Падение Левиафана (ЛП)

"Папа?" - повторила она, на этот раз более мягко.

Губы, которые целовали ее голову в младенчестве, изогнулись в улыбке. "Тереза? Это ты?"

"Я здесь. Я здесь".

"Все будет хорошо", - сказал он. "Раньше я мечтала о слишком маленьком. Теперь я это вижу. Я думал, что смогу спасти нас, организовав, удержав нас вместе, и я был прав. Я был прав, детка. Но я не понимал, как это сделать".

"Посмотри на себя", - сказала Тереза, указывая на то, как станция пронзила его тело насквозь. "Посмотри, что она с тобой сделала".

"Вот почему это сработает. Мясо, материя, грубая глина из нас. Ее трудно убить. Те, кто приходил раньше, были гениальны, но они были хрупки. Гений был сделан из папиросной бумаги, а хаос разнес их на части. Теперь мы можем стать лучшими из обоих. . ."

Тереза придвинулась ближе. Отец, почувствовав ее, хотя его глаза никогда на ней не останавливались, попытался обнять ее, но темные нити удержали его руки. Она сама обняла его. Его кожа обжигающе горячая на ее щеке.

"Нам нужно вытащить его из этой чертовой паутины", - сказал Танака. "Он может освободиться? Спроси его, может ли он освободиться".

"Папа", - сказала Тереза. Слезы застилали ей глаза и превращали все вокруг в мазки цвета и света. "Папа, нам нужно идти. Ты должен пойти с нами. Ты можешь это сделать?"

"Нет, нет, нет, детка. Нет. Это то место, где я должен быть. Там, где я всегда должен был быть. Ты скоро поймешь, я обещаю".

"Верховный консул Дуарте. Меня зовут полковник Алиана Танака. Адмирал Трехо присвоил мне статус Омега и поручил найти и вернуть вас".

"Мы были обречены, как только появились врата", - сказал он, но ей, а не Танаке. "Если бы никто не взял на себя ответственность, мы бы так и прозябали, пока не пришли бы другие и не убили нас всех. Я видел это, и я сделал то, что должен был сделать. Это никогда не было для меня. Империя была лишь инструментом. Это был способ координации. Чтобы подготовиться к грядущей войне. Войне на небесах".

Рука коснулась ее плеча, мягко оттягивая назад. Это был Джим, выражение его лица было полно печали. "Уходи. Пойдем."

"Это он. Это все еще он".

"Есть и нет", - сказал Джим, и его голос был странным, как будто он принадлежал кому-то другому. "Я видел это раньше. Станция внутри него. Чего хочет она и чего хочет он? Нет способа отличить одно от другого. Не сейчас."

"Ты видел это раньше?" сказал Танака. "Где?"

"На Эросе", - сказал Джим. "Джули была такой. Она не была так далеко, но она была такой". А потом Терезе: "Мне жаль, малыш. Мне очень жаль".

Тереза изо всех сил смахнула слезы. В искажении Джим выглядел странно. Очертания его лица казались измененными, согнутыми в постоянной усталости и веселье. Она моргнула еще раз, и он стал самим собой.

Танака металась из стороны в сторону, ее маневровые двигатели постоянно шипели, пока она кружила вокруг готической скульптуры, которая была отцом Терезы. "Мне нужно, чтобы ты поговорил с ним. Он должен прекратить это. Ты должна заставить его прекратить это".

"Полковник, я здесь, и я вас слышу", - сказал ее отец. Он повернул голову к Танаке, его глаза были спокойными и пустыми. "И я помню тебя. Ты был одним из первых со мной. Ты видел, как погиб Марс, и участвовал в его переделке в империи. Это продолжение этого. Это то, за что мы боролись все это время. Мы сделаем все человечество безопасным, цельным и единым".

"Сэр, - сказал Танака, - мы можем сделать это, не одурманивая всех. Мы можем сражаться в этой войне и оставаться людьми".

"Вы не понимаете, полковник. Но вы поймете".

Тереза вырвалась из рук Джима. "Вам не обязательно это делать. Ты можешь вернуться". Но она слышала отчаяние в собственном голосе, когда говорила это.

Улыбка ее отца была блаженной. "Отпустить - это нормально. Держаться - это только боль и усталость. Ты можешь отпустить".

Тереза почувствовала, как ее захлестнула волна небытия, пустота там, где должно быть ее "я", и она закричала. Это были не слова, не предупреждение и не угроза. Это было просто крик ее сердца, потому что ей больше нечего было делать. Она запустила двигатели костюма, врезаясь в черную паутину, которая держала ее отца, и начала рваться. Она хватала горстями темную спиральную нить и выдергивала ее на свободу. Запах озона проникал в знойный свет, как угроза бури на грани жары. Ее отец закричал и попытался оттолкнуть ее, но нити держали его.

Голос Джима, казалось, доносился с огромного расстояния. "Тереза! Уходи оттуда! Не повреди станцию!"

Ее вселенная сжалась до ее тела, ее скафандра, разрушенной плоти ее отца и инопланетной твари, поглощающей его. Он корчился от боли, когда она пыталась освободить его, и кричал, чтобы она остановилась.

Какая-то сила схватила ее, словно огромная невидимая рука, и потянула прочь. Миллион крошечных, нереальных игл вонзились в ее плоть и начали разрывать ее на части. О, - подумала она, - мой отец убьет меня.

И тут боль ослабла. Джим был рядом с ней, и на мгновение кто-то еще, но она не могла его разглядеть. Блеск в глазах Джима стал ярче, а его кожа приобрела восковой оттенок и жуткую опалесценцию. Его зубы были обнажены в грубом, животном усилии.

"Он ушел", - сказал Джим. Это было едва слышное ворчание. "Он ушел. Если он готов убить тебя, то это уже не он. Его больше нет".

Ее отец - то, что было ее отцом, - все еще держался на черных нитях. Его рот был открыт от боли и ярости, но из него не вырывалось ни звука. Голубые светлячки плясали по разорванным нитям, как муравьи на растоптанном холме.

"Холден", - сказал Танака. "У нас проблема".

Танака стояла к ним спиной. Через ее плечо широкое, светлое пространство заполнялось телами. Из каждого коридора и прохода, как дым, валили инопланетные часовые.

Глава сорок пятая: Наоми

Чем ближе "Росинант" и "Сокол" приближались к станции, тем больше укрытий давала инопланетная структура и тем меньше поле боя попадало в поле ее зрения. Роси могла составлять отчеты в реальном времени, синхронизируясь с другими кораблями своего маленького флота по жесткому лучу и составляя лоскутную карту из данных полудюжины разных кораблей. Но ей это не нравилось. Она чувствовала себя наполовину ослепленной.

"Еще двое на связи", - сказал Алекс.

"Есть", - крикнула в ответ Наоми. Один из системы Аргата, другой из Кивиры. Она настроила "Роси" на идентификацию их силуэтов и сигнатур двигателей. Ни у одного из них не работал транспондер. Да и не было причин. Все на стороне улья уже знали, кто они такие, и не собирались сообщать ей об этом.

На дальней стороне кольцевого пространства три вражеских корабля медленно расправлялись с ее истребителями. Она потеряла "Амадор" и "Брайан и Кэти Йейтс". Сенатор получил тяжелые повреждения и выпускал воздух. Через кольца волна за волной проходили новые вражеские корабли. Некоторые из них - многие из них - были кораблями, которые она вызвала сюда. Лаконские научные и военные корабли, корабли разведки и поддержки из подземелья. Экипажи отвечали ей, Элви или Трехо, а теперь представляли собой нечто совершенно иное. Другим организмом.

Когда у нее появилась минутка, чтобы собраться с мыслями, она задумалась о том, сколько людей там еще осталось. Вторгся ли Дуарте в сознание всех людей во всех системах, или его целью были те, кто направлялся к кольцам? Она представила себе целые станции, заполненные безмолвными телами, работающими в идеальной координации, необходимость вербального общения заменена прямым воздействием мозга на мозг. Одна рука с миллиардами пальцев. Если бы человечество было таким, как сейчас, то никогда не было бы другого разговора, другого недоразумения, шутки или дерьмовой поп-песни. Она попыталась представить, каково было бы ребенку, родившемуся в таком мире, не как личность, а как придаток, который никогда не знал себя как что-то другое.