? Хотел силой брать?

Повисло молчание. Гость, не ответив, направился к выходу, цокая высокими каблуками, которые, видимо, нацепил из-за своего небольшого роста. Хозяин его провожать не стал, а остался у окна, разглядывая происходящее на поляне и бормоча ругательства. Когда шаги коричневого стихли, Паша взревел: «Бондарчук!» На зов мгновенно явился охранник.

– Это что за кино? – с ходу заорал Паша. – Кто позволил взрывать?

– Это не я. Это Миша.

– Хватит брехать! Миша мухи не обидит!

– Ну... – согласился Бондарчук, – он ошибочно. Нажал не туда – рвануло. Я заранее навел на БМВ. Люди, кстати, целы. Жертв нет, разве что ранило кого. Что-то они больно подозрительные. Но рвало-то как! Полный багажник взрывчатки везли. Чего надо-то им?

Паша вместо ответа забарабанил пальцами по столу и крикнул:

– Вылезай, чертова девка! Хватит тут подслушивать да подглядывать!

Бондарчук удивленно оглянулся на Дину. Она выбралась из укрытия и встала посреди комнаты, опасаясь оказаться вблизи охранника. Вместо того чтобы ее ругать, Паша принялся издеваться, адресуясь к Бондарчуку:

– Ты погляди на эту шишку! От горшка два вершка, а кассы стоит! Бодрый у тебя папаша. А проблем от тебя еще больше, чем на два лимона! Что стоишь, марш спать!

Бондарчук поглядел на Дину с каким-то новым интересом и даже уважительно. Точно она в его глазах увеличилась в росте.

– Я днем не сплю, – возразила Дина. – И мой папа... Мой папа тебя лучше!

– Ты мне не тыкай, сокровище! Сам Афиногенов за нее просит! Если б не Филипп, гуляла бы дальше по деревням и песни в вагоне пела! А тут живешь в почете на моей шее, козявка ты немытая!

Услышав про козявку, Дина гордо отвернулась и пошла прочь из гостиной. Кто бы говорил! Сам-то – аутизм! В комнате с веселыми обоями она достала куклу с двигающимися ручками-ножками, усадила ее в кресло, а сама села напротив на стул. Куклу звали Бритни Спирс, правда, голоса у нее не было. Глядя в ее сиреневые глаза, Дина думала о папе. Что все к нему несправедливо относятся, а он лучший папа из всех. Все, что он терял, он всегда находил. И зажигалку, и куртку, и кухонный нож...

И Дину тоже найдет, нужно только подождать еще немного, и он вызволит ее из замка, где так обращаются с людьми. И где эта Света, даже поговорить не с кем... Конечно, носится со своим Филей, как с куклой, а про всех остальных даже не помнит. Сестра, называется. Нет, все-таки Светка как сестра ненастоящая. Была бы настоящая, Дина не сидела бы тут одна, с безголосой Бритни. Пойти к собакам? Но лучше в часовню, навестить ведьму. Надо думать, коричневый уже уехал, раз его Миша подорвал, и больше покупать девочек не собирается. Дина выглянула в окно, осмотрела окрестности и решила пробираться в сторону часовни. Ей не давала покоя ведьма.

Она вышла из комнаты, миновала анфиладу, не поздоровавшись со злой старухой на портрете – пусть не важничает. С таким длинным носом могла бы быть и подобрее. Наверное, потому что некрасивая, потому и злая. Была бы красавица, так совсем другое дело. «А изгнанная Мариула, – вдруг вспомнила Дина, – была красивая, но тоже злая. Наверное, место такое – все- звери, кроме собак...»

Дина подошла к часовне, осторожно открыла дверь и огляделась. Было тихо, на полу лежали полоски света из узких окон, пол выглядел, как разноцветный ковер. Она подняла голову: сверху на нее смотрели нарисованные строгие лица. Головы и плечи были яркими, брови у всех нахмурены, а все, что ниже, размыто, видимо, художник не закончил работу. Скорей всего, Паша его прогнал. Аутизм, и ничем тут не поможешь...

Где-то под полом послышались звуки, и Дина навострила уши. Кто-то там ходил, шевелился, потом послышались уже знакомые голоса. Дина на цыпочках обошла помещение. Странно, но в одном месте было слышно почти все.

– Кто заставлял меня таскать теодолит? Ты. И лазать в грязный подвал с рулеткой? Галочка, Галочка, иди сюда, помоги мне... А я в светлых брюках, лезь вниз, промеряй подвал... Я как чернорабочая тут, на стройке с работягами, и что? На что потрачены лучшие годы? Зато теперь, когда все сделано, деньги есть, что я имею? Сижу в домашней тюрьме, наказанная ни за что. За слово какое-то... А все мои труды и заслуги забыты. Как будто ничего не было, как будто не я на своем горбе все это поднимала...

Послышалось тяжелое сопение, но ответа не последовало. Потом Паша подал голос:

– А я с тобой разве не в тюрьме? Что ты за женщина? Избавиться от тебя я не могу, а жить с тобой все равно что со змеей-мамбой... Может, ты перевоспитаешься?..

– А если нет? Что, вечно буду в этом подвале сидеть?

– Ты не одна. Мы вместе. Вся жизнь тюрьма, Галочка, другого ничего нет и не будет.

– Это у тебя просто привычка сидеть. Не сидел бы, так и другим тюрьму б не устраивал...

Паша снова тяжело вздохнул и возразил:

– Не тебе меня осуждать, ибо ты паразит на моей шее. А я не хочу, чтобы все на мне паразитировали! Подумаешь, теодолит! Еще не такое люди таскают...

– А шуба? Где моя шуба? За что ты ее на куски разрезал?

– Как за что, Галочка? Ты плюнула в мой любимый кактус «Иисусовы слезки». Нельзя такое оставлять безнаказанным. Ведь нам с тобою вместе жить, и как можно такое прощать? Если это простить, то дальше ад начнется.

– Да ад в тебе! С собой носишь свой личный ад!

– Вот тут ты права. За то тебя и ценю, что ты меня понимаешь досконально. Но мой личный ад никого от ответственности за дикие выходки не освобождает. Ты терпи.

– Почему, – закричал голос, – почему Паша Вертолет, я должна тебя терпеть? За какие грехи?

– И вовсе не за грехи, – возразил Паша, – а потому что вызвала во мне любовь. Вызвала – значит терпи ее! Хотела поматросить и бросить, да осечка вышла. А кому легко? Что, мне с тобой легко? Вышла замуж, обещала любить – люби, не ерепенься. Такого, как я, тебе уже не найти. Я – коммерческий гений. Никого не грабил, не убивал, деньги сами ко мне липнут. Я их вижу. Иду и вижу – вот деньги, прямо на земле валяются. Наклонись – и они твои. Другие не видят ничего, а я все.