Сотня золотых ос

Ночью проклятый город превращался в верещащую черно-неоновую дрянь. Ночью смолкал мерный вой аэробусов, и оживали уличные динамики. У баров, на крышах, во внешних лифтах — каждый, кто не уходил в сеть, считал своим долгом заявить о себе, включив музыку погромче. Наверное людей все-таки пугала неоновая темнота.

Темнота людям оставляла лишь серые очертания кварталов, словно непрогрузившееся пространство конвента, который жителям нужно было заполнить и декорировать. Конечно, жители Младшего Эддаберга и тут не могли оставить любимый город в покое. В темноте оживали вывески и дроны, вся разноцветная подсветка, от контуров несуществующих окон, непристойных надписей и рисунков на стенах до голографических моделей, собранных художниками без сертификатов. А художникам без сертификатов подавай заумные переливающиеся абстракции и голых баб. Рихард многое мог бы простить художникам без сертификатов, но бабы у них выходили страшные, как обнуленные рейтинги.

Рихард не хотел выходить из дома ночью и тем более приезжать на место взрыва. Он не знал, что увидит там, кроме руин, оплавленного пластика и горелого бетона, но точно знал, что это будет значить.

Но разве он мог не приехать?

Вчера взорвался третий дом.

Когда взорвался первый — Рихард не придал этому значения. Ему этот дом был безразличен, он всем был безразличен, даже после взрыва. Конечно, пару дней вокруг руин вились снимающие дроны. Особенно эффектные фотографии получались в темноте — кто-то исписал уцелевшую стену светящимися революционными лозунгами. «Теперь слышите, как поём?» — стена спрашивала, а сеть молчала. Всем было плевать на дом, и Рихарду было плевать.

А потом взорвался второй дом, и этого снова никто не заметил, только Рихард начал раздражаться. Дома взрывались в опасной близости от «Сада-за-оградой». Кто-то обязательно должен был спросить — кто же взрывает заброшенные дома? Как справляются врачи и тренеры в реабилитационном центре?

Спрашивали, разумеется, не у врачей и не у тренеров. У Рихарда, потому что в сети у «Сада-за-оградой» было его лицо. Но он тогда решил проблему. Он сводил на конвенты пару удачных пациентов — к счастью, он не успел выписать Анни Брайт. Девчонка умела жалостливо кривиться, когда рассказывала, как ее растлевал дядя. Энни попала в «Сад» за его убийство, и она прекрасно понимала, в каком положении находится. Рихард был ей признателен и с удовольствием показывал на всех встречах, а Анни очень-очень старалась. Она совсем не хотела снова оказаться на улице с почти обнуленным рейтингом. У нее правильно дрожали губы и пальцы, у нее правильно наворачивались слезы, и когда взорвался второй дом, Рихард сумел избежать снижения рейтинга «Сада-за-оградой».

Но теперь кто-то взорвал третий дом.

Город у него за спиной надрывался динамиками. Солировали электронная скрипка и визгливая девица, монотонно тянущие одну истеричную ноту. Слов было не разобрать, но Рихарду это было не нужно — он смотрел на дом.

Закопченные исписанные стены, окна — рамы с оплывшими пластиковыми вставками. Черные хлопья сгоревшего пластика лежали на подоконниках, поверх нарисованных аэрографом зигзагов.

Они были похожи на зубы.

Зигзаги на подоконниках были похожи на зубы — и больше ни на что.

Рихард поморщился и машинально отодвинул обшлаг белоснежного коверкота. Голубые цифры социального рейтинга успокаивали уверенно-шестизначной надежностью. Прошлое и будущее в шести цифрах. Если его начнут штрафовать за некомпетентность — только прошлое.

На треснувшем бетонном блоке светилась желтая надпись «Теперь у нас есть голос». Эта особенно раздражала — в сети было множество записей с пожаром, но никто не брал ответственность за поджог. Глупо писать о голосе и ничего не говорить.

Разве что поджигатели собираются высказаться потом.

— Аве Аби. Рассчитай мне, где вероятнее всего будет следующий пожар.

— Обрабатываю запрос, — проскрежетал голосовой помощник. Монотонно зашуршала бумага — Рихард все время забывал отключить звуковые эффекты, и теперь Аби делал вид, что работает с архивом.

Самое глупое, что Аби не всегда угадывал с эффектами, и бумага шуршала невпопад — тут должны были раздаваться щелчки счетной машинки. И Рихард понятия не имел, зачем Аби добавили такие эффекты, будто кто-то из живущих видел бумажный архив или счетную машинку.

И голос у Аби всё-таки был мерзкий.

Рихарду недавно исполнилось пятьдесят три, он не застал электронных интонаций старой помощницы Элис, но всё равно предпочитал не очеловечивать программное обеспечение электронного браслета. Пускай искусственный интеллект остается искусственным.

По крайней мере, пока.

— И какая падаль это устроила? — спросил он, разглядывая следующую надпись — оранжевую. «Слава сенатору Кьеру!»

Рихард усмехнулся. Обычно вся эта шушера политикой не интересовалась.

— Обрабатываю запрос…

— Не надо! — поморщился Рихард. — Считай, где будет следующий пожар.

Если бы Аби мог вычислить поджигателя — цены бы ему не было. Но он не мог, и цена у него была вполне конкретная — несколько платных модификаций, улучшающих качество звука и скорость поиска, новый транслятор на браслете для более четких визуализаций, и, конечно, достижение определенного значения

рейтинга, чтобы можно было выбрать нужные позиции. Без них Аби был еще бестолковее.

— Показываю варианты.

На черной стене расплылось голубое сияние транслятора, медленно сгущающееся в карту Младшего Эддаберга. Шесть огромных квадратов, означающих жилые кварталы, были окружены домами поменьше, а те — сотнями безымянных построек, остатками старого города. Красные точки загорались кучно — все вокруг «Сада», все в старых постройках. Рихард насчитал шестьдесят три точки и бросил считать.

Какой смысл. Карабинеры точно сделали то же самое. И программы у карабинеров точно были умнее личного помощника.

— Провести повторный анализ с учетом биометрики? — уточнил Аби.

— Думаешь, надо?.. — забывшись, пробормотал Рихард, а потом, опомнившись, добавил: — Проводи. Во внешнем слое. За последние… пять? Да, за последние пять лет. Пока хватит.

Теперь об Аби можно было забыть на ближайший час. Он даже бумагой забыл пошуршать, бедняга.

Рихард не любил связываться с внутренним анализом. Это было долго и чаще всего бесполезно. Во внешнем слое Аби анализировал снимки камер и фото из всех архивов в поисках совпадений с новыми снимками и звуковыми дорожками — забытые лица, контуры, цитаты, отданные когда-то команды.

Вряд ли Аби что-то найдет. Будет час прикладывать фразочки со стен ко всему, что говорили пациенты при Рихарде, может, выдаст пару случайных совпадений или путаных, вырванных из контекста предложений.

Может, стоило пойти домой, принять пару таблеток ребулина и позволить Аби сканировать внутренние чипы. Это было долго и очень муторно. Внутренние чипы фиксировали все гормональные и температурные изменения, на основе которых классифицировали эмоциональные реакции, видеоматериалы, по запросу записанные камерами Аби и домашними камерами, к которым у Аби был доступ. Эта информация была конфиденциальна, и даже карабинеры получали к ней доступ только в исключительных ситуациях. А вот Рихард мог заставлять Аби копаться в собственной памяти сколько угодно, если ему было угодно валяться несколько часов в темной комнате, с тошнотой и головной болью, которые всегда сопровождали работу внутренних датчиков. Нет уж, пускай анализирует камеры. А остальным занимаются карабинеры — он ищейкой не нанимался.

Даже когда взорвался третий дом, Рихард не так уж старательно искал ответы на опасные вопросы

Глава 2. Плохой человек

Из-под пола раздавалось ровное гудение встроенных батарей. Бесси встала на пушистый коврик у кровати. Нахмурилась и осторожно, словно воду, тронула босой ступней холодные плиты.

Батареи гудели, но не грели.

— Аве Аби! Батареи опять не включили, — расстроенно прошептала она.