Страница 4 из 29
– Хорошо, Лизонька. Давай теперь поговорим спокойно, чтобы хуже не наделать, – Нина села к Лизе на кровать, и они обнялись, как бывало раньше в Институте. – Значит, все, что ты мне доверила сейчас – останется между нами. Сам он вряд ли посмеет упомянуть твое имя, раз пишет такое. Давай так? Своих надо щадить. Поэтому ты ехала с богомольцами, как все об этом и думают, просто посмотреть на родные места, соскучилась. Все остальное – как есть. Пошла умываться, тебя не поняли. Про него ни слова.
«У тебя есть тот, кто защитит твою честь, пока я жив!» – вспомнила Лиза слова отца, сказанные всего пару дней назад. «Пока я жив…» Нина такая мудрая, с ней так все сразу понятно. Конечно, нельзя, чтобы отец узнал, ведь тогда он будет вынужден, как говорит та же Нина «что-то с этим делать».
– Господи! – вздохнула Лиза. – Неужели это мы, Нина? Неужели месяц… да, всего месяц назад мы чуть не поссорились из-за того, достойно ли принимать подсказку на экзамене или нет?!
– А теперь я сижу и учу тебя, как утаить правду от родных? – Нина горестно усмехнулась. – Да, Лиза, все меняется так быстро. И мы меняемся.
– Да, и мне даже не верится, что именно ты мне все это говоришь! Ты, Нина! – Лиза смотрела на подругу с удивлением, – Так просто и легко ты приняла бы эти возможные… изменения со мной? Ты?
– Я. Я сейчас стояла тут у твоего окна и думала… – Нина опустила голову. – Нет, прости, не могу произнести вслух. Я тебе потом, в письме напишу, хорошо? Это не о тебе, это обо мне. Помнишь только, тогда, когда я злилась на вас за ту подсказку, ты сказала, что я имею на это право, потому что от себя требую большего? Так вот… – Нина замолчала, не договорив.
– Помню. Ах! Возможно, та подсказка вообще была последней в жизни, – вздохнула Лиза. – Но что, Нина, что? Мы всегда говорим обо мне, а я хоть раз хочу дослушать и тебя. Что ты хотела сказать?
– Да ничего особенного, мой дружочек. Просто, оказалось, у меня нет ответа, как бы я повела себя в подобной ситуации.
– Ниночка, что ты говоришь! – ужаснулась Лиза спокойствию, с каким это было сказано. – Ты что, не можешь убедить родителей, что для тебя это замужество – мука? Неужели они не поймут? Если ты так говоришь, что согласна с первым встречным, лишь бы… Боже, Нина!
– Ты совсем не поняла меня, подружка, – Нина вытерла с лица Лизы остатки слез. – Я ничего не говорила про первого встречного, ты сама придумала. Это все сказки и легенды. Романтика. Ты неисправима, моя Лиза! И еще… – Нина вспомнила о чем-то, поняла, что встретит сейчас новую волну сопротивления и, совсем другим, бодрым тоном, заправляя подруге выбившийся локон за ухо, сказала: – Позволь осмотреть тебя врачу.
– Зачем? – отстранилась Лиза. – Это унизительно! Ты что, не веришь мне на слово?
– Верю, Лиза, – Нина прямо смотрела на подругу. – Это, чтобы успокоить твоего отца. Как бы он ни доверял тебе, сомнения будут мучить его, разжигая чувство вины. Помоги ему.
– Нет. Это противно! – вспылила Лиза.
– Лизонька, – Нина уговаривала ее как ребенка, – ведь как на это посмотреть. Или ты перетерпишь, и врач придет к тебе всего один только разочек, или он станет ходить к твоему отцу, у которого слабое сердце, но уже постоянно.
– Господи! – Лиза снова обняла подругу. – Неужели я действительно такая эгоистка?
– Ты моя самая любимая девочка. Всё? Начинаем жить? – с улыбкой спросила Нина.
– Да! – твердо ответила Лиза. – Ты не представляешь, как я счастлива, что ты у меня есть.
***
Клим сегодня сопровождал до пристани одного докторишку, что отправлялся в Рыбинск на новое место службы, по оказии сопровождая еще и немалый груз медикаментов и иных принадлежностей. Неволин должен был еще днем отследить погрузку фрахта на товарной пристани, что и было им проделано со всей добросовестностью. Представитель лекарского сословия, отличавшийся ленцой и безалаберностью, как успел заметить Клим за время их делового сотрудничества, назначил быть с докладом перед самым его отплытием. Явившись на пристань пассажирскую, Клим гадал, не за те ли самые качества, эскулап нынче и удостоился смены начальства, и что делать, если он по своей беспечности не явится совсем – куда девать сопроводительные бумаги? Но тот явился, хотя и в явном подпитии, с Климом по договоренности расплатился и на палубу взошел.
Клим решил подождать отхода судна – и вечер уж близился, и особых дел у него не предвиделось, и хотелось удостовериться, что подопечный субъект не отстанет в последний момент от борта, вдруг захотев «добавить» на берегу. Хотя это Клима вовсе уже не касалось. Но день оказался удачным, дело сделанным, а вечер обещал быть теплым. Почему бы не побездельничать в свое удовольствие? Клим сел на одну из чугунных чушек и наблюдал знакомую картину проводов. Отправление задерживали. Зная по документам, кому принадлежит данный пароходик, Неволин теперь вглядывался в пассажиров на верхней палубе, пытаясь разгадать, что служит причиной задержки. Это можно было позже обсудить за столом у хозяйки, если все закончится курьезно или благополучно, и, наоборот, утаить от нее, чтобы не расстраивать, если что-то пойдет не так. И тут он заметил ее саму.
Теперь уйти нельзя стало из любопытства. Клим никуда не торопился, поэтому просмотрел все сцены спектакля – и препирательства с капитаном, и прибытие небезызвестного гостя, и поспешное: «Отдать швартовы!» после его восхождения на борт. Ситуацию можно было оценить как пикантную, так как путешествие ожидалось с ночными переходами и не в один день. Но так как сплетником, в прямом понимании этого слова, Клим никогда себя не считал, да и не был, положа руку на сердце, то он глубоко задумался. С одной стороны – это, по сути, повод отчитаться перед доверившимся ему Леврецким. С другой – не пойман, не вор. Ну и что, что отплыли на пару? Проверить в одной ли каюте разместились гость и хозяйка возможности нет, а Корней Степанович, видать, тут действительный сердечный интерес имеет, так как бы не напортить раньше времени. Да еще в любой момент мог появиться и второй соискатель – Офиногенов. Но, хотя его-то щадить у Клима не было никаких внутренних позывов, а все ж едино – что знает один, то надо бы знать обоим. А то, что это он, понимаешь, за вершитель судеб получается! Вот задача-то!
Клим дошел до дому, так и не приняв решения. Войдя, он услышал голоса с кухни и был удивлен, так как они не были детскими. Кому бы это оказаться у них в такую пору? Он наскоро разулся в прихожей и пошел на разговор. Сказать, что он был удивлен – мало, потому что у него за столом потчевался чаем никто иной как, только что в мыслях им упоминаемый Леврецкий! Клим смешался. Стал суетливо здороваться, поглядывая то на разморенного гостя, то на Тасечку, что-то еще выкладывающую в тарелки, хотя лакомств было и так в достатке. При ней обсуждать тему Климова соглядатайства было немыслимо, так что это он зря заметался. Посидели, степенно поговорили. Тася была оживленной, как никогда – а то все одна, да одна. Мило провели вечер. Стаська заснула, Глеб подходил к новому гостю со своими поделками, тот не шпынял его, как большинство сторонних взрослых, а обстоятельно вникал в тонкости творений. Все были довольны.
Но Клим ждал момента, когда придется провожать гостя за порог. Тот обстоятельно прощался с домочадцами, благодарил хозяйку, Климу никаких тайных знаков не подавал. Но ведь приходил же за чем-то?! Ведь сидел – ждал Климова прихода! Клим вышел за гостем на крыльцо и дверку прикрыл за собой.
– Во-ооот.. – протянул он, так и не придумав, что же именно поведать доверителю.
– Вечер-то какой, Климушка! – втянув ноздрями аромат какого-то куста, что пах только по ночам, и блаженно улыбаясь, воскликнул умиротворенный гость. – Что так благоухает божественно рядом с твоим благословенным жилищем?
– Корней Степанович, да ты, никак, тоже в поэты подался? – хихикнул Клим на выспренность фразы. – То каприфоль, скорей всего. Жимолость по-простому.
– Благодать! – гость смотрел в небеса и ничего о деле не спрашивал. – Ну, прощай, Климушка. Пригрелся я у домашнего очага, душу мне порадовало твое семейство. Позволишь на досуге еще зайти?