Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 9

– Виктор, а где ты живёшь, кто твои родители? – женщина, прищурившись, внимательно смотрела на него.

– У меня нет родителей, я в детдоме живу, – также на автомате ответил Витя, запихивая пальцами в рот очередной кусок торта.

В зале на некоторое время повисла напряжённая тишина. Папа Поли сидел в углу гостиной в кресле и наблюдал всю сцену оттуда, только обмениваясь короткими взглядами с женщиной, которая иногда посматривала в его сторону.

– Ну, что ж, должна отметить, что это очень серьёзная работа, пожалуй не часто можно встретить людей способных на такое, ты большой молодец Виктор. Собираешься, стать музыкантом? – она, облокотившись о стол локтем, и подперев подбородок, смотрела как Витя, наевшись, откинулся на спинку стула и с некоторой рассеянностью смотрит в окно, у которого сидел в кресле отец Поли.

– Нет, музыкантом я не буду, я стану биохимиком и учёным, – кивнув, с убеждением заключил Витя.

После дня рождения в доме Поли на несколько дней воцарилась какая-то неопределённость, напряжённая тишина, папа ходил задумчивый и почти не разговаривал с Полей. С Витей Поля тоже не разговаривала и даже не смотрела в его сторону, а он и не лез к ней, замкнувшись в себе и что-то читая. Правда Поля быстренько заглянула на обложку, когда Вити не было, это была книга «Девяносто третий год» Гюго.

«За что наказан был – зато мне мысль дана

Ему бы силы дать а не отнять того что нет

Богатства нет – не быть пророчит он

И прожит ты и смерть тебя постигнет

И нищеты порок – порочен ты?

И нет тебе друзей»

Жизнь Поли значительно отличалась от подавляющего большинства детей в школе и, хотя она училась в привилегированной школе, где учились дети высокопоставленных и обеспеченных родителей не многие могли себе позволить то, что для Поли было естественным и обыденным. Они с папой занимали два верхних этажа и часть крыши в новом современном доме с видом на озера. У них работали две домработницы, рабочий, охранники, няня и два шофёра для папы и Поли. В дом, где жила Поля невозможно было войти без предварительного согласования со службой безопасности, и потому каким образом прошёл Витя, оставалось загадкой. Полю всегда отвозил и привозил на машине шофёр в сопровождении няни и личного охранника, куда бы она не отправлялась: в школу, гулять в парк, театр, кино или музыкалку и охранник мог запретить Поле куда-нибудь пойти, если считал, что там ей не безопасно, не поддаваясь ни на какие уговоры и обещания. Полю это очень огорчало и тяготило. У неё была единственная подруга Катя, с которой Поля могла свободно общаться у себя дома, а самой Поле запрещено было ходить к кому ни будь. Папа часто и надолго уезжал в командировки, и Поля редко видела его, она привыкла быть одна.

И вот вечером, недели через две, после дня рождения папа вошёл к Поле в комнату и, помявшись, в нерешительности у двери спросил: «Поля нам надо поговорить, ты можешь уделить мне время?»

Поля лежала на диване и читала книгу, отложив её не закрывая, она села, удивлённо глядя на папу. Папа подошёл и сел рядом на диван, сгорбившись, он локтями упёрся в колени, сцепив руки в замок и ёрзая на месте, не знал с чего начать. Потом откинулся на спинку дивана и машинально взял книгу, которую читала до этого Поля.

– Что читаешь, если не секрет, – взглянув на обложку, вслух прочитал: «Отверженные», – папа удивлённо смотрел на страницу, на которой остановилась Поля как раз там, где Козетта стоит перед витриной с куклой, – а тебе не рановато читать такие книги, где ты её взяла?

– Витя дал почитать, – еле слышно произнесла Поля, осеклась и покраснела. Поля замкнулась в себя, ей почему-то было стыдно, что папа видел эту книгу, как будто он застал её за чем-то личным, очень внутренним, принадлежащее только ей одной, а не для всех. Ей очень хотелось, чтобы никто не знал, что она читает, но теперь папа знает…





– Витя…, ну да, конечно…, я собственно и хотел поговорить о нем. Понимаешь… я видел, как ты хотела выгнать его, он, что тебя так сильно раздражает или… как это… досаждает тебе? Тебе было стыдно за него, что он, честно говоря, охламон…, да?

– Да… – у Поли в горле стоял комок.

– Ну да он охламон, что с этим поделаешь. А ещё он прямолинеен, бесцеремонен, да… и носится, сломя голову, шумный…. Все это так Поля, он именно такой, какой есть.

Папа помолчал какое-то время, глубоко задумавшись, он видимо забыл, что разговаривает с девочкой, он разговаривал с ней, как с взрослым понимающим человеком.

– Понимаешь Поля…, вот он принёс тебе цветы, небольшой помятый букет и заметь, букет, надо признать, очень красивый и немало стоит. А где он взял его? Кто ему его дал? – папа был погружен глубоко в себя и разговаривал уже сам с собой, но Поля, насупившись, его внимательно слушала, она видела таким папу первый раз. – Он купил цветы на свои деньги, он их заработал… на почте… по вечерам, помогал разносить телеграммы, письма, сортировал газеты… и заработал ровно столько, сколько стоит букет, который он для тебя выбрал. Не украл, не выпросил…, а заработал своим трудом!

Папа повернулся к Поле, видимо вспомнив о её присутствии.

– Я был у вас в школе и разговаривал с классным руководителем, так вот она мне рассказала очень много интересного о нем, например, один эпизод, очень характерный для Вити. Ты помнишь в начале года тебе один балбес пятиклассник порвал ручку на портфеле, так Витя прохода тому мальчишке не дал, в течении нескольких дней он без конца нападал на него и выбивал у того портфель из рук, пока и у того ручка не порвалась на портфеле и сразу прекратил. Они несколько раз дрались, пришли жаловаться родители и тогда у завуча выяснилось, что с тем мальчишкой все боялись связываться, потому что он обижал только младших. Можно конечно сказать, что это мальчишество, стоит ли на это обращать внимание, придавать всему этому хоть какое-нибудь значение…? Да…, а на что надо обращать внимание, если не на это? Что имеет значение? – Папа помолчал в задумчивости немного, – когда он запел, я как будто снова стал студентом, я ведь тоже первую свою научную публикацию посвятил нашей маме. Мы с ней тогда только познакомились, но я ей посвятил самое ценное, что у меня было – свою работу, свою первую самостоятельную работу – своё достижение. Знаешь Поля, такие люди, как Витя, очень большая редкость, если рядом с тобой оказался в жизни такой человек, значит, в тебе есть что-то значимое, истинное, что-то настоящее…, – папа как-то неожиданно погрустнел, покачал головой, – они никогда не ошибаются, никогда, – и с сожалением закончил, – они не могут ошибаться.

На следующий день Поля в школе была как в воду опущенная, сидела, ни на кого не обращая внимания, потупив глаза, никуда не выходя за партой, и теребила в руках носовой платок. Когда уроки закончились, и все уже выходили из класса Поля, вдруг покраснев, очень тихо и не поднимая глаз, произнесла: «Витя… знаешь… я…», она не знала, чего ещё сказать и готова была расплакаться, просто сидела и молчала, глядя в платок. Толчок локтя в бок заставил её повернуть голову, Витька, повернувшись к ней, смотрел ей в глаза и протягивал руку: «Друзья!», Поля подала ему свою руку: «Друзья!», Витька её старательно потряс.

«Мне ли не узнать всю тщетность сил

Стремленье ввысь как помыслы к Тебе

Не ты ль спросил о доле смерти

Постиг тебя свет жизнь отняв

Материя пусть будет для людей

А Ты все потерял себя познав»

***

Рано утром, когда солнце только-только своими первыми лучами осветило горизонт в село на берегу небольшого лесного заболоченного озера, где в совсем старых избушках доживают свой век несколько стариков, вошёл старик, сгорбленный, в темно серой поношенной одежде и с холстяным мешком за плечом. Дошёл до середины села и остановился, постоял некоторое время, а потом подошёл и сел на брёвнышко, лежащее у изгороди и сидит, будто ждёт кого. Солнце поднялось, а он сидит, не уходит. Люди посматривают в окошки, мол, чужой человек в селе. Старики вышли, неподалёку присели на брёвнышках, искоса поглядывают на пришлого, да переговариваются в полголоса про себя, а тот сидит не шевелясь. Потом вдруг как очнулся, встал, подошёл к старикам.