Пропавшие без вести

Да нет же, прикидывал Ратников, не может все так гладко складываться. И так слишком везет. Скорее всего, немцы на берегу. По обстановке придется действовать. Гадать нечего — увидит все своими глазами, а уж потом решит. Одному было бы проще и надежней разобраться, конечно, а теперь вот и за Машу со шкипером соображай, как и что, будто в ответе за них. Нет, не может и на этот раз повезти — не бывает так.

— Вроде бы и берегу пора быть, — приглушенно сказал шкипер, загребая веслами. — Сереет, а ни черта не видать.

В голосе его Ратников уловил тревогу.

— Верно идем: ветер-то в корму.

Несколько раз они уже подменяли друг друга на веслах, оба умучились, а конца все не виделось. Ратников и сам стал беспокоиться: берег не показывался. Правда, видимость пока была никудышная, но светало споро, и, если за какие-нибудь полчаса не удастся добраться до берега, шлюпка окажется как на ладони.

— Схватят нас, что станем говорить? — неожиданно спросила Маша. — Господи, как в клетке какой живешь.

— Тебе-то чего бояться? — усмехнулся шкипер. — Тебя не тронут… А вот нами поинтересуются.

— Может, наши на берегу, — как можно спокойнее сказал Ратников. — А может, никого пет. Главное — пристать.

— Немцы там, — упрямо произнесла Маша. — Лучше утопиться.

— Все равно пристать дадут, если и немцы, — сказал Ратников. — Сразу стрелять не будут. Смыслишь что-нибудь на их языке? — спросил шкипера. — Работал ведь с ними.

— Я работал с ними, ты в концлагере сидел у них, — огрызнулся шкипер. — Какая разница? Не туда гнешь, старшой, не надо, ни к чему это. Особенно сейчас. Кто из нас роднее им — неизвестно. Понял?

— Понял, — сдерживаясь, ответил Ратников. Все закипело в нем от таких слов, но обострять разговор не стал: не время. — Ты не заводись, для дела надо: петришь хоть малость по-ихнему?

— Ну, — нехотя отозвался шкипер.

— Если окликнут, трепани им что-нибудь: мол, свои и всякое такое. Нам главное — пристать, чтобы опора под ногами была. А там… — Ратников взял в руки автомат. — Ты, Маша, сразу в кусты забирай или в скалы, что будет. Если, на случай, схватят, говори, с потопленного парохода. А мы им не дадимся.

— Ты что же, собираешься бой принимать? — хохотнул шкипер. — Может, у них дивизия здесь стоит.

— Попробуем.

— Один?

— Почему один? А ты?

— Такого уговора между нами не было.

— Что же ты, пули ловить будешь?

— А ты толковый мужик, — помолчав, тихонько засмеялся шкипер. — Только что же, я с веслами на эту дивизию пойду?

Вот он, этот самый момент. Ждал его Ратников давно, вроде бы обдумал все, а теперь опять заколебался: отдать шкиперу пистолет или не отдать? Со спокойной душой он отдал бы его скорее Маше, только какой в этом прок, а шкиперу не решался. Темная все-таки личность, возьмет и хлопнет в спину, разве уследишь в суматохе. Но что-то заставляло Ратникова думать иначе — не может ведь человек так подло играть в ненависть к немцам. Русский же он, советский как-никак! Зачерствела душа просто от путаной жизни, от всяких скитаний. Может, и наладится, время придет.

— Зачем веслами, — мирно сказал Ратников. — С ними не навоюешь долго. Держи-ка. — И подал шкиперу пистолет. Тот недоверчиво обернулся к нему. — Держи, держи. Вдвоем мы им дадим жару. Не трусишь?

— Ха-ха! Ты еще узнаешь Сашку-шкипера, старшой.

— Между прочим, Сашка, — Ратников впервые назвал его по имени, — мне надо посчитаться с ними за своих товарищей.

— Ты уже Курта отправил на дно морское. Или мало? Ничего парень был, правда сволочь, если по-честному. К Машке вон все время лез.

— Ох, Сашка, Сашка!.. — вздохнула Маша.

— У своих же тащил, — словно бы не замечая, продолжал шкипер. — Люди воюют, а он руки на муке греет, кусок у них урывает. Капиталец сколотить мечтал за войну, лавку какую-то вшивую собирался открыть. Ну и открыл… Я сам не ангел, но не додумался бы на войне у своих солдат кусок из глотки рвать. Я-то хоть у них, фрицев, оттяпывал — тут дело святое. А он? Поганый народец, скажу… А что у тебя с корешками-то вышло?

— Погибли. У меня на глазах. Вместе дрались.

— Много?

— Пятеро. Последнего, Панченко, танк гусеницами заутюжил.

— А ты чего глядел?

Ратникову было больно слушать такое от шкипера, может быть, вдвойне больнее, чем от кого другого, но вместе с тем он и успокоился, потому что сейчас, после этих его слов, окончательно ему поверил. Он сказал:

— А ты говоришь, Курт. Здесь счет один к десяти должен быть, не меньше.

— Законно.

— И за себя тоже надо поквитаться.

— У тебя-то что? Жив-здоров.

— Ну, это, как ты говоришь, целая история.

— Я тебе скажу, плен поганей тюрьмы.

— Не был в тюрьме, не знаю, — рассердился Ратников. — Тебе есть с чем сравнивать…

— В бою я не дался бы, — не заметив насмешки, убежденно сказал шкипер. — Черта с два!

— Греби, греби. Скоро сменю.

И в тот же самый миг Маша приглушенно, прикрыв рот ладошкой, ахнула:

— Берег! Глядите, берег!

Рассвет вставал из-за моря, из-за далекого горизонта, и там, в той стороне, за кормой, будто бы из-за самого края земли подсвечивало, поднималось невидимое солнце. Казалось, оно с необычной торопливостью всплывает на поверхность, будто запаздывает, — так скоро, прямо на глазах, обнажалось небо вдали, и сразу же стали различимы самые близкие к воде облака. Но здесь пока еще удерживалась зыбкая полутьма, и за ней, как в густом, вязком тумане, Ратников разглядел полоску берега.

— Навались! — скомандовал он шепотом.

Шкипер налег на весла, бросив лишь на миг взгляд через плечо: ему тоже не терпелось увидеть берег.

— Господи, что сейчас будет, — прошептала Маша.

— Помолись еще. Встань на колени и помолись, — зло бросил шкипер. — Связались с тобой.

— Ох, Сашка, Сашка, — запричитала Маша, — ведь это я тебя должна ненавидеть, а не ты меня…

— Перестаньте! — обозлился Ратников. — Нашли время.

Но Маша не унималась, сидела, уткнув в ладони лицо, вздрагивая зябко плечами.

— Ты ведь даже не знаешь, что тяжелая я… Ратников застыл, изумленный, оглушенный этим ее неожиданным признанием. Совсем недалекий берег, совсем близкий бой, все, что стояло за этими вполне реальными понятиями, чем жил последнее время, страдания и надежды — все вдруг заслонил на какое-то мгновение Машин голос, полный отчаяния и горечи. Ведь об этом трогательном и прекрасном своем таинстве женщина должна с великой радостью и гордостью говорить, лицо ее должно иконно засветиться от счастья… А тут?! Ратников не знал, что стоит за Машиными словами, только почувствовал: не сказать об этом именно сейчас она не могла, знать, считала, что все вот-вот кончится и унести с собой навсегда свою женскую, материнскую уже тайну у нее не хватило сил. Переборов себя, она все-таки решилась на это, ибо хотела, чтобы в последнюю минуту об этом узнал и он, ее Сашка-шкипер, которого она теперь ненавидела всей душой.

— От кого? — невозмутимо, с насмешкой бросил шкипер — как кнутом по нервам хлестнул.

Ратникову хотелось ударить его наотмашь, он видел, как еще судорожней забились Машины плечи, но только бросил резко:

— Хватит! Время нашли!

Приближался берег, не больше кабельтова оставалось до него, и оттуда должны уже были заметить шлюпку. Но там не угадывалось пока никакого движения, хотя отчетливо различались крупные валуны вдоль кромки прибоя, а еще дальше, за ними, — невысокий темный заборчик кустарника.

Ратников велел Маше перейти на корму, сам с автоматом приладился на носу, почему-то тут же подумав: «Вот сейчас шкипер, как котенка, меня может ухлопать. Обернется — и в затылок…» Но тут же отмахнулся от этой мысли. Вглядываясь в берег, он выбрал место, куда пристать, — между двумя пригорбленными валунами, тихо скомандовал:

— Чуть левее! Так держать!

Совсем рассвело. Шлюпка скользила уже по мелководью, даже видно было рябоватое галечное дно, зеленовато-бурые космы водорослей. Ратников понимал, что сейчас, когда до берега оставалось метров тридцать, самое время открыть по ней огонь. Сейчас ничего не стоит их перестрелять — за тонкими бортами не укроешься, — а потом, если удастся выпрыгнуть на отмель, сделать это будет труднее, потому что уже завяжется бой. Какой-никакой, а все же бой, и их жизни будут чего-то стоить противнику, возможно даже очень дорого.