Линия жизни

В один из приездов на Платину я, как обычно, встретился со своими друзьями– ремесленниками, так называли учащихся ремесленных училищ, и от них узнал, что в марте в РУ проводится дополнительный набор одной группы электрослесарей-сборщиков электрических машин, и занятия начнутся с первого апреля. Это был, конечно, шанс. Во-первых, я теперь уже проходил по возрасту, а, во-вторых, Юра был старостой группы токарей и мог замолвить за меня слово. Кроме того, в это время мне был присвоен третий спортивный разряд по лыжам (немного не дотянул до второго) и третий юношеский разряд по боксу. Да ещё первое место в школе по шашкам. Это были весомые аргументы в мою пользу – при приёме в любое учебное заведение занятия спортом давали несомненное преимущество. Короче: ударник учёбы, спортсмен, комсомолец и просто красавец!

Школа со мной расставалась с сожалением: всё-таки за этот короткий период я смог неплохо проявить себя, а вот интернат – с радостью и облегчением. Освобождалось место лидера, и на него было несколько претендентов. Что ни говори, в интернате перечить мне и руководить пацанами через мою голову не мог никто.

Баранча. 1961 год. Не всесоюзный староста

В этот раз приём в ремесленное прошёл без запинки, и 1 апреля 1961 года мы, учащиеся одиннадцатой группы РУ №13 посёлка Баранчинский, смогли увидеть друг друга и познакомиться.

Кстати, число 13 впоследствии каким-то мистическим образом прошло через всю мою жизнь. Причём, в положительном смысле. А ведь его боятся многие, называя чёртовой дюжиной, но только не я: везде, где присутствовало число 13, мне всегда очень везло.

Когда я уходил из школы, за мной увязался Толя Спирин, и, как ни странно, его тоже приняли в нашу группу.

В этот же день нам представили мастера производственного обучения, Гущина Бориса Александровича, в будущем – директора этого самого училища. Но это в будущем, а на тот момент Борис Александрович отслужил на Тихоокеанском флоте, окончил техникум, и, конечно, понравился нам всем и сразу. Он, хоть и пытался казаться строгим и требовательным, был душа-человек.

Дни теоретического обучения сразу же стали чередоваться с днями практики.

Так мы попали на завод имени Михал Иваныча Калинина. Когда-то, в далёкие предреволюционные годы, Всесоюзный Староста работал слесарем на этом заводе, точнее, на Ревельском заводе «Вольта» – предтече Баранчинского электромеханического. Справедливости ради нужно отметить, что трудился он там недолго: с марта девятьсот первого до января девятьсот третьего. Видимо, те два года, что юный Миша Калинин простоял у станка, окончательно отбили у него охоту к честному труду, но зато укрепили революционные убеждения, ибо с той поры Михал Иваныч больше ни дня не работал, посвятив всего себя делу борьбы с существующим общественным строем.

Теперь его станок – токарный – находился в специально отведённом павильоне, как напоминание о славном трудовом прошлом председателя ЦИК СССР. Кстати, такой же стоял на Путиловском заводе, где Миша задержался несколько дольше – два года. Для подрастающего поколения этот станок должен был, по всей видимости, стать символом того, что советской молодёжи все пути открыты, а перспективы её безграничны – вплоть до членства в Политбюро ЦК КПСС. Правда, в годы перестройки вокруг этого символа можно было наблюдать кучки говна – своеобразные знаки обманутых надежд – так «племя молодое незнакомое» благодарило патриарха Великой Революции за его подвиги и свершения.

* **

Однажды на практических занятиях, через несколько недель после начала учёбы, когда мы, двадцать пять человек, уже неплохо знали друг друга, Борис Александрович предложил выбрать старосту группы – так полагалось. Староста помогал мастеру в руководстве, докладывал директору училища на утренней линейке о присутствующих и отсутствующих, отвечал за организацию питания и выполнял ряд других обязанностей. Вот простой пример. Мастерские училища находились на территории завода, и группа учащихся должна была в отведённое для перерыва время дойти до училища, в течение двадцати минут накрыть столы (это делали дежурные, пока все остальные раздевались и мыли руки), пообедать и убрать за собой посуду. Дело в том, что столовая вмещала не более двух групп, а за два часа должно было пообедать всё училище.

Вот там я и научился есть быстро, и до сих пор не могу разучиться.

На старосте лежали многие организационные вопросы, и, естественно, нужно было выбрать такого, которому бы все члены коллектива подчинялись, не игнорируя его предложения и распоряжения. Поэтому для меня было неожиданным услышать свою фамилию. Оказалось, инициативу проявил Толя Спирин. Этот пройдоха за короткий период нашего пребывания в училище уже распиарил ребятам меня и мои подвиги. Но у местных, а их в группе было достаточно много, была другая кандидатура – Володи Игумнова. Тем не менее, несмотря на то, что местные ребята хорошо друг друга знали, а, может, благодаря этому, при голосовании прошла моя кандидатура, что было отмечено приказом по училищу. Так, с лёгкой руки Толи Спирина, я опять попал в начальники.

В луже у порога

С Толей связано ещё одно комическое обстоятельство. При зачислении в училище нам объявили, что сразу обеспечить общежитием не смогут. Изначально училище было создано заводом в расчёте на подрастающее поколение посёлка, но постепенно, с увеличением мощности и расширением производственных площадей, рабочих требовалось всё больше, и удовлетворять потребности завода только за счёт местного населения стало затруднительно. Следовательно, встал вопрос о привлечении иногородних. Его решили, увеличив количество учебных групп, а вот увеличить количество мест в общежитии оказалось гораздо сложнее, поэтому многие учащиеся были вынуждены искать приюта в частных домах, благо их в посёлке было процентов девяносто. Приезжим в поселении не отказывали, да и деньги за проживание, хоть и небольшие, были нелишними в каждой семье.

Учащиеся второго года обучения, даже имея место в общежитии, всё же старались уйти на квартиру, так как хотели больше самостоятельности и старались избежать повседневного надзора. Их места занимали те, у кого была необходимость.

Для девочек мест в общежитии вообще не было: они должны были или быть местными или снимать жильё. В училище девчат принимали на обучение специальностям токаря, обмотчика электрических машин; впоследствии была открыта группа штукатуров-маляров.

Освобождение мест в общежитии происходило летом, после окончания старшими группами курса обучения, а так как наша группа комплектовалась весной, до лета нам вообще ничего не светило. Нужно было искать угол. Тут мой приятель Толя проявил свойственную ему прыть и нашёл дом, который готов был приютить его, а чтобы я не искал другой угол, он предложил мне жить вместе. Тем более что до нас в этом доме, как он объяснил мне, жили двое «ремесленников», которые уже выпустились из училища.

Я, конечно, согласился, о чём потом сильно пожалел. С прекрасным настроением, довольный тем, что так быстро удалось найти ночлег в чужом месте, я шёл принимать арендованную Толиком жилплощадь, но когда увидел «апартаменты», мне стало плохо. Площадь комнаты была не больше десяти метров, а сама она скорее напоминала незапущенную в работу баню. На этих десяти метрах проживала женщина с двумя детьми: мальчиком лет шести и взрослой дочерью. Хозяйка не работала, потому и сдавала жильцам часть пола у входной двери, точнее, у порога, где мы и должны были спать. Принимая во внимание то, что жить тут нам предстоит от силы пару месяцев, и что здесь мы будем, практически, только ночевать, а также удобное расположение недалеко от училища, я смирился. Кроме того, особым комфортом избалован не был.

Из училища принесли пару матрасов, одеяла, подушки и, устроившись у порога, после трудного первого дня мгновенно заснули.

Среди ночи я проснулся от того, что какая-то тёплая жидкость заливала мне бок. Оказалось, что мой сосед элементарно обоссался, ну, естественно, мокрым оказался и я. С возгласами возмущения я тут же растолкал Толика, но был ли смысл возмущаться, когда дело уже сделано!