Страница 11 из 38
Глава 3
— Раньше, Гектор, — волшебница пригубила чай, — твои храбрость и безрассудство всегда шли вровень. Но сейчас, похоже, второе начало перевешивать.
— Я…
— Тишина! — тоном строгого учителя раздалось в ответ. — Мне не нужны очередные оправдания. За три года наслушалась их досыта.
Похоже, парень, чье тело я занял, был еще тем лихачом.
— Мне нужен отчет. Обо всех явлениях колдовской природы надлежит докладывать в ректорат. Так что сейчас поедем в Академию, и ты во всех подробностях расскажешь, что произошло на дирижабле.
— Да нечего там рассказывать. Разве что кроме того, что я должен десять тысяч.
— А ты на что рассчитывал? — женщина смерила меня хмурым взглядом. — Что тебе спасибо скажут? Или испугаются твоего дара и предпочтут промолчать?
— Вряд ли. Но я вот что хочу узнать… у вас не найдется какой-нибудь работы? Желательно, подороже.
Распутина подумала недолго и кивнула.
— Найдется. Слышал, что пропали три ученика?
— Читал в газете.
— Двое из них — из очень знатных родов. Попечительский совет объявил награду — по три тысячи за каждого, живого или мертвого. Но если вернешь знатных в добром здравии — получишь такую премию, что легко расплатишься с долгами. Вот только бедолаги как в воду канули. Мы подключили полицию, тайную канцелярию, частных детективов, проводим расследование своими силами — и никаких зацепок.
— На фронте я служил в разведке. Так что в поисках мало-мальски смыслю.
— Как тебе будет угодно, — колдунья поморщилась — мол, ну и выскочка. — Искать ребят может любой желающий. Но сначала — отчет. А уж затем сведу тебя с нужными людьми.
Мы сели в спортивный автомобиль насыщенного красного цвета. Корпус напоминал поплавок от катамарана — только большой, с колесами и лобовым стеклом.
Спутница ловко села за руль, одной рукой провернула рычаг зажигания, а второй взяла папиросу.
Достала из бардачка большие тонированные очки и бархатный платок.
Теперь и не скажешь, что рядом ведьма — скорее, светская львица, прячущаяся от докучающих репортеров.
Красный «баклажан» шустро погудел прочь из трущоб. Но даже центральные кварталы мало отличались от окраин — такая же грязь, шум и толпы людей, только одетых чуть побогаче.
Проехали мимо вокзала, где пыхтели огромные паровозы. Железные дороги оплели город, как паутина, возя грузы из порта и многочисленных фабрик.
Обогнули по широкой дуге причальную башню для дирижаблей.
Как пояснила спутница, после катастрофы все цеппелины отогнали на запасной аэродром в пригороде.
Еле протиснулись рядом с рынком, занимающим площадь в три футбольных поля, и народа там было столько, словно это последняя ярмарка в году.
В общем, город гудел, как муравейник, но при том погружался все глубже и глубже, и края его уже достигли дна.
А все потому, что богачи заботились лишь о своей выгоде и власти, считая простых работяг не более чем расходным материалом.
Удивительно, что здесь еще не завелись свои Маркс и Энгельс.
А может быть дело в том, что в метрополии все куда как благополучнее, а колонии по незнанию отдали на гнет и разграбление знатных домов.
— За кого Академия? — склонился к колдунье, чтобы перекричать вездесущий нескончаемый шум.
— Пока сами по себе, — магистр сразу поняла суть вопроса. — Но долго ли продлится нейтралитет, не знают даже самые талантливые пророчицы.
Мы остановились у старинного белокаменного замка, обнесенного высокой стеной.
Учебное заведение находилось у самой площади, стоя вровень с административными зданиями.
На шпиле донжона даже в полный штиль развевался флаг — золотая роза ветров на белом фоне.
Распутина повела рукой, и кованые створки ворот разъехались в стороны сами собой.
Однако, несмотря на волшебную защиту, у ворот дежурили крепкие парни в джинсах, белых рубашках с короткими рукавами и кожаных жилетках. В кобурах револьверы, в руках — многозарядные карабины, на груди подобно звездам шерифа — бронзовые шестерни с молотками внутри. Видимо, знак дома Пушкиных.
— Они настояли, — проворчала Распутина. — А мы не стали спорить. Сейчас пригодится любая охрана.
— Но платить за нее придется не деньгами?
— Ты не зря считался одним из самых умных, — женщина сунула окурок в пепельницу и вышла из машины.
Во дворе обустроили газон и редкую рябиновую аллейку с лавочками.
Перед крыльцом журчал фонтан, по гравийным дорожкам прогуливались студенты — кто просто наслаждался тишиной, кто на ходу читал толстенные фолианты, зависшие прямо перед глазами, кто вполголоса спорил с товарищами.
Объединяло их одно — значки в петлицах, определяющие принадлежность к той или иной семье. И ученики из разных родов старались друг на друга даже не смотреть.
Привратники из числа чародеев с поклоном открыли массивные металлические двери.
При нашем приближении проем вспыхнул тусклым светом, как догорающая неоновая рамка.
По телу прокатилась легкая дрожь, волоски на руках приподнялись, и мы погрузились в приятную прохладу.
Интерьеры в холле богатые и красивые, как во дворце или музее.
Ряд резных колонн подпирал исписанный батальными фресками потолок.
На стенах — лепнина и барельефы, все белое и яркое, и только ковры на полу красные, точно пролитая кровь.
Магистр открыла дверь, и мы вошли в просторную круглую в сечении шахту.
По велению волшебства резная платформа воспарила на последний этаж, где находился кабинет ректора.
За столом, сплошь заваленным горами бумаг, сидела девушка лет двадцати пяти с огненно-медным, почти красным каре.
Глаза карие, с багровыми прожилками (никогда не видел такого цвета). Над верхней губой аккуратная родинка. Переносица слегка скошена, там же белел рваный шрам — или удар кастета, или авария. Судя по хмурым бровям и стиснутым губам, все же скорее кастет — больно уж боевитый вид у незнакомки.