Разведка боем

Ладно, это я к чему? Это я к тому, что работу легко превратить в обузу, навесив уйму ненужных функций, обязанностей и отчетностей. Не только не нужных, но и вредных.

Пока отбиваемся.

Пообедав в обкомовской столовой, поехали на стадион. Динамовский. Нет, не бегать и не прыгать, после обкомовского обеда не очень-то попрыгаешь.

Мы едем стрелять.

Девочки таки решили исполнить угрозу-обещание и затащить меня в динамовский стрельбище. Посмотреть, как я стреляю из боевого оружия.

Получилось неплохо. У девочек. У меня — лучше.

— Весьма удовлетворительно. Весьма, — майор посмотрел на меня с интересом. — Занимались стрельбой?

— В институте пару раз довелось пострелять из мелкашки, — ответил я. — И в школе. На ГТО.

— Значит, врожденный талант. Редко, но бывает. Послушайте, вы не хотите поучаствовать в соревнованиях? С такими данными не удивлюсь, если вы сразу получите спортивный разряд, а там…

— Не думаю, что подхожу для подобного спорта.

— Почему же?

— Вы — милиция, для вас стрельба имеет практическое значение. А для меня? Пистолета у меня нет, и вряд ли будет. Разве что в армию призовут, но и в армии мое дело — лечить, а не стрелять. Получается, я зря буду переводить патроны.

— Но если надумаете, приходите. Такой талант…

— И где ты научился так стрелять? — спросила Лиса, когда «ЗИМ» тронулся. — Только не говори, что в шестом классе ты тренировался с Шаттерхендом.

— Разве сложно — стрелять по мишени? Моторика, только и всего. Глазомер и координация движений. В реальной жизни всё по-другому.

— Это в какой реальной жизни?

— Да вот хоть у милиции. Бежишь, сердце колотится, легкие разрываются, руки-ноги трясутся. И мишень не стоит столбом, а тоже бежит и тоже стреляет.

— Милиция так и тренируется. В движении, — заверила меня Лиса. — Ну и славно.

Я вёл автомобиль аккуратно и неспешно, как всегда, и потому, когда нас нагнала «Волга» с надписью «ГАИ», и офицер жезлом скомандовал прижаться к обочине и затормозить, я удивился. Вот сколько езжу, ни разу у ГАИ не было ко мне претензии.

Подчинился, конечно.

— Капитан Кульчицкий. Вы — Чижик Михаил Владленович?

— Он самый, товарищ капитан.

— Вас просят срочно прибыть в облисполком. Мы будем сопровождать вас.

И вот я еду, а передо мной — «Волга» с проблесковым маячком. Просто важная персона. Или арестант?

Так меня девочки и спросили. Кто мы?

— Скорая помощь, вот кто, — ответил я. — Без паники.

— А никто и не паникует, — ответила Пантера.

На исполкомовской стоянке я вышел.

— Вы в Сосновку езжайте, а я как-нибудь уж доберусь. Вот товарищ капитан подбросит.

— Разумеется, — согласился капитан.

— Нет, мы подождем, — ответила Ольга. — Поработаем немножко, — у нее всегда рукопись-другая при себе, из готовящихся к публикации. Полистать, подумать.

Мы поднялись прямо к председателю, товарищу Бухонову Николаю Степановичу. Ну какие у нас общие интересы? Николая Степановича я знаю шапочно — иногда он приезжал к Стельбову на дачу. Но редко, сам Стельбов в Сосновке гость нечастый. Много работает, весь в заботах о порученном крае. Мы с Бухоновым здоровались, и только.

Бухонов был не один. Рядом с ним Миколчук, помощник Батуринского. Любопытная комбинация.

— Здравсвтуйте, Михаил. Извините, что побеспокоили, но вот товарищ из Москвы прилетел, по важному делу.

— Перейду к важному делу, — Миколчук на приветствия не разменивался. — Первое. Товарищ Батуринский ушёл на заслуженный отдых. Его обязанности временно возложены на меня. Второе, а по сути первое: принято решение о лишении Анатолия Карпова советского гражданства. Указ Президиума Верховного Совета СССР будет опубликован завтра, — и он посмотрел на меня. Ждал, что я спрошу, почему Миколчук вдруг решил сообщить мне об этом лично, да ещё и приехал сюда, хотя довольно было бы телефонного звонка. Старый приём. А у меня старый контрприём — принимать как должное. Мол, ничего особенного в том, что главный шахматный чиновник летит в Чернозёмск ради меня, нет. И что задействовал Бухонова — подумаешь, и не такое видели. Тридцать тысяч курьеров, нет, тридцать пять!

Но Миколчук, видно, дока: не моргнув, продолжил:

— На самом верху принято принципиальное решение: вернуть звание чемпиона мира в Советский Союз. И ваша кандидатура получила полное одобрение.

И опять я принял это как должное. Конечно, я, кто ж, кроме меня? Нет, и в самом деле, кто?

— У вас есть возражения? — спросил Миколчук напрямую. Тут не отмолчишься.

— Возражения? Против чего?

— Вы согласны ближайшие три года посвятить все силы завоеванию титула чемпиона мира? Отложив остальное на потом? Со своей стороны обещаю полное содействие и в плане шахмат, и во всех остальных вопросах. Вы можете переехать в Москву, мы предоставим вам хорошую квартиру. Вы можете остаться здесь, и товарищ Бухонов поможет вам, если возникнут затруднения. Так согласны?

— Стать чемпионом мира? Это совпадает с моими планами. Стать абсолютным чемпионом мира? И это можно. В Москву я перебираться не собираюсь, во всяком случае, сейчас, служенье муз не терпит суеты. От помощи не откажусь. Но.

— Но? — спросил Миколчук.

— Но я буду отдавать шахматам ровно столько времени, сколько сочту нужным. Не меньше, но и не больше.

— Вам решать, согласен.

— Я должен иметь возможность играть в тех турнирах, в каких сочту нужным.

— Не вижу препятствий.

— Я сам буду подбирать команду. Собственно, она у меня есть, другой не нужно.

— Но мы вам можем выделить сопровождающих — не вместо вашей команды, а вместе. Для решения ряда вопросов, которые потребуют специфических навыков.

— Если будет нужно, я сам попрошу у вас таких людей. И да, я не собираюсь становиться невозвращенцем, если это вас беспокоит.

— Нас это не беспокоит, Михаил Владленович. Мы знаем, что в нашей стране у вас есть всё, что можно купить за деньги, но есть и то, чего за деньги не купишь нигде: родные и близкие люди, почёт и уважение общества, а, главное, сознание того, что вы живёте в лучшей стране мира.

— Вот и прекрасно. И, чтобы не терять времени. Я хочу сыграть в сентябрьском турнире в Тиссайде. А в декабре — чемпионат страны.

— Тиссайд… — похоже, Миколчук был к этому не готов.

— Есть проблемы? — спросил я.

— Нет, никаких проблем. Готовьтесь. Вы едете обычным составом?

— Да. Я, Ольга Стельбова и Надежа Бочарова — медико-спортивное сопровождение, и Антон Кудряшов, тренер-секундант. Расходы я беру на себя.

— Вот это лишнее, Михаил Владленович. На хорошее дело стране денег не жалко, был бы результат. И ещё — на ваши призовые никаких поползновений не будет. Платите положенный законом налог, и только.

— Тем лучше, товарищ Миколчук, тем лучше.

Я медленно спускался по лестнице. И думал. Странно. Всё странно. Нет, шахматы в почёте, шахматы на виду у всего мира, но это всего лишь игра. Такое внимание к игре и ко мне пугает.

Но я не боюсь. И, кстати, я так и не узнал имя и отчество товарища Миколчука. Верно, полковник. И тоже смершевец, как Батуринский.

Ничего. Я не шпион, мне бояться нечего.

Девочки встретили меня с облегчением. Неужели думали, что я оттуда не выйду?

— Что за дело, Чижик? — требовательно спросила Лиса. — Что за срочное дело?

— Дело на три недели. В Англии. В сентябре. Готовы?

— Всегда готовы! — ответили они в унисон.

Вместо эпилога

Из доклада Михаила Чижика на собрании гроссмейстеров, Ереван, 30 декабря 1975 года.

Матч Фишер — Карпов четко подразделяется на четыре части.

В первой, длящейся с первой по двенадцатую партию, Карпов очевидно доминировал. Он выиграл вторую партию, был близок к победе в седьмой и двенадцатой, в которых только за счёт цейтнота соперника Фишер ушел от поражения. Таким образом, после двенадцати партий Карпов ведет один — ноль.