Страница 8 из 45
Многие старые здания оказались снесены, какие-то — перестроены. Магазинчики моего детства — какие-то закрылись, какие-то переехали. Я почти не узнавала город. Вот и сейчас приходилось сделать большой крюк. Посреди дороги потеряла колесо большая повозка, груженая камнями. образовалась пробка из экипажей и недовольно гудящих мобилистов.
— Еще одна стройка. — отметил Дудль. — Влиятельные дамы города затеяли благотворительный прожект.
Я приподняла вопросительно бровь, надеясь получить более подробную информацию.
— Строят лечебницу, для… — он запнулся. — О, простите, мисс, я совсем забываю о вашей матери.
Внутри все мгновенно сжалось. Неужели этот человек меня жалеет? И как это связано с моей мамой?
— Что вы, мистер Дудль, говорите открыто, я выросла в деревне и не такая уж обидчивая, как вы можете подумать.
Я постаралась собраться. Улыбнулась доброжелательно, но не слишком вызывающе. В самый раз, чтобы этот серьезный мистер понял — я спокойна и его словами нисколько не задета.
— Видите ли, мисс. Это будет лечебница для женщин, пострадавших от оборотней. — Он выглянул в окно и показал на полупустую стройку. — Будет, когда закончат. Но пока, знаете ли, не многие готовы жертвовать деньги на это благое дело.
«Строят лечебницу для блошек…» — вот что он хотел сказать. Но удержался в рамках приличий. Ну конечно, кто же будет открыто жертвовать деньги на лечебницу для женщин, ставших зависимыми от оборотней?
Страстные любовники, неутомимые в постели. Оборотни источают феромоны, вызывающие привыкание. Женщина, попробовавшая такой любви раз, становится неуправляема. Сходит с ума, мечтая лишь ободном — провести с обожаемым полузверем получеловеком ночь, день и любое другое удобное ему время.
Увы, оборотни ветрены. Часто меняют партнеров. Тем более — людей! Брошенные женщины с такой зависимостью… Жалкое зрелище! Готовы лечь под любого! И ложатся… А что оборотни? Это их природа и закон обычно на их стороне…
Семьи пострадавших и те стараются делать вид, что ничего не произошло. В первую очередь, чтобы не вступать в конфликт с сильными и влиятельными кланами двуликих.
А женщины? Такие, как моя мать, которая после смерти отца сперва горевала, а после, под давлением мистера Тайгера, пристрастилась к нему, стала его вещью, его рабыней.
Все об этом знали, но никто за нее не заступился. Родные моего отца никогда ее не любили. Ее «родственники» — Козо, сделали вид, что и знать не знают «эту блошку».
Много лет позже она писала мне, что только мои письма и мысли о том, что где-то живет ее дочь, связывали ее с реальностью и дали возможность преодолеть эту зависимость.
Впрочем, о последнем никто, кроме меня не знает. Она до последнего скрывала ото всех, включая Тайгера. Потому что, как говорится, кто владеет информацией, тот владеет миром.
А сколько женщин становятся жертвами оборотней и не находят в себе сил для сопротивления? Почти все!
Я поежилась от этой мысли. Еще раз взглянула на куски фундамента, местами уже поросшего травой.
Да, такими темпами все развалится до того, как будет возведен первый этаж!
— Позвольте посмотреть поближе. — От избытка чувств я прижала руки к груди, едва прикрытой легким шелковым шарфом. Он вроде бы должен был скрывать то, что открывало декольте, а по факту оказался почти прозрачным и, кажется, ничего и не прикрывал.
На мостовой была ужасная грязь — соседство со стройкой сказывалось. Мистер Дудль, подумав мгновение, подхватил меня на руки, чтобы перенести на деревянный настил для пешеходов.
Пришлось обхватить его за шею и я сразу почувствовала, что и под одеждой, на шее и груди, под камзолом, на нем также надеты твердые пластины артефактов.
Да он, наверное, непробиваемый!
— Ох, что вы, не стоило.
Мне и правда стало неловко. Взрослый мужчина нес меня на руках на глазах всей улицы добрую дюжину метров!
— Красивую девушку приятно держать на руках, — Дудль задорно улыбнулся. — Мы уже задерживаемся, но не могу вам отказать в паре минут. Осматривайте стройку и поедем!
На улице, помимо немногочисленных строителей и мальчишки, занятого продажей газеты «Лоусон Трибьюн», я заметила даму в скромном черном платье, спешащую к нам со стороны стройки.
Времени было действительно мало, так что я успела познакомиться с ней и пройтись до конца деревянного настила. Дальше в длинном платье тоже можно было передвигаться, но, боюсь, оно восстановлению подлежать не будет.
Дама в черном представилась Джессикой Сардж и оказалась управляющей стройки и заведующей клиникой. Собственно, клиники пока не было. И судя по всему, еще не скоро будет по причине ужасного финансирования. То есть, практически полного его отсутствия.
Меня она приняла за возможную благотворительницу и наперебой рассказывала на что и куда пойдут, в случае моего пожертвования, средства.
К сожалению, пришлось прервать ее на полуслове — пора было ехать. Но я обещала вернуться и, по возможности, помочь ей в этом благотворительном проекте.
С тяжелым сердцем я даже не обратила внимания на то, с какой легкостью главный следователь вернул меня в карету и как мимолетно прижался, как мне показалось, своей рукой к моей.
Погруженная в мысли, я не заметила, как мы добрались.
Ещё когда отец был с нами, мы с мамой часто приезжали к зданию артефактория — навестить его на работе, пообедать и просто отвлечь от важных дел.
На первом этаже и в подвале располагались лаборатории и хранилища артефактов, на втором были кабинеты отца и мистера Тайгера, бальная зала, залы для встреч и переговоров, фуршетная и моя любимая комната с четырьмя каминами по углам.
Наш дом, в котором сейчас никто не живет, зарос и на ночной улице смотрелся чёрным пятном.
Но здание артефактории, единолично занятое мистером Тайгером, щеголяло свежей отделкой янтарно-желтого цвета.
Редкой и ужасно дорогой, потому что для ее изготовления использовался настоящий дикий янтарь и раковины маори из тропических морей.
Краски с похожим составом я использовала для занятий живописью. Однажды дорогая бабушка подарила мне их на Зимнее Солнцестояние. Помню как радовалась! Ведь эти краски редки и стоят прилично. Я свой набор очень берегла. Шутка ли, пара золотых за тюбик?! А тут такой краской покрашен фасад двухэтажного особняка. Что за варварское расточительство!
Уж оклеивал бы золотыми пластинами! Выйдет ненамного дороже. Но тогда всякому оборванцу будет очевидно богатство владельца, а не только художнику-профессионалу. Ну или полупрофессионалу, если меня можно считать таковым.
Радует только, что дела артефактории мистер Тайгер ведёт хорошо. Иначе как бы он позволил себе такой королевский декор. А значит и мне, как совладелице, стоит смиренно радоваться его успеху и надеяться, что и с моим участием в общем бизнесе мы будем процветать не меньше.
Богатый и пока единоличный владелец артефактории встретил нас на крыльце.
Он подождал, пока мистер Дудль откроет дверцу кареты и немного переменился в лице, когда последний не пошел сразу в его сторону, я протянул мне руку, помогая спуститься.
— Мистер Дудль, какая встреча! — произнес Тайгер приятным хриплым баритоном. Его голос чуть заметно вибрировал, будто большой кот мурлыкает, лежа на солнышке. — Не ожидал, что вы приедете с такой милой крошкой. Неужели у вас появился вкус и вы начали выбирать сотрудников не по мозгам, а по си… — он запнулся, окинув взглядом мою хрупкую фигурку с и правда выдающимися си…, но смягчил слова. Видимо, не лишен воспитания, — силуэту.
Дудль незаметно подмигнул мне и коварно улыбнулся.
— Джерими, ну что вы, есть в мире стабильность и постоянство. И мой принцип отбора в сыск — пример такой стабильности. Так что сотрудник она не мой, а скорее — ваш!
Мистер Дудль, явно довольный, отступил в сторону.
По этикету полагалось представить меня незнакомому мужчине.
Мне — сделать книксен, ему — поцеловать мою руку.
Но он не был мужчиной. Оборотни — ужасно бестактны и презирают наши правила приличия.