Страница 12 из 17
Охотники утвердительно закивали, а Топу, почесывая кончик носа, спросил:
– А кто в засаду пойдет?
Камбр обвел всех взглядом: Нойка, приподнявшегося на локте, Руфуса, мрачно-насупленного и взъерошенного, мэра, все еще ковырявшегося с луком, Клинка, вобравшего голову в плечи и застывшего в напряженном ожидании, Трепла, отвернувшегося к окну, Топу, печально разглаживавшего салфетку на столе, и тяжело вздохнул.
– Может, кто-то хочет?
Топу последний раз разгладил несуществующие морщинки на салфетке и сказал.
– Ну что тут, Камбр, долго гадать. Конечно, я пойду. Бегать быстро я не могу. От меня любой крокозябл уйдет. Стрелять на бегу я тоже не мастер. А в засаде хоть прицелиться можно.
– Что ж, – кивнул Камбр, – согласен. А вторым пойдет Трепл. Топу – человек рассудительный и за Треплом присмотрит, в случае чего. Ладно. А теперь хватит разговаривать, ужинать надо и спать.
Стол накрыли быстро. На ночь решено было не наедаться, а потому ограничились бутербродами, салатом, бутылкой хряполки и тарелкой брякликов для занюшки.
Надо вам сказать, дорогие читатели, не знакомые с силизендскими обычаями, что дуркане водку и иные крепкие напитки (ту же хряполку, к примеру) не закусывают, а занюхивают. Для этого-то и служат бряклики. Бряклик, вообще, живность безвредная, безмозглая, совершенно несъедобная, но обладающая отменным запахом, будто нарочно созданным для занюхивания: что-то вроде заскорузлого, хорошо промасленного рукава старого пиджака с примесью чеснока и соленых грибов, слегка тронутых плесенью. В общем, запашок тот еще.
Существует, однако, масса разновидностей брякликов: с очень резким запахом, более мягким (дамский бряклик), острым, с примесью дихлофоса, хлороформа или сероводорода. Наконец один умелец даже вывел бряклика, в аромате которого можно было уловить запах подгнившей балины и недозрелого ключика, но знатоки считают, что это уже не то. Это уже извращение. Бряклик, есть бряклик. Выпил, занюхал… хор-р-рошо!
Что ж, хряполка была выпита, бутерброды съедены, и повеселевшие охотники принялись травить байки. Камбр вышел ненадолго в сарай подобрать себе тапки, а когда вернулся, в центре внимания был Трепл. Весь вечер он помалкивал, стараясь не привлекать внимания, но тут не выдержал. А поболтать Трепл любил, ох, любил! Когда Камбр вошел он как раз рассказывал свою любимую байку про то, как однажды охотился на бронтокрякла, и уже дошел до драматического момента столкновения с чудовищем нос к носу… Он даже на стол вскочил и руками развел, показывая, какой величины был бронтокрякл, но тут, заметил Камбра, сник, слез со стола и, пробормотав, что остальное доскажет завтра, нырнул в спальный мешок. Камбра Трепл побаивался, а после сегодняшнего неудачного выстрела вообще предпочитал избегать.
– Что это он тут вам втюхивал? – фыркнул Камбр. – Как бронтокрякла ловил?.. Наслышаны, наслышаны…
Трепл съежился и претворился глухим.
– Он бы лучше рассказал, как с мордоворотом здоровался, когда в берлогу к нему полез… интервью брать… Ладно, ребята, кончай трепаться, спать пора. Завтра вставать рано. Крокозяблы ждать не будут.
***
Ранним утром, когда за окном еще непроглядная темень, когда так сладко спится и не хочется никуда идти, Камбр, которого все равно мучила бессонница, принялся расталкивать Топу. Тот поднялся на удивление быстро, правда, долго зевал, потягивался и ворчал, что в такую рань не то что крокозябла, захудалого чвакла не сыщешь, спят все. Но все же умылся и, разбудив Трепла, принялся готовить бутерброды на всю ораву.
Бутерброды были сделаны, а Трепл еще не поднялся. Мало того, он, похоже, опять уснул! Камбр не стал с ним церемониться: стянул одеяло и без всякой жалости вылил на безмятежно спящего Трепла ковш ледяной воды.
– А-а-а!.. воу-ау-ой-ой-ой… чтоб ты провалился!.. Чвакл вас раздери! Вы что, офонарели?!! – подскочил мокрый Трепл.
– И так будет с каждым, – спокойно заметил Камбр, довольный эффектом.
С Камбром ругаться было опасно. Потому Трепл, проглотив обиду, пошел собираться. Остальные, разбуженные его дикими воплями, тоже не стали залеживаться. К тому времени, как Топу и Трепл ушли, все были уже на ногах. Долго возились со снаряжением. Потом еще раз уточнили маршрут и, наконец, когда верхушки скалок засветились серым, а последние лучи Хайаны засеребрили снег у крыльца, посылая прощальный привет наступающему утру, высыпали наружу.
– Морозно, градусов 15, – заметил мэр.
– Хорошо, – кивнул Камбр. – Погода благоприятствует.
Руфус зябко ежился, потирая руки. Клинк что-то шептал на ухо Нойку, наверное, последние наставления, потому что Нойк кивал с очень серьезным видом и озабоченно похлопывал себя по карманам. Нойка, кстати, успели переодеть, и теперь он ничем не отличался от бывалых охотников в таком же как у Клинка комбинезоне, чуть ему великоватом, и с капюшоном, подбитым ляпистым мехом.
Охотники выбрали каждый свою тропку и разошлись. Некоторое время Камбр еще видел Руфуса, их пути шли почти параллельно, но вот и он скрылся за взгорком. Камбр остался один. Со всех сторон его обступали тигрошник и хвойные скалки, листотрясы, корявыми чудовищами вставали на пути. Внезапно, как привидения выступали из рассветного сумрака черные стрелы стеклянных берез. Камбр проехал сквозь арку, образованную нависшими над тропой плетями бананового дуба, и остановился.
Напротив, совершенно его не замечая, стояли два прехорошеньких крокозяблика, еще очень юных и наивных, видимо, родившихся этой осенью. Один из них, чуть постарше, с темно-рыжей гривкой и черными копытцами, весь в желтых кудряшках, помахивая черным пушистым хвостиком, осторожно объедал по краю куст заморожечника, второй, помоложе, напротив, гладкошерстный, черный с рыжими пятнами на боках и рыжей забавной мордочкой, встав на задние лапки, пытался передней достать самый верхний и на его взгляд самый вкусный цветок.
Камбр замер, любуясь крокозябликами и радуясь охотничьей удаче: ну надо же, только отъехал и, пожалуйста, сразу два крокозябла. Потом осторожно потянул стрелу из колчана… И тут подул ветер. Легкий такой ветерок, но крокозяблы сразу учуяли охотника и дали деру. Камбр мысленно помянул всех родственников дракона до седьмого колена и понесся вдогонку.
Юные крокозяблы оказались чрезвычайно шустрыми, и Камбру пришлось немало попотеть, прежде чем он смог приблизиться к ним на расстояние выстрела. Он уже приладил стрелу и прицелился, надеясь, что хоть один-то из этой парочки будет его, но тут между ним и крокозябликами, подняв тучу снежной пыли, пронеслась какая-то тень. От неожиданности Камбр так и сел в сугроб.
Когда пыль улеглась, крокозяблики исчезли, словно растаяли в лучах неяркого полуденного солнца. Зато вместо них на большом сугробе, совсем рядом с Камбром, сидел громадный крокозябл и показывал ему язык.
Камбр сразу оценил – это был великолепный экземпляр. Сильное гибкое тело и массивные лапы были покрыты короткой вьющейся шерстью песочного цвета с большими темно-рыжими подпалинами на боках и за ушами. Глаза обведены черными ободками, крупные уши в форме лепестков бракка чуть прижаты к голове, выдавая опытного вожака. Громадные клыки сверкали золотом. У Камбра аж дух захватило от такой красоты.
Крокозябл тем временем неторопливо, даже как-то лениво поднялся, потянулся, повернулся к Камбру хвостом и словно нехотя поскакал по сугробам. На прощание он обернулся и снова показал язык. Этого Камбр уже стерпеть не мог. Ему бросали вызов! Он вскочил и помчался вдогонку.
В общем-то, погоней дальнейшее можно было назвать чисто условно. Камбр выбивался из сил, стараясь хоть как-то приблизиться к зверю, а тот в два прыжка сводил на нет все его усилия, и все начиналось сначала. Бросить погоню Камбру не позволяла гордость. Как это так, какой-то крокозябл, пусть даже столь выдающийся, может оказаться сильнее его… А тот, похоже, издевался над охотником.
Сначала Камбр преследовал крокозябла. Ближе к полудню выяснилось, что это крокозябл преследует Камбра, и, наконец, когда тот совсем выбился из сил и расстрелял все свои стрелы, крокозябл совершил некий маневр, после которого Камбр оказался по уши в снегу, одна тапка повисла на кусте заморожечника, а другая торчала как флаг в соседнем сугробе.