Король рейтингов

– Положи на место, – процедила я.

– Дана Владимировна, вы сегодня какая-то злая, – паясничал анестезиолог, прекрасно зная, что меня бесит, когда берут мои вещи. Пусть те мои лишь условно.

– Я не сегодня, я всегда. А еще эгоистичная и самовлюбленная. Но, кроме этих достоинств, у меня есть и недостатки, – парировала я. – Пижаму верни.

Удивительно, но Лешка, хитро прищурившись и глядя мне прямо в глаза, протянул зеленый комплект.

– Дан, а что ты делаешь сегодня вечером? – внезапно вопросил он.

Хотела ляпнуть: «По плану – подыхаю». Но любопытство оказалось сильнее.

– К чему вопрос?

– Просто у меня есть два билета в Австралию… – заговорщицки сообщил этот клоун.

– Леш, твое чувство юмора можно использовать вместо анестезии: оно как отличный тяжелый лом бьет прямо по затылку.

– Зато благодаря ему ты сейчас не задумчивая и сонная, а злая и собранная.

Я фыркнула и пошла переодеваться.

Все же Лешка балагур и та еще зараза, но чего у него не отнять – это умения взбодрить. После короткого разговора я действительно собралась, будто спала не всего пару часов, а добросовестно мяла полушку треть суток, как и завещал великий физиолог – Иван Петрович Павлов. Кстати, несмотря на то, что оный ученый муж был выдающимся, памятник-то поставили сначала не ему, а его собаке… Судя по всему, она была еще более выдающейся.

С такими мыслями я и вошла в операционную, где уже лежала беременная. Она кусала губы и пыталась одновременно улыбаться – эта смесь тревоги и ожидания радости всегда меня поражала.

Посмотрела на ее тело, которое шторка разделяла пополам: тканевая граница меж вотчиной анестезиолога и акушера была почти эфемерной и в то же время – незыблемой.

Рядом с роженицей уже колдовал Лешка. Сейчас он ничем не напоминал того паяца, которым был десять минут назад. Сосредоточенный, внимательный, он пристально следил за показаниями давления и пульса.

Тишину операционной нарушало лишь бряцанье инструментов. Никаких переглядываний, подмигиваний, шуточек. Это будет потом, когда всё закончится… Ну или почти закончится, и станет ясно, что опасности нет и в извечном бою человека со смертью выиграно еще одно, пусть маленькое, но сражение.

Скальпель рассек сначала верхние ткани. Потом я сделала еще один надрез. Мои движения были отточенными, выверенными. Помню, как еще студенткой училась резать: складывала несколько тетрадных листков один на другой и проводила по жиденькой стопке скальпелем. Нужно было рассечь верхний, не тронув нижний. Сколько я тогда бумаги извела…

Младенец появился на свет вполне здоровый, но очень крупный.

– Четыре с половиной, – на глаз определила неонатолог Светлана Олеговна – дама пожилая, но удивительно проворная, несмотря на свой преклонный возраст. Вот уж кого язык не повернется назвать «бабушкой», хотя ее внуки скоро сами в институт пойдут.

Новорожденный оказался дюже недовольным малым, о чем не преминул тут же всем сообщить. Громко, требовательно и на одной ноте он огласил операционную криком, который был похож на взрыв звуковой гранаты в миниатюре.

– Певцом будет, – усмехнулся Лешка, глядя на голосистого младенца.

– Певцом, отцом, молодцом… – фыркнула Светлана Олеговна, – главное, чтобы здоровым!

И, взяв недовольного новорожденного, понесла его на обработку.

Ребенок попробовал было что-то еще прогорланить, но с неонатологом, которая за свою смену с десяток новорожденных принимала, больно-то не повоюешь. Тем более если из оружия лишь одни высокие ноты.

– Четыре восемьсот, – спустя пару минут сообщила Светлана Олеговна, которая редко ошибалась в весе более чем на сто грамм. – И десятка по Апгару.

Действительно богатырь… Такой едва поместился в роженице, собственный вес которой был едва ли пятьдесят.

Дождавшись выхода плаценты, начала зашивать. Вокруг уже не было тишины. Впрочем, и суеты тоже. Зато была радость. Тихая и светлая. Еще одна жизнь.

Вот только Фортуна – дама капризная. А еще она очень любит разнообразие. И уж если подарила тебе радость, значит, жди в дальнейшем гадость. В моей жизни это был закон, не дававший сбоев.

Спустя час я выслушивала в кабинете начмеда оду. Мата в ней почти не было. Зато присутствовало восхваление меня. Правда, в гомеопатических дозах, но все же…. Это не то чтобы настораживало, а откровенно пугало.

Причина такого странного поведения начальства оказалась простой: приказ министерства. Ну не совсем приказ (иначе бы и деньги выделили), а пожелание. Активное такое пожелание, как родовые потуги, от которых фразой «давайте потерпим-подождем» не отделаешься.

Пару лет назад на федеральном уровне было утверждено: каждое образовательное и лечебное учреждение обязано иметь свой сайт. Обязано. И точка. Это раньше человек без бумажки был таракашкой, а ныне больница без своего домена – не больница, а так, аппендикс при ЖКТ.

Для нашей многопрофильной сайт тоже сделали. Правда, на коленке, отрабатывавшие таким образом свою практику студенты-программисты, но все же… Сайт получился ужасным, страшным, жутко непонятным и унылым. Зато гордо наличествовал на просторах сети, прячась в самом конце ленты результатов поиска браузера.

Коварный онлайн-ресурс глючил даже там, где это было теоретически невозможно. Но, как говорится, нет такого препятствия, которое русский человек не мог бы обматерить, и сайта, который бы он не мог обрушить. В случае же с рунетовской версией нашей многопрофильной и ронять ничего не требовалось. Достаточно было просто зайти на его главную страницу и…

В общем, наш сайт всем своим видом показывал, что лечение в государственной больнице – процесс тяжелый и плохо финансируемый. И вот теперь многомудрые мужи из госаппарата решили, что и этого мало. Нужно быть «ближе к народу», то бишь к больным, и пора бы нашей больнице шагнуть в соцсети. А денег на сей подвиг не выделили, взвалив расходы на плечи медперсонала.

Вот начальство и нашло козу отпущ… пардон, молодую, активную и не обремененную семьей. Меня. Начмед, грузная дама, способная одной левой остановить танк на полном скаку, сдвинула брови и решительно заявила:

– Значит, так, Убий. Тебе задание. Завести в социальных, мать их, сетях страницы. Рассказать, какая у нас отзывчивая больница, отремонтированный персонал, – она запнулась, смутно заподозрив, что сказала что-то не то, но потом махнула рукой. – В общем, что мы достойные и вполне можем конкурировать с частными клиниками, которых нынче развелось, как дрозофил на гнилом помидоре.

Устремленный на меня взгляд словно говорил: «И я знаю, что в одной из них ты, Даночка, подрабатываешь два раза в неделю». Я ответила ей кристально чистым, как байкальские воды, взором: «А вы разве нет?». Ну а кто из нас безгрешен?

В наш немой диалог вмешался стук. Кто-то, энергично сбивая костяшки, рвался в кабинет.

– Войдите! – гаркнула начмед так громко, что я едва не получила контузию.

Самоубийцей, жаждущим встречи со смер… злым начальством, оказался реаниматолог. Кто бы сомневался. Реаниматологам вообще с госпожой костлявой рандеву по должности положены.

– Дана Владимировна, задание понятно? Тогда к концу недели жду отчет. И да, просили, чтобы сделали не для галочки. Вот, почитайте требования. – Передо мной на стол шмякнулись несколько листов, которыми подзакусила скоба степлера. – А теперь свободны.

– Мне некогда… – попыталась в последний раз отбиться я. – Всю неделю ночные дежурства, еще и…

– Убий, – устало вздохнула начмед. – Ну кому этим заниматься-то?

– Интернам, – тут же сдала я недоколлег. – Они моложе и энергичнее, им – самое то по соцсетям ползать.

– Им не дурью маяться, а опыта набираться надо, – фыркнуло начальство. – А то вон у… как его… – Начмед наморщила лоб. – Зябликова! При лапароскопии миоматозных узлов так руки дрожали, что он два раза крючок выронил.

– А может…

– Премию выпишу, – зловеще, словно собиралась прирезать меня без анестезии, пообещала начмед.