Страница 2 из 11
«Нет, все-таки, все говорят, забытая Богом провинция, – приходит на ум студенту, – а ведь это выражение до безобразия абсурдно. Ведь только здесь, как раз таки, и остался Бог, только здесь Ему место сохранили; та тягость торопливой безысходности, что там неумолима и постоянна, здесь как будто стушевывается. Здесь я как будто вновь веру обрел. Здесь Бог, точно Бог, я Его здесь в себе чувствую…»
Все это, конечно, молодые мысли и слишком, может, восторженные, как должно показаться читателю… Но, опять же, настроение читатель должен учитывать. К тому же не всё религиозно-философским порывам была предана молодая душа: по мере приближения к дому родителей Данил все больше обращался мыслями в самое ближайшее свое будущее, которое многое ему обещало и столько же позволяло предугадывать! Еще бы, ведь он не предуведомлял о своем приезде, его ждут на следующей неделе; интересно как-то его теперь встретят?
«Вот так удивятся наверно! Обрадуются, конечно, – предвкушает студент. – Мама на шею вмиг бросится, зацелует всего, и на кухню непременно. А на кухне: «Хоть шаром покати! Ну что же ты не предупредил меня, Даня? Дай-ка взглянуть на себя… Ну, чего мамкаешь!.. Как исхудал, а мне и накормить нечем. Нам-то чего троим? Сонечка, ты же ее знаешь, как мышка. А отец, что отец? Да вот и он». Мать к холодильнику. О, холодильник полон! Отец от Салтыкова-Щедрина оторван, выходит из гостиной. «Привет мужчина, – говорит с улыбкой, крепко руку жмет, любовно хлопает по плечу. – Как дела твои?» – «Всё хорошо, отец. А сестренка где?» – «Гуляет …»
Такою видится Данилу предстоящая встреча с родителями. Да и долго ли ждать? Вот уж и знакомая калитка, палисадник ухоженный, вот клумбы мамины. Дина только почему-то не встречает. В вольере заперта, должно быть? Точно, вон сидит, скучная. Гости, стало быть. Так и есть, гости. Надо же, как некстати! Еще что-то шумят.
Несколько слов о самих Игнатовых и об их «кружке»
Со двора из-за калитки действительно доносятся оживленные голоса, как будто там возникла размолвка. Данил не спешит войти и прислушивается. На первых ролях все как обычно: Дмитрий Сергеевич Пряников, папин хороший друг, и Иванова Маргарита Олеговна, директор 2-й общеобразовательной школы, в которой Антонина Анатольевна, мама Данила, заведует воспитательной частью. Дмитрий Сергеевич, наверняка, опять юродствует, чем дразнит восприимчивую Иванову. Маргарита Олеговна, как и подобает глубоко порядочной и воспитанной женщине, коей она в совершенном праве себя считать, раздражения своего открыто не выказывает, но затаенное возмущение, все же, прослеживается в каждом ее движении и в словах.
–Прошу прощения! – говорит она. – Уважаемый Дмитрий Сергеевич, может быть, во мне укоренились ретроградные взгляды на некоторые вещи, заметьте, я этого не исключаю, или, на что я особенно надеюсь, я что-то упустила и недостаточно правильно вашу мысль трактовала для себя, или же, не примите на личный счет, с каждым может случиться, это вы́ как-то неловко идею свою представили, вследствие чего и вытекло это чудовищное искажение? – в противном же случае мне совершенно непонятно и, больше, я даже боюсь уяснить для себя, что порок, или неудержимая страсть, как вы сейчас изволили выразиться, оступившемуся человеку, опять же, по вашим словам, должна быть не только простительна, но даже в некоторых случаях поощряема! – это в каких таких случаях, осмелюсь поинтересоваться, и собственно ваши ли это мысли, или вы их откуда-нибудь черпали?
–Ну, вы, Маргарита Олеговна, как вы это… просто огорошили. Я, признаться, несколько затрудняюсь… Сразу и слов не подберешь…
Пока Дмитрий Сергеевич находит, что ему ответить на затяжную тираду его оппонентки, воспользуемся временем и основательнее познакомим читателя с действующими лицами нашего рассказа; начнем, разумеется, с лиц первых, с хозяев дома, собравших под своим кровом гостей – с супругов Игнатовых.
Она – Игнатова Антонина Анатольевна, завуч общеобразовательной школы, замечательной красоты женщина, с изящными, утонченными, в высшей степени благородными чертами лица, стройна и грациозна, умна, отличается изысканным тактом и пользуется глубоким уважением среди учеников и коллег на работе, а также друзей и знакомых в быту.
Он – Игнатов Андрей Константинович, городской чиновник не самого высокого ранга. Но не из-за отсутствия талантов и ума его ранг невелик. Совсем наоборот, он прекрасно образован и интеллигент по натуре, что, собственно, и мешает ему плести интриги и препятствует карьерному росту. Но, наряду с тем, он, ни в коем случае, не надменен и не щеголяет своими достоинствами, не резонёр и не склонен к осуждению, необычайно толерантен, чужие недостатки и мелкие грешки намеренно не замечает, за что располагает искренней симпатией коллег и радушием начальства. Вообще же Андрей Константинович в местечке Кузино пользуется репутацией своего парня, конечно же, в самом высшем свете нашей милой провинции.
Супруги Игнатовы еще со времен формирования и становления их молодой семьи зарекомендовали себя парой компанейской, что называется, светской, и с удовольствием принимают под своим кровом гостей: умеют расположить к себе, угодить, создать непринужденную атмосферу и сделать комфортным присутствие. Всё это получается у них как-то само собой и не требует особых усилий. Порядочность, манерность, с вашего позволения, комильфо, видимо, были привиты им обоим генетически. Стоит ли говорить, что в нашем местечке они считаются парой диковинной, о них судачат и ими живо интересуются. И какие только не ходят об этом семействе кривотолки. То Игнатовых записывают в сектанты, неизвестно из каких соображений, то в аскеты, несмотря на всю их гостеприимность и открытость в обращении; между прочим, ходит также и молва о спиритических сеансах, якобы происходящих в их доме; о театральных же сценках, нашедших место возродиться под кровом Игнатовых, упоминают и не просто, а в каком-то даже пароксизме насмешки, не иначе как о вещи самой экзотической. Находятся, впрочем, среди нашей публики и те исключительные либералы, кто, не вдаваясь в разъяснительные подробности, выражают простую мысль, что супруги Игнатовы чудаки, каких мало, и уж, несомненно, эти последние со своим лаконичным замечанием ближе всех стоят к истине.
Еще завелось у нас в обиходе такое выражение, как «кружок Игнатовых». Так говорят о людях, состоящих в близких сношениях с Антониной Анатольевной и Андреем Константиновичем и бывающих в их доме. И не только. Это словосочетание вообще сделалось у нас крылатым. К примеру, кому-то случилось выказать мысль оригинальную: «Да ты не из кружка ли Игнатовых?» – замечают ему на это с иронией. А другой, вдруг, музыкой классической заинтересовался: «О, дружок, да тебе в кружок Игнатовых», – ему говорят. О литературе кто завел речь, о кинематографе, а не просто о кино, о событиях каких исторических – к Игнатовым. Замечательно при этом, что ни сами зачисляющие, ни уж тем более те, кого зачисляют в «кружок», зачастую о самих Игнатовых, как говорится, ни слухом, ни духом, и уж, конечно, не могут знать наверно, слушают ли у Игнатовых классическую музыку и о чем там ходят разговоры. Интересно также, что, несмотря на всю популярность этого «кружка», очень немного людей стремится в нем очутиться, что, опять-таки происходит главным образом от избытка мнений, низводящих всегда до звания смешного и чудаковатого все, что хоть как-то стремится из ряда вон, мнений, всегда являющих собою как бы преграду между смелым, самобытным и привлекательным и избитым, рядовым и установленным. А кто по этому принципу теряет больше – Бог весть.
Одним из самых ярких и постоянных представителей «кружка Игнатовых», безусловно, является Пряников Дмитрий Сергеевич.
Сон Пряникова
Вот уже которую ночь к ряду Дмитрий Сергеевич спит самым тревожным сном. Снится ему кошмар, один и тот же, от ночи к ночи повторяющийся. Снится ему, что его судят за преступление, якобы им совершенное, однако о котором он решительно не может вспомнить, как ни силится. Судят его в обыкновенном школьном классе, кабинете истории, в котором он, помнится ему, особенно озорничал в бытность школьником. Снится ему, что в качестве присяжных и вообще все присутствующие на суде сплошь его знакомые. Все кивают головами в сторону подсудимого, делают ему укоризненные знаки указательными пальчиками. Дмитрий Сергеевич, к слову, хоть и не помнит сути преступления своего, но вину свою всем существом своим признает и вполне принимает, и даже уверен он внутренне, что повинен слишком и что суд над ним, как есть, свершается заслуженный. В процессуальном зале тесно и душно; публика заметно утомлена и, по всему видно, только и ждет каждый, что скорейшего разрешения процесса, и, что тоже можно без труда угадать по лицам присутствующих, вовсе не заботится никто из них о судьбе самого подсудимого. Дмитрию Сергеевичу неприятно наблюдать столь очевидную всеобщую незаинтересованность его персоной и что в такой момент, когда, можно сказать, вся жизнь его висит на волоске, кому-то может быть так откровенно скучно. Однако, вместе с тем, он чувствует, что и не может происходить иначе, что и равнодушного вида, должно быть, удостоен он только авансом, что предстоящим заточением своим всем этим почтенным особам, скорее всего, он доставит даже и удовольствие, что он давно уже всеобщий изгой и что от него порядком устали. С осознанием этого нелегкого чувства, Дмитрий Сергеевич, невольно для себя, расплывается перед слушателями его дела в заискивающей и виноватой улыбке. Ему, честно, совсем не хочется сейчас лебезить; он, напротив, в такую минуту очень не прочь был бы выказать твердость духа и окинуть окружающих независимым, преисполненным достоинства взглядом. Но выходит все против воли его, по мановению привычки, с подачи мягкого сердца, ввиду услужливости характера. О, как он презирает себя в эту минуту! Но он не может ничего с собой поделать и продолжает гримасничать самым нелепым образом. Одно желание сейчас у него, чтобы скорее процесс по нему кончился, чтобы избавиться ему, наконец, от глупого теперешнего его положения, с тем, что хотя бы уже прямо так и в тюрьму!