Страница 7 из 8
— Вы хотите меня уволить? — говорит Лиля тоскливо.
— Что?! Нет! — слишком громко отвечаю.
На нас оборачиваются посетители. Олег с Пашкой затихают и тоже смотрят в нашу сторону. Я ободряюще им улыбаюсь и показываю большой палец. Они делают в ответ то же самое и возвращаются к играм в планшетах и разговорам.
— Я не собираюсь тебя увольнять, Лиля, — ворчу я. — Я хотела попросить тебя быть внимательней.
— Мальчикам что-то угрожает? — с опаской спрашивает.
Я вздыхаю, понимая, что требую от простой няни слишком многого. В конце концов, она устроилась ко мне приглядывать за мальчишками, помогать им с уроками и время от времени готовить. В ее обязанности не входит не позволять их родному отцу приближаться.
— Ладно, забудь, — прошу ее. — Я что-нибудь придумаю. Мальчикам пока ни слова.
Она кивает и возвращает взгляд к меню, а я понимаю, что совсем не хочу есть и не знаю, что делать дальше. Слава определенно приедет сегодня. И хорошо, если он не станет поджидать нас у подъезда.
После ужина мы отправляемся домой. Рома говорит, что уже едет к нам, и я немного расслабляюсь. Пока мы доедем, он уже будет ждать нас у подъезда и если что — защитит. Вначале я отвожу Лилю домой, и только потом двигаюсь к нашему дому. С каждым километром внутри что-то переворачивается. Я боюсь увидеть там Славу с теми подарками, о которых он говорил вчера. Приближаясь к подъезду, глушу двигатель и поворачиваюсь к мальчикам. Нужно им рассказать.
— Мам, там папа? — удивленно спрашивает Олег.
Я не успеваю даже повернуться, как он отщелкивает ремень и выскакивает на улицу. Паша следует за ним, правда, не так резво. Скорее, даже нехотя. Мне не остается ничего другого, как пойти за ребятами. Слава стоит в паре метров от автомобиля, с огромными пакетами в руках и искренней настолько, насколько он умеет, улыбкой.
— Папа! — Олег бежит к нему, не обращая внимания на подарки, обнимает его и не отходит ни на шаг.
Пашка остается рядом со мной, смотрит на отца исподлобья и складывает руки на груди. К отцу не спешит, но Паша никогда не был с ним близок, тянулся всегда больше ко мне, защищал, когда мы ссорились, хотя и мелкий тогда еще был. Мы семь лет назад, считай, развелись. Ребятам тогда по пять было, маленькие. Олег трудно переживал, с Пашой было проще. Потом как-то устаканилось, но сейчас я отчетливо вижу, что один из сыновей соскучился по отцу, требует его внимания, в то время, как второй стоит в стороне.
Слава обнимает сына, треплет его по волосам, осматривает, будто не веря, что тот так вырос. После он, наконец, сосредотачивает взгляд на нас с Пашей. На меня смотрит с превосходством, а на сына с ожиданием. От его пристального взгляда я вынуждена обхватить себя руками, закрываясь.
— А ты что, Паш? — спрашивает у второго сына, теряя ко мне интерес. — Не соскучился, значит?
— Ты нас бросил, — шипит Пашка, подходя ко мне и обнимая меня за плечи.
Ему всего двенадцать, а он умело считывает мою растерянность. Своими объятиями будто защищает меня от отца, которого считает предателем. Наверное, это неправильно, но я и не думаю пресекать его ненависть, как-то разубеждать его, говорить, что он не прав. Это вранье. Слава действительно их бросил. Оставил на три года, а вернулся будто и не было ничего. Будто так и должно быть.
— Вижу, все так же остался маменькиным сынком, — кривится Слава, вызывая во мне желание хорошенько ему врезать.
— Не слушай его, Паш, — подбадриваю сына, хватая его за руку, которой он меня обнимает. — Ты самый лучший.
— Ты главное не волнуйся, мам, — тихо говорит мне. — И не плачь, ладно? Не вздумай плакать.
Слезы сами подкатывают к глазам после его слов. Не потому, что мне неприятно присутствие Славы, а из-за того, как сын меня поддерживает. Я молча киваю, смаргиваю слезы и ободряюще улыбаюсь Пашке, давая понять, что все в порядке. Он вырос так. Достает мне до плеча, а я ведь не маленькая ростом, вытянулся, стал широким в плечах. Еще несколько лет, и отбоя от девчонок не будет. Я думаю об этом, чтобы отвлечься и успокоиться, чтобы не хотеть врезать Славе и не выставить себя неуравновешенной истеричкой перед сыновьями.
— Я и тебе подарки привез, — не унимается Слава, обращаясь к Паше. — Точно не хочешь подойти?
— Не хочу. И подарков твоих мне не надо.
— Ну, раз не надо...
Слава пожимает плечами и отдает пакеты, что держит в одной руке, Олегу. Те, что сжимает пальцами другой относит к себе в машину и запихивает в багажник. Я же мотаю головой и понимаю, что он даже не пытается заслужить расположение Пашки. Напротив, настраивает ребят друг против друга, заставляет выбирать, сомневаться. Паша ведь тоже ребенок, что ему стоило проглотить обиду и дать эти пакеты. Не ему, если не возьмет, так мне.
Вот это демонстративное пренебрежение, мол, смотри чего ты лишаешься. Брату за его лояльность я вручил дары, а ты остаешься ни с чем. Все потому что маменькин сынок, хотя Паша никогда таким не был. И Олег тоже. Они самостоятельные, самые лучшие, взрослые и понимающие. Они опора, которую Слава умело расшатывает.
Я осматриваюсь. Ромы еще нет. В принципе, все самое ужасное уже случилось. Приди Слава в квартиру, как-то можно было бы оградить ребят, но на улице у меня не было ни единого шанса.
— Может, пригласишь в дом? — спрашивает с усмешкой, автоматически ставя себя на ранг выше.
— Извини, не приглашу, — отказываю. — Мы с ребятами устали и уже поздно.
— Мам, ну пожалуйста, — выпрашивает Олег.
— Нет, — остаюсь на своем. — Папа сможет прийти к вам завтра. Сегодня мы идем домой одни.
Олег недоволен, но слушается, прощается с отцом и поникший идет к двери. Я даю Паше ключи и велю им идти домой.
— Мы несколько минут поговорим. Идите.
Без поддержки сына я чувствую себя в опасности рядом с, как оказывается, совершенно незнакомым мне человеком. Того мужчины, которого я знала семь лет назад, давно нет. Сейчас вместо него самоуверенный ублюдок, который думает, что вправе принимать решения относительно детей, которых не видел три года.
— Я думала, что получится решить по-другому, — говорю ему. — С завтрашнего дня я подключаю юристов, видеться с детьми ты сможешь только после решения суда. Тебя не было три года, Славик. Три долбанных года. А теперь ты заявляешься в подарками и улыбками, оскорбляешь того сына, которому неугоден и поощряешь другого! Ты кем себя, мать твою, возомнил?!
— Отцом.
— Хреновый из тебя отец, Славик. Ты три года просрал и совсем не знаешь своих детей. Они выросли. Ты им в качестве подарка что приволок? Автоматы и пистолеты? Джедайские мечи?
— Увидишь, — с улыбкой произносит Слава.
Он совершенно спокоен, в то время как я не на шутку распалена. Зла на него за то, что у него всё просто. Он не думает о чувствах детей, вертит ими так, как хочет. Сегодня я хороший папа, завтра могу пропасть, а затем снова появиться и улыбнувшись, спросить, почему один из сыновей отворачивает от меня голову. Была бы под рукой ваза — так бы и разбила ее о его голову, но увы ни вазы, ни чего-то, чего не жалко, у меня нет.
При этом я понимаю, что к самому Славе у меня нет абсолютно никаких чувств. Они умерли еще во время последнего года нашей семейной жизни. Четыре года после мы спокойно уживались, он мне не мешал, забирал детей, гулял с ними, изредка дарил подарки. Был неплохим отцом, за исключением последних трех лет. Я ненавижу его за них. За то, что Олег всё это время его ждал, за злость и обиду Паши, за то, как он с ним обошелся. Руки чешутся ворваться в квартиру и выбросить его подарки Олегу через окно.
Я зла за его длительное отсутствие и нежелание хотя бы извиниться. Он ведь заявился, как будто так и должно быть. И повел себя не как виноватый за длительное отсутствие отец, а как герой, нашедший в себе силы спасти человечество. Ждал, что к нему побегут. Частично дождался. Я помню этот триумф в его глазах, когда Олег подбежал, обнял. Он чувствовал себя победителем.