Страница 3 из 11
– Не спишь, я знаю. – вздохнул он и чуть пододвинулся к ней. Голова тут же закружилась от знакомого родного запаха, а сердце защемило от горечи. – Поговорить хотел, Марин…
– Мы только и делаем, что говорим, – произнесла она глухим бесцветным голосом. – Что могут решить эти твои разговоры?
– Я без разговоров уже решил, Марин. Хотел тебе вот сказать, чтобы не стало неожиданностью.
Врал безбожно! Ничего он не решил, и решать пока не собирался. По-прежнему любил ее и мучился от сознания собственной слабости. Но раз она начала так…
– И что же ты решил? – она вдруг резко повернулась к нему. – И что же ты решил, интересно мне знать?!
Марина посмотрела на него заспанными припухшими глазами зло и непримиримо. В голые плечи впились тонкие лямки ее ночной сорочки. Влад с трудом сладил с желанием поправить их, чтобы не давили они нежную кожу и не натягивали так ткань на ее груди. Ничего, справился. Но руку ее, не удержавшись, поймал и прижал к своим губам.
– Ах, оставь, пожалуйста! – руку Марина привычно отняла и тут же отгородилась от мужа толстым слоем одеяла. – Что ты решил, можно мне узнать?!
С ответом Влад собирался минут пять, не меньше. Рассматривал жену долго. То, что удавалось рассмотреть поверх ее прикрытия. Плечи. Волосы, торчащие ежиком во все стороны. Руки с идеальным маникюром. Рассматривал и с болезненной нервной дрожью представлял, как все это гладит другой мужчина. И так ему сделалось тошно и от враждебности ее и от видений этих, которые, скорее всего, и не видения вовсе, а самая что ни на есть настоящая правда, что Влад возьми и скажи:
– Давай разводиться, Маринка. Я так больше не могу!
– О, боже мой, начинается! – застонала она. Уставилась, не моргая в потолок, и все комкала и комкала на груди одеяло. Потом вдруг подскочила и гневно зашипела.
– С чего это ты вдруг собрался со мной разводиться, Хабаров?! Ты что с ума сошел!!! А о Вениамине ты подумал?! Ишь, чего удумал, разводиться он собрался! Погоди… У тебя что, кто-то есть?! Хабаров!..
Господи, она и в самом деле была чудовищем. Таким же чудовищем, как и ее мать. Напрасно он столько лет идеализировал ее. Да и в их отношениях не было ничего хорошего, особенно последние четыре года. Не было и, наверное, уже не будет.
Он-то по наивности своей все еще пытался что-то сохранить, связать, заштопать. Но все давно сгнило. Притворяться и не замечать стало теперь бессмысленно.
Что его так поразило? То, как она обрадовалась тому, что у него кто-то есть! Она просто возликовала, допустив мысль о его измене. Глаза моментально загорелись, щеки порозовели, и даже одеяло Маринка вдруг отбросила и сама потянулась к Владу.
– Милый, ну признайся. – утробно хохотнула она, целуя его в шею возле уха. – Давай признавайся, у тебя кто-то появился? Я так думаю, да, раз ты молчишь! Но это же все меняет!
– Что это меняет? Что?!
Ему вдруг сделались неприятны и руки ее, и губы. Еще полчаса назад мечтал о близости с Мариной, а теперь стало противно. Он вырвался и одним прыжком поднялся с кровати.
– Ты куда?! – Марина опешила, тут же отбросила одеяло в сторону и медленным дразнящим движением потянула ночную сорочку по ногам кверху. – Ты разве не хочешь меня, Хабаров? Ну, не ври, пожалуйста. Я же чувствовала, как ты ночью ко мне прижимался. И был весь такой…
– Какой? – взгляд, как приклеенный, следил за кружевной оборкой, что ползла вверх, открывая Маринины стройные бедра.
– Напряженный-напряженный, большой-большой… Хабаро-ов, Влади-иик, ступай ко мне живо-оо… – Марина задрала ночнушку до груди и, непередаваемо грациозно изогнувшись, стянула ее через голову. – Иди ко мне, муж мой… Иди!..
И он пошел. Только не к ней, а прочь – из спальни. Совершенно не заботясь, что может кого-то разбудить, сильно хлопнул дверью и тут же скрылся в ванной. Лишь пустив воду и опершись о край раковины, он наконец перевел дыхание. До этого момента он дышать просто не мог. Мог наброситься на Маринку – да, мог бить ее, лупить по холеным щекам и ногам, драть за волосы. А вот дышать не мог. От ненависти. Неужели он и правда ненавидит ее так остро, а?! Что же ты с нами делаешь, жизнь проклятая?!
Влад поднял голову и посмотрел на себя в запотевшее зеркало. Не увидел ничего. Провел пятерней по стеклу и отпрянул невольно. О, как непросто далось ему это утро! Будто десять лет жизни срезало разом. Под глазами – мешки, белки – в красных прожилках, с двух сторон рта, судорожно сжатого, скорбные складки-морщины. Лицо бледное – до синевы. Замотал головой из стороны в сторону, тут же сунул ее под ледяную струю воды и зарычал от холода и боли.
Да больно ему было, конечно же! Еще как больно!!!
От красоты Маринкиной соблазнительной и подлой. И от продажной сущности ее.
Как она обрадовалась, как возликовала, предположив, что и он ей изменяет. А как же ей было не радоваться! Он же теперь, получается, тоже запятнал себя, а значит, повода для упреков в ее адрес нет и быть не может.
Дрянь! Видеть ее противно после всего! Кажется, и в самом деле придется разводиться…
Хабаров, нарочно не торопясь, принял душ. Побрился и тщательно зачесал назад волосы. Потом подумал немного и потянулся к верхней полке за одеколоном. Пузырек стоял там нетронутым давно, с самого Нового года. Маринка подарила какой-то совершенно новый запах, модный, разумеется. Он понюхал тогда, поморщился про себя. Ну, не понравился ему этот чрезмерно утонченный модный аромат. И не пользовался им Хабаров после этого ни разу. Что толку душиться, если через час работы насквозь пропитываешься запахом автомобильного масла.
Сегодня же решил изменить своим правилам, раз уж с вечера начал, подарив соседям попугая. Он вышел из ванной и посмотрел в сторону освещенного дверного проема кухни. Маринка там уже гремела сковородками, готовя завтрак, и стерва такая напевала вполголоса.
Влад улизнул в спальню и лихорадочно оделся… во все новое. Так с вечера почин был заложен, следует продолжать. Джинсы тут же непривычно сдавили бока. А высокий воротник тончайшего свитера впился в горло, мешая дышать. И как только мужики ходят во всем этом с утра до ночи, понять невозможно! Для него вот милее привычных брюк и рубашки нет, а на работе у него удобный широченный комбинезон с дюжиной карманов, набитых железками.
Ладно, переживет. Начал удивлять супругу, следует двигаться тем же курсом. Решил же…
Она по-прежнему была не одета. Без стеснения металась по кухне все в той же прозрачной ночной сорочке. А кого ей было стесняться! Венька встанет только через час. Хабаров ее видел и без сорочки. И кажется не он один…
– Привет, милый, – пропела Маринка нежно, стоя спиной к нему и что-то переворачивая на сковородке, потом повернула голову и тут же охнула. – Ничего себе, Хабаров! Ты такой…
– Какой? – буркнул он, стаскивая с холодильника вечерние газеты и усаживаясь с ними за стол.
– Такой импозантный, блин! – Маринка снова склонилась над плитой, в сковороде стреляло масло и что-то аппетитно румянилось. – Ведь всегда говорила, что тебе пойдет, а ты упрямился. Теперь, видимо, кто-то оказался более убедительным, чем я…
– Прекрати! – повысил он голос и тут же загородился от нее газетой.
– Нет, Владик, не прекращу. Мне же приятно осознавать, что мой муж очень красивый мужчина, – игриво произнесла Маринка и снова покосилась на него через плечо. – Очень красивый! Очень молодой! И очень высокий!
А ведь польстила ему эта болтовня, еще как польстила! Неужели таким падким оказался на лесть? Или просто заскучал, закис без женского внимания и нежности? Может, и правда найти себе кого-нибудь? Андрюха давно предлагал. Рассказывал, что работает у них в управлении и живет где-то по соседству. Девчонка, говорил, хорошая, одинокая и такая же правильная, как и он.
Андрюха-то сам такой правильности не разделял, но всегда отзывался уважительно.
– Это нас, убогих, надо жалеть, Владюха! – похохатывал он под пивко. – А не таких, как ты! Мы расплодились, будто тараканы. А вы теперь раритет! Решительности тебе бы хоть немного, цены бы не было…