День космонавтики

Лия выглядела неплохо для человека, которому три дня назад отрезали ноги. Еще вчера она не могла даже руки поднять, а сегодня сидела, разговаривала и находила силы на злость и гнев. Сейчас она покрылась испариной и совсем позеленела от слабости, но все равно упрямо выкручивала детали.

Сэм все вспоминал историю, которую когда-то ему рассказал Даг. Его кузен попал в аварию и пролежал в реанимации три дня, а потом очнулся и выглядел словно огурчик – болтал с родственниками, сидел на кровати, ел и даже предлагал жене заняться сексом. Он умер ночью через пару дней. Врачи сказали, что у безнадежных больных часто случается всплеск активности незадолго до смерти. Кажется, что они идут на поправку, а потом тихо угасают за несколько часов.

Лия уронила раструб, и Сэм вздрогнул от громкого металлического лязга.

– Пошло все к черту! – Лия швырнула еще одну трубку в противоположную стенку. Кусок трубы чуть не угодил Сэму по голове. – И ты иди к черту, Сэм. Почему мы разговариваем, будто все нормально? Почему обсуждаем будущее, которого не будет? Юпитер, детей. Ничего этого не будет.

– Думаешь, я этого не понимаю? – Сэму стало больно где-то внутри.

– Думаю, нет. Кажется, будто ты все еще надеешься на что-то. Но надеяться не на что! – Лия хотела вскочить с кресла, но рухнула обратно. Обмотанные бинтами культи беспомощно висели в воздухе. – Мы сдохнем, когда закончится паек.

– Что мне еще сделать? Я сделал все, что мог для нашего спасения.

– Да! Ты отрезал мне ноги. И я буду благодарна тебе до самой смерти. Еще примерно пару месяцев!

Сэм вспомнил, как ломал себя, чтобы изувечить родное и любимое тело, ломал ради крохотной надежды на спасение. Возможно, он совершил ошибку, но не знал, как еще можно было остановить кровотечение и инфекцию.

– Несправедливо обвинять только меня. Ты тоже голосовала за высадку.

Лия изменилась в лице и схватила с пульта увесистую деталь. Сэму показалось, что воздух перед ним заколебался. Он замешкался, и деталь, брошенная Лией, угодила ему прямо в лоб. Наступила темнота.

Часть третья. Пропало все, кроме надежды

Эту арию Энрико Карузо Сэм услышал в раннем детстве, когда летал с родителями в отпуск на Землю. В Нью-Йорке Бёрки зашли в музей двадцатого века и попали на тематический оперный день Карузо. Именно из-за его бархатистого тенора Сэм полюбил музыку и больше не смог разлюбить.

– Сэм, проснись, – голос Лии прервал партию Отелло. Сэм растерялся: вспыхнул стыд и непонятное желание слушать Карузо дальше, а не разговаривать с женой. – Да проснись же.

Карузо замолчал, пришлось открыть глаза.

– Что происходит? – Сэм сел на кровати и наткнулся на испуганный взгляд Лии.

– Я проснулась полчаса назад, а ты все дрыхнешь.

Сэм огляделся. Он лежал на конструкции, которая притворялась кроватью – скорее это напоминало выцветший лепесток тюльпана, который подвесили в воздухе, рядом с другим таким же лепестком. В серой комнате, похожей на тюремную камеру, было мрачновато. Наверное, из-за мигающего освещения и странной штуки в центре, вроде похожей на стол, но почему-то кривобокой и пористой, словно пемза. Стоящие вокруг «стулья» походили на пеньки, заросшие мхом.

– Если это предсмертные галлюцинации, я бы не отказался от моря и пляжа. – Серость ответила очередным перемигиванием потолочных ламп. Сэм перевел глаза на Лию. Она стояла рядом в новеньком сером комбинезоне с кучей карманов. Стояла! – Что я пропустил?

– Представь себе, я тоже пропустила, когда у меня отросли ноги, – Лия задрала штанину и продемонстрировала одну целехенькую щиколотку, потом вторую.

Сэм сполз с «лепестка» и нерешительно застыл рядом с женой, разглядывая свой серый комбинезон, такой же, как у нее. Потом задумался. Ладно, какие тут могут быть обиды, когда вокруг не пойми что. Он подхватил Лию и посадил на «лепесток». Наклонился к оголенным щиколоткам, рассмотрел поближе.

– Как они могли отрасти? – Сэм тоже потыкал в щиколотки и снял с нее кроссовки, точные копии своих. Где обувь Лии он уже не помнил. Все пальцы были на месте – по пять на каждой ноге. – Как ты себя чувствуешь?

– Нормально. Хорошо, – Лия выглядела озадаченной. – Лихорадка прошла.

Сэм многозначительно хмыкнул.

– Ни следа. Даже шрамов нет, – он выпрямился, не веря своим глазам. Из-за этого облегчение не наступало, все казалось сном.

– Да, у тебя тоже, – Лия засмущалась, и в ответ на вопросительный взгляд Сэма добавила: – Я помню, что попала в тебя трубой. Не зря же в юности занималась спортом – биатлон и метания. У тебя должен был остаться хотя бы синяк, но ничего нет.

Лия несмело дотронулась до его лба, отбрасывая волосы. Сэм застыл. Последние дни были адом, и не хватало именно таких прикосновений, нежных и требовательных одновременно, словно Лия предъявляла права на то, чтобы дотрагиваться до Сэма в любое время, гладить и ласкать. Как раньше. Он схватил ее руку и прижал к губам, закрыв глаза. Фиг с морем и пляжем, тут лучше. Теперь он боялся, что галлюцинация рассеется и он проснется в разбитом шаттле с контузией и мертвой женой.

– Я не понимаю, что происходит. Мне страшно, – Лия съежилась, тревожно оглядывая серую комнату.

– Все будет хорошо, – Сэм обнял жену, надеясь, что она хорошенько его саданула и контузия продлится подольше.

В серой стене распахнулась дверь. В комнату зашел приземистый коренастый рептилоид, чем-то похожий на банковского работника. На ярко-синего банковского работника, словно воплотились мечты ребенка, дорвавшегося до красок, и он разрисовал фигурку жутким аквамарином. И так втянулся, что не стал отвлекаться на волосы, уши и прочие детали – чего-то невнятного посреди лица вполне хватило. На рептилоиде красовался черный «костюм» – брюки, пиджак, почти как дома на Марсе, только зауженные у запястий и щиколоток, а еще с обилием карманов. Рептилоид молча прошел к «столу», поставил на «пенек» портфель и начал выкладывать на «стол» бумажки. Против ожиданий, бумажки не соскальзывали, а словно прилипали к пористой поверхности.

Сэм, как зачарованный, наблюдал, за растущими кучками и сжимал Лию в объятьях.

Рептилоид остановился и повернулся к ним.

– Прошу, садитесь, – он указал рукой на «пеньки» с другой стороны «стола», убрал портфель на пол и сел, смотря прямо перед собой. Голос синего оказался скрипучим мелом, Сэм поморщился.

Сэм посмотрел на Лию, она пожала плечами. Оставалось только сесть на «пеньки».

– Я безмерно рад первому контакту с внеземной цивилизацией, – брякнул Сэм, усевшись на неудобный «пенек». Если это все-таки не галлюцинация, то за эти слова ему будет потом стыдно, особенно если их занесут в историю. Лия укоризненно покосилась. Точно, фраза неудачная.

– Вы меня не помните? – визитер терпеливо ждал ответа.

Сэм и Лия переглянулись и помотали головами.

– Что ж, начнем с начала. Меня зовут Ганде Пу. Я агент по восстановлению прав на Раштукишасгоссе.

– Что? – переспросил Сэм. Окончание реплики потерялось в скрипящих шипящих.

Ганде Пу протянул им клочок бумаги, который достал из кармана.

– Вот моя визитная карточка. Я на связи каждый третий четверг месяца, а также каждый понедельник по предварительной записи.

– Хм, спасибо, – Сэм взял протянутую карточку, наблюдая, как Ганде Пу мигает сначала одним веком – горизонтальным, а потом другим – вертикальным. – А я Сэм Бёрк, а это моя жена Лия.

Ганде Пу снова помигал, сначала так, потом по-другому.

– Вся информация о вас зафиксирована в протоколе, сохранена на электронный носитель и распечатана в пяти экземплярах – для судьи, защитника, обвинителя, секретариата и архива. Вам не стоит тратить время на повторения.

– Для обвинителя? – переспросил немного обалдевший Сэм.

– Повторения? – одновременно переспросила Лия.

Ганде Пу поморгал им.

– Гибернация при перелете оказала на вас незапланированное влияние – вы забыли события последних двух недель. Мы раньше не сталкивались с вашим видом и не знали о такой особенности. Я говорил с вами много раз, и получил все необходимые сведения. Вы помните обвинение?