Страница 2 из 40
Он позавидовал Фараону, который, наверное, переживал такое каждую ночь. Каждую ночь умирал на своей женщине и оживал вновь. Жизнь его была еще интересней, чем казалась на первый взгляд.
Шиза лежал на спине рядом с Алкой, поглядывая на нее искоса с удивлением: знает она, в чем ее фишка или нет? Пользуется этим, цепляя мужиков? Может, она просто профессионалка, а сама ничего не чувствует, как надувная резиновая баба? С профессионалками тоска зеленая – неинтересно. Вставил, вынул и забыл. Как в сортире – вошел, сделал свое дело и вышел. О чем тут вспоминать?
Он не заметил, как задремал. Когда проснулся, уже в сумерках, Алки не было, но остался в воздухе какой-то невидимый след. Послевкусие какое-то. Сейчас она казалась ему лучше, чем была на самом деле, загадочней. Захотелось ее вернуть, погладить по ощипанной голове.
Старость, что ли, усмехнулся Шиза. Он сам себе удивлялся, своей неожиданной сентиментальности. Раньше девок по подъездам тискал и трахал без всяких чувств, теперь охота по голове гладить. Точно, старость и есть.
Он набрал ее телефонный номер. Она взяла трубку не сразу.
– Алла, – сказал он, – ты будь осторожней. Я тебе не говорил, но Аликовы меня пасут. Гурама тоже.
– Это, надо понимать, любовное признание? – спросила она ехидно и бросила трубку. Все эта стерва о себе знает, решил он. Продуманная. Сволочь расчетливая. И отдалась нарочно, с умыслом.
2
Девочки стояли на платформе, погода вдруг начала портиться, закапал маленький, хилый дождичек. Дина притихла и нахохлилась, вспоминая о козе Маруське. Показалась электричка. «Нужно ехать, – подумала Света, – все равно куда». Электричка встала, двери открылись. В тамбуре стоял цыганский пацан, тот самый, что в Куровской дал Дине денег за пение, и курил. Увидев их, он неожиданно скомандовал: «Чего встали, заходи!»
Они одновременно шагнули в вагон, поезд тронулся. Через несколько станций цыган кивнул им, чтобы выходили, и выскочил сам. Из соседнего вагона выкатились его цыганские сестры. Они пристроились к брату сбоку, чуть позади и дружно зашагали к старой белой «Волге». В ней горел свет, за рулем сидел старый толстый цыган, а рядом с ним молодой и длинноволосый красавец. Красавец все время улыбался, показывая длинные, как у лошади, зубы. Половину заднего сиденья занимала цыганская бабушка. Пацан с эскортом нечесаных сестричек забрались на заднее сиденье, и все громко и непонятно заговорили.
Света с Диной остановились поодаль. Где-то надо было ночевать, но идти к цыганам – это уже чересчур. Они же детей воруют. И неизвестно, что потом с ними делают. Наверное, работать заставляют. Может, и нестрашно, если действительно работать, а не по поездам деньги клянчить.
– Пойдем, – потянула Свету Дина.
– Я к ним не пойду, – покачала головой Света, вдруг заметив улыбку молодого цыгана. В ней было что-то не так. Подвох какой-то.
– Че они нам сделают-то?
– Тебе, может, и ничего...
Цыгане перестали гомонить и теперь смотрели на них. Света, не желая выдавать свои опасения, сделала несколько шагов к машине и остановилась. Молодой цыган ласково ей улыбнулся, блеснув золотом.
– Здрассьте, – сказала ему Света.
– Здравствуй, – вежливо ответил парень.
– Мы на экскурсию приехали и заблудились... – решительно начала Света.
– Легко заблудиться можно, – согласился парень и перебросился парой слов со стариком...
– Надо родителям позвонить. Откуда можно? – строго спросила Света.
– Недалеко здесь, садись.
Они влезли в машину, хотя на заднем сиденье вместе с цыганской бабушкой их оказалось шестеро. Сестрички, как обезьянки, пристроились на бабушке, Дина с пацаном – в середине, а Света – с краю. Когда «Волга» разворачивалась, мелькнуло название станции – Куровская. В темноте все выглядело иначе, сразу она станцию не узнала. Откуда уехали, туда и приехали. К родственничкам поближе, горько подумала Света. Может, здесь их искать не будут, ведь тут уж наверняка искали. Как они это делают, выслеживают? Может, кто-нибудь за ними следит, а они не знают?
Цыганский дом, куда на «Волге» доставили всю компанию, оказался большим, светлым, с хрустальными люстрами, коврами и дурацкими пестрыми обоями в цветах. Под ногами путалось штук пять детей. Все галдели, толкались, усаживаясь за огромный стол. Цыганские сестрички стремительно подрались из-за места, но бабушка посадила одну из них на руки и прикрикнула на Свету с Диной так, будто они были одним существом:
– Иди кушать.
Они присели за длинный общий стол. Там набралось человек двадцать, из них мужчин было пятеро. У женщин на головах были наверчены прически, прикрытые тонкими блестящими платками, и почти все носили одинаковые фиолетовые кофты, широкие юбки и теплые тапочки. Арбуз уже разрезали. Вилок не хватало, да никто в них и не нуждался. Все хватали со стола руками. Дина, поняв, что скоро ничего не останется, тоже отправила картошку в рот рукой. Только Света сидела, не притрагиваясь к еде и ежась под любопытными взглядами. Молодой цыган взял пульт и включил огромный телевизор. Начались новости, и гвалту прибавилось. Все принялись перекрикивать телевизор.
– А позвонить можно? – крикнула Света цыганской бабушке, которая казалась ей главной.
Та в свою очередь что-то прокричала невесткам, и одна из них принесла телефонную трубку. На минуту за столом все притихли, слушая, что скажет Света, но аппарат не работал. Дина со Светой переглянулись. Все бурно загалдели, что-то обсуждая. Одна из маленьких сестричек сбегала в комнату и принесла другую трубку. Все снова с интересом уставились на Свету. «Ну же, ну, соединяй!» – упрашивала Дина трубку. Гудки были, но к телефону никто не подходил.
– Ты кушай! – утешил Свету молодой цыган, а одна из невесток прошлась по ней ревнивым взглядом. Но Света этого не заметила. Позвонить бабушке? А что она ей скажет? Что на даче у Климкиных? Так она и так попросила Леху позвонить и подтвердить это. Нет, бабушку тоже нельзя в это дело впутывать. Напугается – и в больницу под капельницы. Но звонить бабушке ей не хотелось еще по одной причине. Она боялась узнать что-нибудь ужасное. Например, что с Наташей что-нибудь случилось. Мама не взяла трубку, а уже вечер, почти ночь.
Пока она размышляла, стол опустел, все разбрелись по комнатам, девочки остались за столом одни. Дина догрызала куриное крылышко, Света нехотя поковыряла арбуз. Аппетит пропал, есть не хотелось. Она очень надеялась дозвониться. Чем дольше они с Диной одни, тем меньше надежды оставалось, что их вообще ищут. Может, и искать-то уже некому. Если снова посадили Алика, на маму с бабушкой надежды мало. Света понимала, что он единственный, кто что-то может реально. Женщины, даже такие хорошие, как Зина, или самые близкие, как мама, могут немного. А Алик сволочь. И почему-то за его фортели отдуваться должны они с Динкой, а ведь дети за родителей не отвечают. Света ненавидела его все сильней. И деньги его, и приятелей, и машину, и улыбочки, и походку – все.
Появились невестки, быстро убрали стол, оставив только Динину тарелку, и исчезли. В гостиную зашел молодой цыган и начал, разгуливая, наигрывать на гитаре, лукаво поглядывая на Свету. Сначала он исполнял что- то печальное, потом переборы пошли быстрее, он напевал себе под нос, а дальше пошло-по- ехало разудалое. Сзади, у Светы за спиной раздавался все нарастающий непонятный шум, но она не могла оторвать глаз от пальцев цыгана, пока Дина не дернула ее за рукав: «Смотри!» Света оглянулась: в дверях танцевали цыганские дети, притопывая босыми ногами. Десять или двенадцать босых грязных ног топали в ритм музыки. Вдруг они все, как по команде, разбежались: один за другим в гостиную вошли четверо мужчин и снова расселись вокруг стола.
Молодой цыган уселся напротив девочек и коварно улыбнулся. Старик устроился во главе стола, еще один, в кожаной куртке, видимо сын старика, сбоку от них. Пятый прилег на диване. Они начали переговариваться, Дина отодвинула тарелку с костями подальше: