Страница 34 из 65
Нет.
Я не так наивна, чтобы надеяться, что Бадрид взял бы меня в жены.
Этого не позволит ни традиция, ни его гордый нрав. Общество не приняло бы такого брака. А для Бадрида и семьи Багировых репутация важнее жизни! Ведь, потеряй он ее, наступит полный крах!
Но…
Я верила. Сердце, сердце мое знало, что мы будем вместе.
Пусть любовницей, как бы жутко это не звучало. Пусть той, с которой он никогда не выйдет на люди. Никому не покажет. Запертой за толстыми стенами его имений.
Но его. Его. Любимой. С ним.
И… Пусть бы это было бы смертельно тяжело! Но я довольствовалась бы его любовью, потеряв взамен все остальное. Всю остальную жизнь. Мне бы этого хватило…
А теперь…
Весь ужас моего положения разом обрушивается на меня. Оставляет настоящую дыру в измученном сердце!
Я и правда никто. Тень. Без имени. Без права голоса.
В его каменном сердце нет чувств, а мое… Мое меня просто обманывало!
Он забудет. Уже забыл. Еще немного времени — и растопчет!
Отдаст остальным на потеху или так и оставит обыкновенной прислугой.
Нет!
Я не смогу, — орет, взрывается внутри. А руки сами комкают простынь так, что разрывают ее в клочья.
Знать, что он там… В спальне… С другой… Не глядя на меня, проходя мимо, не замечая…
Я не смогу!
Это…
Да лучше было умереть! Чем слышать каждую ночь эти звуки! Чувствовать, как снова и снова будто живьем с меня сдирают кожу, потому что он ласкает, целует другую… Шепчет ее имя, как когда-то мое…
Резко срываюсь с постели.
Распахиваю окно, шумно, на полную грудь втягивая воздух.
Замираю на миг, прислушиваясь.
Все спят. В саду ни души. Моя надзирательница тоже, кажется, решила оставить меня в покое…
Через дверь все равно не рискну.
Вылезаю через окна.
Стараюсь быть тихой. Бесшумной.
Пролетаю через кусты на задний двор, не замечая, как хлещут по коже острые шипы роз.
Он хуже. Хуже! И его шипы намного, в сто крат страшнее!
Замираю, выглядывая за угол дома.
И здесь ни души. Все тихо.
Осторожно приоткрываю дверь конюшни.
— Тихо… Тихо, красивый мой… Такой ты красивый… Мальчик…
Осторожно прикасаюсь пальцами.
Глажу осторожно гриву красавца, на котором приехал Бадрид.
— Ну… Не брыкайся…
Улыбаюсь, когда красавец фыркает.
— Мне нужно…. Мне очень нужно с тобой подружиться…
Он опускает голову. Позволяет подобраться ближе. Удивительно, но даже позволяет погладить себя по голове.
Что, его хозяин скуп на такие ласки? Неудивительно. У него же нет сердца!
— Давай, дорогой, — потихоньку вывожу его из стойла.
Запрыгиваю на спину, сжимая пятками.
— Давай, — шепчу на ухо, продолжая гладить гриву. — Нам нужно отсюда выбраться!
Конечно, его я потом оставлю и он вернется к своему хозяину.
Но мне просто необходимо исчезнуть!
Пусть! Пусть после будет трудно!
Но я не могу!
Ни на секунду не могу оставаться дальше здесь, в этом доме!
— Давай! — подстегиваю уже смелее.
Плевать на то, что все заперто. Я знаю место, где ограда самая низкая.
Мы перемахнем через нее и я навсегда избавлюсь от этой боли, что слепит глаза!
— Давай!
Он переходит с шага на бег.
Начинает нестись, будто чувствуя мое отчаяние. Так, что ветер гулко шумит в ушах.
Вот так! Вот так! Еще быстрее!
Еще немного, и я обрету свободу!
— Ааааааааааа!
Только глухой стук. Грохот. Удар — и будто все кости разносит в крошево.
Чей-то дикий вопль, разрывающий барабанные перепонки… Или это мой?
И… Темнота.
Блаженная темнота, в которую проваливаюсь.
35 Глава 35
Бадрид
Это ад. Пекло.
Такого не было никогда за все время, сколько мы держим на плаву нашу империю. Нашу власть.
Это самое настоящее землетрясение. Потому что удары прилетают, откуда не ждали. Каждый вроде и мелкий. Иногда и серьезные удары.
Где-то откровенный вооруженный наезд.
Где-то вроде случайность. Сбой. Мелкая утечка информации.
Пропадают документы. По ошибке вдруг замораживаются счета. Пусть даже на пару часов или сутки, пока недоразумение не выясниться.
Но все это вместе сотрясает империю, выстроенную и приумноженную годами, десятилетиями. Несколькими поколениями Багировых.
Удар за ударом.
Бьет с одной стороны, трещит по швам в другом месте.
И, блядь, концов не видно.
Каждый раз ниточка теряется.
До того, кто за этим стоит, добраться нереально.
Словно невидимки дергают за ниточки.
Но просчитывая ситуацию наперед. Ударяя на опережение по планам, которых я вслух даже братьям не говорил.
Сказал бы, что прослушка. Или крыса что-то сливает.
Но!
Прослушку в моей голове устроить невозможно!
— Взрыв на складе не был случайностью, — в кабинет вваливается Арман.
Рукав ободран. По виску стекает уже подзапекшаяся струйка крови. А плечо и вовсе залито ею так, что по полу разливаются четкие красные следы.
— Ну, я как бы и не думал на утечку газа, — наливаю ему полный стакан виски.
Себе нет. Голова должна быть ясной, как никогда. Не время ее дурманить.
— Я не в этом смысле, — кривится, опрокидывая в себя залпом.
— Еще до взрыва там устроили стрельбу. Я даже успел нарваться, — выразительно кивает на простреленное плечо. — Наших вначале положили. Потом уже взорвали склад. Не проверял пока, да и хрен уже проверишь. Но подозреваю, что большую часть товара вынесли еще во время перестрелки.
— Твою мать, — только и цежу сквозь сжатые зубы.
Не сдерживаюсь. Обрушиваю кулак на стол. Так, что бутылка из-под виски разлетается вдребезги.
Немыслимо!
Немыслимо, чтобы кто-то переступил грань настолько, чтобы открыто стрелять в кого-то из Багировых!
Ответа от семей я так и не получил. Внезапно все либо тяжко заболели, либо срочно выехали по неотложным делам туда, где нет связи.
Но, по сути, это и есть ответ.
Моих отступных никто принимать не намерен.
Значит, выбрали месть.
И все же никто не заявляет о ней открыто. Не бросает по-настоящему, по-мужски вызов в лицо. Тихарятся. Действуют исподтишка.
Выглядит, как продуманная игра. Молчание, чтобы усыпить бдительность. Ведь до открытого объявления войны все считаются чистыми. Да и мне, выходит, ответные действия и удары наносить как-то не резон.
Но я знаю. На самом деле расклад совсем другой.
Просто жалкие трусы.
Наносят удар за ударом и отмалчиваются.
Ждут. Выжидают. Хотят проверить. Покачнется империя Багировых или нет.
Если увидят, что брешь пошла, тогда уже плечи и выпрямят. В стойку встанут. Открыто наступление начнут. И тогда никакими средствами не погнушаются.
Ну, а если мы на корню все попытки нас разломать, задавим, то сами же первыми к нам и прибегут. Кланяться в ноги будут. Примут все мои условия и отступные. И еще спасибо скажут. За щедрость. Скажут, что, по большому счету их убитый родственник даже и не стоил тех благ, которые я им за него даю. Руки целовать будут. Благодетелем еще назовут.
Крысы. Самые настоящие крысы. Что с них взять?
Ненавижу крыс. Слабаков. Тех, что бьют из-за угла. Вонзают нож в спину.
Сколько себя помню. Всегда открыто бросал вызов. Везде.
На ринге, когда проходил обкатку боями без правил. Выходя против самых сильных противников. Тех, что, казалось, одним пальцем меня по всему рингу на хрен вместе с кишками и размажут.
И в бизнесе.
Никогда не прятался за спину отца. За его авторитет.
Действовал сам. Строил, выкручиваясь и придумывая свое. Пер напролом.
Даже когда угрожали. Когда на кону стояло все. Когда расклад был такой, что даже пыли от меня не осталось бы.
Всегда.
Всегда я открыто бросал вызов. Смело смотрел противнику в глаза. Криво усмехался на ствол у виска и посылал на хер. Спокойно. Уравновешенно. Даже не вспотев ни разу.