Страница 29 из 88
Вот как сейчас.
Светлячок прекрасно понял, что во время зубрёжки мне мешать нельзя, поэтому ходит по комнате тихо, как мышка. Мышка-переросток. Иногда только начинает хулиганить, если уж слишком заскучает. Например, его любимое развлечение – это отобрать домашние туфли у Авроры, и не отдавать, пока она не расплатится с нахальным шантажистом вкусняшкой. Впрочем, все её возмущения по этому поводу наигранные – уж я-то прекрасно научилась различать. На удивление, моя соседка очень быстро примирилась с присутствием в комнате пса. Мне кажется, это потому, что она по-настоящему одинока в столице – оторванная от семьи, которая отправила её одну на Острова, и без друзей, которых она так и не соизволила завести. Внимание Светлячка хоть как-то её одиночество скрашивает. Мне кажется, мой добрый мальчик тоже каким-то образом это почуял.
Хотя, если честно, мне одиноко тоже. Здесь есть люди, которые стали мне по-настоящему дороги, но они не в состоянии заполнить пустоту в сердце. Последнее письмо от Рона пришло в начале осени.
Я изо всех сил стараюсь утопить свою тревогу в учёбе.
Подготовка к выпускным экзаменам в разгаре.
Далеко за полночь я наконец-то закрываю книжку, задуваю свечу и забираюсь под одеяло. Ноги немедленно приминает тушка моего питомца. Я долго пытаюсь заснуть, но в голове беспрестанно крутятся попеременно то сухие строчки учебника, то тревожные мысли, и у меня ничего не выходит.
А потом я слышу сдавленные всхлипы.
Приподнимаюсь в постели, спихнув с ног недовольно ворчащего пса, поскорее снова зажигаю свечу и вижу, как вздрагивает одеяло на кровати Авроры.
Соседка много раз давала понять, что не считает меня себе ровней и не намерена позволять приближаться, а в нашей комнате словно проведена незримая черта на полу, разделяющая её на две половины. Свободно пересекать границу может только контрабандист Светлячок. Вот только в этот раз у меня не получается просто пройти мимо – быть может, потому, что я сама на взводе.
Поэтому подхожу, сажусь на краешек постели и молча глажу по спине накрытую одеялом с головой Аврору.
Всхлипы на секунду прекращаются, а потом она начинает реветь с удвоенной силой, больше не таясь. Я молчу и просто сижу рядом. Иногда человеку нужно с кем-то выплакать боль.
В конце концов она замолкает, но так и не вылезает из-под одеяла. У меня ужасно затекла спина и замёрзли ноги, но я не ухожу. Светлячок подходит и плюхается рядом на пол, греет.
Наконец, из-под одеяла доносится тихое:
- Они забирают меня домой после выпуска.
Теперь понятно.
- Мне жаль…
- Да что ты понимаешь? Разве ты знаешь, каково это – найти единственную родственную душу в этом сборище ничтожеств, а потом потерять?
Мне правда так жаль её, что даже сердиться не хочется.
Тяжело вздыхаю.
- Человек, которого я люблю, был обручён с другой девушкой семь лет.
Аврора сбрасывает одеяло и смотрит на меня удивлённым взглядом огромных заплаканных глаз.
Я встаю.
- Знаешь, соседка – я тут подумала, как же я сегодня много зубрила! Просто ужас. Сейчас как лягу – сразу усну. До самого утра. Очень-очень крепко. Меня, наверное, из пушки будет не разбудить. Пойдём, Светлячок!
Ровно через пять минут Аврора накидывает халат и выскальзывает из комнаты.
Экзамены я сдала на отлично – все на десять баллов, кроме семерки по теории искусств. Видимо, всё-таки я недостаточно уродина. Или недостаточно сильно старалась не улыбаться, расхваливая мазню Фиеропонте. А вот Оскотт так и не нашёл, к чему придраться – и тут мне особенно помогли пометки в учебнике Рона.
Ученики ходят по коридорам бледные от недосыпа, преподаватели тоже уставшие, а некоторые ещё и злые. Но, по крайней мере, они хоть спят по ночам – у них у всех в Школе есть персональные апартаменты на первом этаже, так что они могут никуда не уезжать и восстанавливать нервную систему после общения с нами.
Но вот самое сложное позади. Осталась всего неделя – моя последняя неделя в Эбердин. В конце этой недели нас ждёт подведение итогов, вручение дипломов и памятных значков, радость и слёзы, а потом всех развезут по домам. Лучшей ученицей этого выпуска неожиданно становится моя соседка, Аврора де Меритон, но и я оказалась в первой десятке. Мне есть чем гордиться, а этот год дал мне очень и очень много такого, что навсегда останется в моём сердце. И я знаю, кого благодарить за это – но он слишком далеко, а мои руки немеют, так сильно хочу обнять пустоту.
Занятия окончились, и теперь мы можем гулять по городу сколько угодно, к огромной радости Светлячка. Я еще не спрашивала у старой леди, но надеюсь, мне разрешат забрать его с собой.
Вот только меня прогулки не успокаивают. Скорее наоборот – ведь на главной площади то и дело проходят военные построения. Марширует пехота, отрабатывает манёвры кавалерия, топот множества ног сотрясает мощёную булыжником землю, а морозный воздух дрожит от резких команд – и у меня душа уходит в пятки от тревоги.
В лавках то и дело пропадают некоторые товары – из тех, что привозили с Материка. Парнские ленты для шляпок, тембрильское кружево, бумага для писем с мануфактур Долины Шёпота, южные фрукты и орехи… множество обыденных и незаметных мелочей, к которым мы привыкли, но отсутствие которых лучше всяких других признаков неожиданно даёт понять – что-то происходит.
Утром прогулка выдалась особенно тоскливой. Старая леди уехала – её младшая дочь подарила ей девятого внука. Она обещала вернуться к выпускной церемонии, которая уже через три дня, но мне всё равно отчего-то тревожно в её отсутствие.
Светлячок сегодня тоже беспокойный – то и дело тянет меня куда-то.
Мы гуляем по большому пустырю, тут и там утыканному чахлыми тонкими деревцами, в которое превратился засыпанный землёй котлован. Король приказал разбить здесь городской парк. Стражу сняли, а по осени сюда навезли саженцев, но ни один не прижился, и сейчас это просто едва присыпанная снегом бесполезная проплешина посреди города. Ну хоть собаку есть где выгулять.
Светлячок то и дело нюхает воздух, бросается взад-вперёд и принимается рыть лапами снег. Вот только какой-нибудь таинственной магической ерунды мне не хватает для полного счастья! Как же мне хочется хотя бы одну спокойную зиму… Я не выдерживаю и увожу его домой пораньше.
И весь день меня грызёт какой-то червячок. Смутное сомнение, догадка – где-то на краешке сознания, которая никак не может до меня достучаться. Как будто тогда, той ночью, которой я развеяла пепел Замка пурпурной розы, я что-то упустила. Не заметила. Какую-то очень важную деталь.
Наступает вечер. За окном метель, угрюмо завывает ветер, гоняет пригоршни снега по площади.
Я читаю перед сном. Аврора сидит в постели в ночной сорочке, чешет кудри и напряженно о чем-то размышляет, глядя в пустоту. Последнее время она очень бледная, хотя и не ревёт больше по ночам. Ну просто ночами её не бывает в комнате.
А я, наконец, набираюсь смелости спросить – раз уж это мой единственный источник возможной информации.
– Аврор… Почему тебя отправляют домой? Я думала, тебя хотели оставить здесь у родственников.
Она так долго молчит, что я почти уже уверяюсь, то она не удостоит меня ответа. Но королева, наконец, бросает сквозь зубы:
- Не у родственников. Меня просто хотели получше выдать замуж после выпуска.
- А теперь?
- Теперь перехотели.
Это не моё дело, но я должна узнать.
- Почему? Что-то изменилось?
Аврора смотрит раздражённо, но всё же снисходит.
- Я мечтала, чтобы меня оставили в столице. Хотела даже стать учительницей в Эбердин. Это меньше того, что я заслуживаю, но я готова была пойти на это – лишь бы не уезжать. Мне почти удалось убедить отца – тем более, что у нашей семьи есть какие-то давние родственные связи с Королевством, и эта страна для нас не совсем чужая. Но тут неожиданно воспротивился дед. Старый хрыч до сих пор держит семью в ежовых рукавицах, и его голос оказался решающим.