Двадцатый - расчет окончен

Глава третья

Ставропольский край. 18–25 апреля

За окнами автомобиля мелькали холмы; на пологих южных скло­нах радовали глаз молодой зеленью ровные ряды виноградников. Вдоль шоссе высились ше­ренги стройных тополей и кипарисов…

Дорохов нехотя поддерживал начатый в начале пути раз­говор с приятелем. Странный разговор – о личной жизни. Странный тем, что крайне редко они с Оськой касались этой тонкой темы. И с чего вдруг он по­лез в эти дебри?..

– Была одна школьная любовь. Давно уж дело происходило, – вздохнул быв­ший капитан. – Почти четыре года письма в училище писала, ждала, но… не судьба.

– Рэ-разлюбила?

– Замуж вышла, когда мне до выпуска оставалось полгода. Молчком, втихоря, будто чего-то боялась… Отец в письме написал, – невесело усмехнулся Артур и, подозрительно глянув на друга, спро­сил: – А чего это ты об этом ба­зар затеял? Сам-то, какого черта до сих пор не женился? Тебе уж два­дцать пять скоро стукнет.

– Сэ-сложный вопрос. Сам в себе рэ-разобраться не могу.

– О, как!..

– Понимаешь, лезет вэ-всякое в голову, – с несвойственной серь­езностью от­вечал тот. – Пэ-психологом, что ли с годами сэ-ста­нов­люсь?..

– Ладно, объясни, психолог – авось как-нибудь пойму.

Оба они были одеты в новенькие штатские костюмы; под пиджа­ками белели свеженькие рубашки, пестрели одинаковые галстуки… Впе­реди рядом с водителем сидел молчаливый сопровождающий, из­редка бросавший на подопечных косой, настороженный взгляд. Ино­марка неслась куда-то на юго-восток – то ли на самый край Ростов­ской области, то ли к северной границе Ставропольского края. Учеб­ный Цент, где предстояло провести долгих пять месяцев и освоить неизвестные дисциплины, находился где-то поблизости. Иначе их на­верняка отправили бы самолетом.

– Видишь ли, Арчи, – горестно вздохнул Оська, – поначалу вэ-вроде, все идет сэ-стандартно: знакомлюсь с пэ-прехорошенькой ба­рышней, охмуряю, встречаюсь с ней, то сё… Отношения поти­хоньку р-развиваются; она начинает нэ-нравится до опупения, и член на нее стоит как водо­напорная бэ-башня. Ходим с ней п-под ручку, как л-ле­бедь с лебед­кой…

– С лебедкой, говоришь? – опять улыбнулся Артур. – И что же дальше?

– А дальше хэ-хрень какая-то сэ-случается. Во-первых, посто­янно попада­ются сэ-странные телки, у которых соски на левых сись­ках почему-то больше пэ-правых. Фигня пэ-прям, какая-то, ей богу!.. Как м-мутанты, мля, после атомной войны!

– Так-так-так, – поторапливал его товарищ, судорожно сдерживая рвавшийся наружу хохот. – И что же?..

– А, во-вторых, в какой-то ответственный момент пэ-пред­став­ляю ее сидящей на унитазе. Будто сидит в раскоряку тужится, бед­няжка, сэ-старается, кор­чится… А на лбу от напряжения сэ-си­няя жилка пульсирует. И, по­нимаешь, всякую охоту эта цэ-цветная кар­тинка вэ-враз отшибает! Вот та­кие дела, бэ-блин, – закончил он тра­гическим голосом и по­смотрел на приятеля в ожидании поддержки и соболез­нования.

Артур же, сам чуть не посинев от напряжения, икал и беззвучно дергался. Расслабиться, дать выход эмоциям и заржать в полный го­лос не позволяла обстановка с наличием «на борту» незнакомых лю­дей. Потому, при­крыв ладонями рот, он издавал утробные звуки и да­вился.

Сашка обиженно отвернулся…

Наконец, успокоившись, Дорохов обнял его и, похлопав по плечу, шепнул:

– Тебе, Оська, самому к психологу наведаться надо. Пульсирую­щие синие жилки на лбу – не к добру…

Потом они надолго замолчали, глядя в разные стороны – на про­носив­шие за окнами весенние пейзажи. Даже шутки после чудесного из­бавления от досаждавших допросами следователей, от мрачных ка­зематов, не спасали от череды вопросов относительно туманного буду­щего. И чертовы вопросы, сами собой вмешивались в любой мыс­лительный процесс, исподволь отодвигая все остальное, включая хо­рошее настроение и радость от вновь обретенной свободы. Куда их везли? С какой целью? Что ожидало впе­реди?.. Да, следствие по делу расстрела пас­сажиров «уазика» закончи­лось так же неожиданно, как и началось; но какую цену придется за­платить за подарок капризной фортуны?..

Верещагин выполнил обещание, еще раз подтвердив репутацию боевого генерала, никогда не бросающего слов на ветер. Ровно через сутки после эпопеи в изоляторе, он пожаловал на гарнизонную гаупт­вахту с каким-то невзрачным мужиком в сером костюмчике. По его приказу двух спецназовцев привели в комнату для свиданий, где и со­стоялся короткий деловой разговор…

Вернее сначала последовал монолог – речь держал незнакомец с проницательным холодным взглядом. Не представляясь и не вдава­ясь в подробности своей работы, неизвестный визитер обрисовал пер­спективы выпускни­ков засекреченной школы: контракт сроком от двух до де­сяти лет с житием в закрытом гар­низоне, короткими ко­мандировками за границу, полным содержанием и бо­лее чем прилич­ными за­работками.

Услышав о предстоящих поездках за границу, Оська загорелся, воспрянул духом, да мужик, заметив перемену, предостерег: мол, прецеденты побегов были. Но беглецов отлавливают и сурово нака­зывают; к тому же и родственникам отважного глупца не поздоро­вится…

Затем, положив перед Дороховым и Осишвили уже знакомый текст на стандартных листках, заезжий гость дал на размышление це­лых пять минут. Вот тогда-то и завязалось подобие разговора…

– А, мое з-заикание вы в расчет не берете? – пустил в ход по­следний довод Сашка. – З-зачем я вам такой н-нужен?

– Ваш недостаток не имеет большого значения, – парировал гость в штатском. И пояснил: – Чем меньше и непонятнее говорят наши выпускники – тем лучше.

– Меня смущает только одно, – дождавшись своей очереди, по­дал голос Артур, – слишком однообразный текст: подписавший обя­зан выполнять приказы, хранить молчание, беспрекословно подчи­няться; должен соблюдать, овладевать, достигать… И снова: обязан, должен… А где, просите, обязанности и гарантии тех, кто нанимает нас и посылает в этот… непонятный учебный Центр?

Глянув на часы, мужик усмехнулся:

– Никаких гарантий мы не даем. Мы лишь качественно обучаем наших курсантов, что является неким залогом их успешной дальней­шей работы. Однако согласитесь, и здесь никто не гарантирует вам выход на свободу живыми и здоровыми после пятнадцатилетнего срока за решеткой.

Максим Федорович, поймав растерянный взгляд капитана, неоп­ределенно пожал плечами: дескать, решайте, парни, сами.

И парни решили. Пришлось решить – выбор ассортиментом не баловал…

– Подъезжаем, – не оборачиваясь, проинформировал сопровож­дающий.

Машина нырнула с шоссе на второстепенную дорогу, проехала через густой лесок, обогнула горушку с прямоугольником старого кладбища на пологом склоне и… остановилась перед массивными железными воро­тами. В обе стороны от ворот уходил высоченный бе­тонный за­бор с пущенной поверху «егозой». Ника­ких знаков, выве­сок, табли­чек…

Пока металлическая плита с грохотом отъезжала вправо, сотруд­ник школы инструктировал:

– Сегодня от меня ни на шаг. Сейчас зайдем на вещевой склад – подберем рабочую и тренировочную одежду, обувь. Затем стрижка, помывка в душе и в медсанчасть на обследование.

– Опять сэ-стричься, – недовольно проворчал Оська, проводя ла­донью по коротким темным волосам.

– Вас постригут наголо. Таковы правила, – отрезал мужчина и монотонно продолжил наставления: – После обследова­ния ужин в столовой; далее размещение в казарме. Ни с кем из кур­сантов не раз­говаривать, никуда самовольно не отлу­чатся. Все во­просы только ко мне.

– А увольнения в город контрактом пэ-предусмотрены?

– За ворота этой школы вас выпустят в двух случаях: либо после ее окончания – через пять месяцев, либо раньше – на соседнее клад­бище.

– Это которое пэ-проезжали минуту назад?

– Совершенно верно.

– Кэ-красивое местечко, мне понравилось…

– Еще вопросы есть?..

В салоне воцарилось молчание…

Впереди показался еще один забор, отделяющий первый контур охраняемой территории от второго.