Разведка боем

Прежде, года два назад, мы бы притихли, как воробьи перед грозой. А сейчас — ничего.

— Давай-ка, папа, картошечки поешь, картошечка у Чижика вкусная, — сказала Ольга.

— Можно и поесть, — согласился Андрей Николаевич.

И поел.

Но мы понимали — не за картошкой он ко мне пришел. И воробьи, не воробьи, а всё ж притихли. Не совсем. Продолжали обсуждать завтрашний день, расписание занятий, кто нас повезёт (вызвалась Лиса), ну, и о погоде, конечно, тоже поговорили.

Наконец, картошка съедена.

— Я, девушки, с вашего позволения, похищу у вас Чижика на время. Мужской разговор! — сказал Андрей Николаевич, вставая из-за стола.

Я подмигнул Ольге — незаметно для Стельбова, конечно.

Ну, о чем может идти разговор — мужской разговор! — между отцом взрослой девицы на выданье и молодым неженатым человеком?

О деньгах. Конечно, о деньгах.

Мы поднялись наверх, в кабинет. Я усадил Андрея Николаевича в кресло для гостей, а сам сел за стол. По-хозяйски, да.

— Итак, Андрей Николаевич, вы пришли поговорить о деньгах.

Стельбов моргнул два раза, вот и вся реакция.

— В том числе, — подтвердил он.

— А о чём ещё?

— О жизни, Михаил, о жизни. Юрий Владимирович передает тебе привет. Он о тебе много слышал. И много знает.

— Привет — это замечательно, — сказал я.

— Ты хорошо говорил на пресс-конференции, и ещё лучше молчал, — продолжил Стельбов.

Я и промолчал, раз это лучше.

— Ну, и конечно, победа на Фишером — это достижение. Сумел.

— Я старался.

— Все старались. А победил ты.

— С этим спорить не буду. Только я был не один.

— Это я знаю.

Мы помолчали.

Что ж, я молчать умею. Шахматы учат — молчать. Могу пять часов промолчать. Легко.

— Теперь о деньгах, — первым заговорил Стельбов. — Сколько там тебе американцы дали?

— Сколько заработал, столько и дали. Точнее — заплатили согласно условию матча.

— Ну, пусть заплатили. Так сколько?

— Четыреста пятьдесят тысяч долларов Соединенных Штатов Америки. Чистыми. Свободными от налога.

— От американского налога, — уточнил Стельбов.

— Разумеется. Я уже подал заявление в фискальные органы, хочу, мол, выплатить положенный налог. Путь посчитают только. Чтобы два раза не вставать.

— А чем платить собираешься?

— По закону, как резидент, рублями. Согласно текущего курса.

— Хорошо, а скажи мне, что ты собираешься с этими деньгами делать? Четыреста пятьдесят тысяч — это немало.

— Четыреста сорок тысяч. Десять тысяч мы их потратили на всякие нужные вещи. Сопутствующие расходы. Представительские.

— Потратили — ладно, речь не об этом. Четыреста сорок тысяч — сумма значительная. Так на что? Тряпки, электроника, даже автомобиль — это десять, много пятнадцать тысяч. А остальное?

— Автомобиль мне не нужен, электроника тоже. Уже есть.

— Вот видишь. Конфет накупишь?

— Я их пока не собираюсь тратить. Я их в банки положил. В бэнк оф Нью-Йорк, там мне счёт открыли. И в Дойче Банк. Там у меня уже был счёт. Ну, да вы знаете.

— Я знаю, — подтвердил Андрей Николаевич.

— Поскольку частнопредпринимательская деятельность у нас запрещена, остается деятельность потребительская. Вот и буду потихоньку потреблять. А пока пусть полежат. Есть не просят, и проценты идут. На хорошую машину в год набегают, проценты-то.

— А почему не в нашем, не в советском банке? Почему в немецком?

— Мне так удобнее. Вы пробовали получить валюту в нашем советском банке? Вот и не пробуйте. Мне Спасский рассказал, Борис Васильевич. А отделения Дойче Банка есть во всех западноевропейских странах. Если не самого банка, так контрагентов. Доведётся, к примеру, в Мадриде играть, или в Лондоне, всегда деньги под рукой.

— А если не доведётся?

— А если мне за границу путь закроют, то и печалиться не о чем будет. Есть у меня валюта, нет у меня валюты — какая тогда разница?

— А не хотел бы ты, к примеру, отдать эти деньги на строительство, скажем, школы? Или больницы?

— Не моё это. Если бы было можно, я бы журнал завёл.

— Какой журнал?

— Да я как-то говорил. Литературный, молодёжный. Приключения, про разведчиков наших, про СМЕРШ, про милицию. Фантастику тоже. Путешествия. Лучшие переводные произведения прогрессивных зарубежных авторов-остросюжетчиков. Да хоть и не прогрессивных. Вот побывал я в американском кино, и скажу, что оно, американское кино, так против Америки работает, что нашим агитатором у них учиться нужно. Министры и сенаторы в американском кино воры и прохвосты, полиция с мафией вась-вась, преступность, безработица, нищета… Ну, и в книгах тоже — полное разоблачение американского рая. Если правильные книги выбирать. Вот и хотел бы журнал, вроде «Искателя», только чтобы не раз в два месяца, а наоборот, два раза в месяц выходил. С открытой подпиской. И с книжными приложениями. Вот на такой бы журнал я и доллары бы отдал все, на типографию, оборудование и что потребуется. И рубли бы тоже отдал. То есть вложил. И не прогадал бы: миллион подписчиков бы имел. Или три. Да только пустое это. Облако. Дым. Потому что частное предпринимательство у нас дело уголовно наказуемое.

— Вот, какие, значит, у тебя мысли в голове… — протянул Стельбов.

— У меня в голове мыслей много, Андрей Николаевич. Да не всякое лыко в строку, не всякую мысль и говорить стоит. Это я вам… по-соседски.

— Ну, спасибо за доверие, Михаил.

И тут зазвонил телефон. Громко, часто, требовательно.

— Извините, Андрей Николаевич, межгород, — я снял трубку.

— Да, я. Привет, Анатолий. Конечно! Я старался. Да, как договаривались. Непременно. Так что давай, побеждай. Уверен. Нет, не одной левой, но победишь. Ни пуха.

— Это Карпов звонил, — объяснил я Стельбову. У него матч с Корчным. Кто победит — встретится с Фишером.

И я обещал Карпову помочь в подготовке — с Фишером, не с Корчным.

— И как, поможешь?

— Конечно. Уже помогаю, — я показал на листы, сложенные стопочкой в углу стола. — Детальный анализ моего матча с Джеймсом Робертом Фишером. Разбор партий. Ну, и остальное.

— То есть у тебя с Карповым хорошие отношения?

— Товарищеские. Потом, конечно… Но то потом. Сейчас нужно вернуть корону. Анализы, наработки, они хороши сейчас. Пока свежие. Чем пропадать, пусть пользу принесут. Я-то с Фишером если и сыграю за корону, так только в семьдесят восьмом. К тому времени Фишер будет другой. Совсем другой. Но сегодня мои анализы пригодятся. Я считаю, что шахматной короне место в Союзе. А потом мы как-нибудь, да разберемся, кому она к лицу, чьи в лесу шишки. Главное, разыгрывать корону нужно среди своих. Советских. Такая уж традиция со времен Ботвинника.

— Да… Непросто тебе будет, Чижик.

— Всем будет непросто, Андрей Николаевич. Всем. Но мы справимся. Кто, если не мы?

Глава 10

5 ноября, вторник

ДЕНЬ ДОБРЫХ ДЕЛ

— Нет, Чижик, извини, но для меня это слишком. Неси их в комитет сам, — сказала Нина.

Нина Зайцева — комсорг нашей группы. Помимо прочего важного, собирает комсомольские взносы. И передает их дальше, в комитет комсомола.

Суммы невелики. В среднем пять рублей с группы, или около того. У нашей группы побольше: мне и Ольге идут отчисления за постановку оперы, и потому мы платим то двадцать, то тридцать рублей с носа, а бывает и больше: опера поставлена в сорока восьми театрах страны, идёт с аншлагом. Такая уж это опера. Плюс спектакль, тот, правда, приносит поменьше.

Но сегодня я принес три тысячи триста семьдесят пять рублей. Один процент от призовых денег за победу над Фишером. В рублях по курсу. Банковскую упаковку, сто двадцатипятирублёвок, и еще тридцать пять купюр россыпью. Таких денег Нина в жизни не держала в руках. Так говорит. И очень может быть. Потому смятение её понятно. Мало ли что. И вообще: вот пришла она в комитет, вывалила деньги, нет, деньжищи, все на неё смотрят, ты что, банк ограбила? Не каждому по душе оказаться в центре подобного внимания.